По дороге в рай

— Так будет. Я так хочу, – отодвинул ее в сторону и вышел, закрыв за собой дверь.

Рита вернулась к кровати, села и посмотрела в окно. Темная полоса была ровной, словно прочерченной по линейке.

"Сегодня будет сумасшедший день, – подумала она спокойно, как будто вовсе не о себе. – Жаль, что не последний".

Над пыльной дорогой вставало солнце.

Главная и единственная площадь города к трем часам заполнилась народом. Люди оживленно переговаривались, что-то жевали на ходу, бросая тут же на землю бумажки и кусочки. Рита в диком фантастическом наряде, этакой смеси свадебного платья и костюма эпохи средневековья, вжималась в жалкое подобие трона, загнанно выискивая в толпе хоть одно живое лицо, хоть одни глаза, в которых мелькнула бы искра если не протеста, то хотя бы возмущения. Искала, но не находила. Мак восседал рядом в неизменной черной рубахе, бесстрастно взирая на происходящее черными мертвыми кругами очков. На трибуну, обтянутую черным бархатом, взобрался человек:

— Дорогие мои сограждане! Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать знаменательный день: юбилей нашего города! Ровно месяц тому назад первые из нас, увидев красоту здешнего места, решили здесь остаться. Один за другим подходили единомышленники и, воодушевленные идеей первых энтузиастов, включались в работу. И вот сегодня мы видим результат. Это еще, конечно, только начало, но все мы, я уверен, совершенно точно знаем, что работы предстоит еще очень много, чтобы сделать наш город идеальным во всех отношениях! И скоро у каждого будет все, чего он заслуживает. И мы этого достигнем благодаря твердой руке и светлому уму человека, без которого нашего города просто не было бы!

Взоры слушателей на несколько мгновений обратились в сторону бесстрастного лица Мака. Кто-то захлопал в ладоши, кто-то тонким писклявым голосом крикнул:

— Ура!

— Мы все будем стараться... – продолжал оратор, брызгая слюной на головы внизу стоящих.

— Зачем тебе нужен этот фарс? – еле слышно, одними губами шепнула Рита, чувствуя, что ее уже мутит от всего происходящего. На лице Мака не дрогнул ни один мускул, но Рите вдруг показалось, что он безудержно и зло хохочет. Оратор буйствовал в том же духе, толпа безмолвно внимала, единодушно реагируя в нужных местах аплодисментами и возгласами одобрения. Рита забралась куда-то совсем внутрь себя, чувствуя, что тошнота уже подкатывает к горлу.

Первый оратор закончил речь и под одобрительный гул сошел со сцены, стирая рукавом пиджака слюну с губ. На трибуну тут же взобрался второй. Этот был из черных и выглядел ужасно мрачно:

— Правительство города объявляет конкурс на лучшее название города. Листки с предложениями и обязательной подписью автора опускать вон в ту урну. Анонимные предложения будут караться в соответствии с законом о всеобщей открытости, пункт второй, подпункт В. Предложившему лучшее название будет вручен приз, и имя его внесут в книгу почетных граждан города под номером два.

Толпа оживленно загалдела, и поток людей ринулся в сторону урны и столика с чистыми листками.

— А также ему будет предоставлена честь открыть первый памятник нашего города. – Черный повел рукой в сторону какого-то громоздкого сооружения, укутанного в серые тряпки и стоящего ровно в центре площади.

Заиграла музыка, и голос первого оратора возвестил, срываясь на фальцет от восторга:

— Напитки и закуска сегодня выдаются бесплатно!

— За что ты их всех так ненавидишь? – не поворачивая головы, спросила Рита, наблюдая, как люди давятся у продуктовых палаток и киосков, толкаясь и ругаясь, словно желая наесться и напиться на дармовщину впрок.

— Это – стадо, – не разжимая губ, бросил Мак, и Рита вздрогнула, потому что не ждала ответа.

— Улыбайся! – приказал Мак, и Рита почувствовала, как против ее воли губы ее растягиваются в улыбку.

Она стиснула их и судорожным усилием сбросила с лица эту улыбку. Та еще долго валялась в пыли, потом кто-то наткнулся на нее, удивившись, и, поглядев по сторонам, чтобы никто не видел, жадным быстрым движением напялил ее себе на лицо и двинулся почти бегом с этого места, унося ее на губах. Рита нагнулась через перила и ее вырвало.

— Хочешь, я дам название твоему городу? – спросила она, вытирая побелевшие губы платком. – Хорошее такое название... СОВОК. Здорово?!

Она засмеялась, чувствуя, что действие таблеток и водки, предусмотрительно проглоченных ею с утра, кончается, и тогда станет совсем плохо:

— Все дерьмо и грязь всегда собираются в него большим таким веником. Давай, чего ты теряешься? Объяви себя Веником Первым и царствуй! Ну, как, заслужила я приз?!

Она смеялась и лихорадочно соображала, куда засунула еще пол-упаковки транквилизаторов. Мак молча поднялся, черные люди как-то очень быстро заставили толпу молчать и слушать. В давке у палаток тоже все стихло.

— Название города выбрано! – провозгласил один из черных. Толпа заинтересованно загудела.

Черный вытащил из кармана листок бумаги и громко, отчетливо зачитал:

— Гуманное Общество Мыслящих Системой Координат. Сокращенно: ГОМСК.

Люди радостно зааплодировали, переглядываясь, словно пытались угадать, кому из них пришла в голову такая гениальная мысль.

— Право открыть памятник предоставляется... – черный сделал многозначительную паузу, толпа безмолвствовала в напряжен ном ожидании, Мак протянул руку Рите и почти насильно поднял ее с трона. – Королеве бала! – торжественно завершил черный.

Площадь взорвалась овациями. Рита зашлась истерическим хохотом. Мак, крепко держа ее за руку, свел по ступеням и повел к сооружению в центре площади. Сзади конвоем шагали четверо черных. Вторая рука Риты лихорадочно вытаскивала маленькие круглые таблетки из упаковки, найденной наконец в кармане платья.

Очутившись прямо перед этой громадой, прежде чем повернуться, она бросила в рот все, что было в ее ладони, и потянула за ту веревку, на которую ей указали. Серая ткань упала к ее ногам. Среди толпы пронесся возглас удивления и восторга. Прямо посреди площади стояла точная копия автобуса. Его бетонные колеса прочно вросли в асфальт, двери были раскрыты, внутри салона располагались сиденья, но сделаны они были как-то так, что сесть на них не возникало никакого желанья, наоборот, хотелось бежать, бежать как можно скорее от этого мертвого искусственного монстра. Почти обезумевшая Рита подняла глаза на Мака и увидела, что он улыбается. Улыбается, торжествуя. Уже совсем не понимая, что делает, она бросилась на памятник с кулаками, точно могла сломать его, смешать с пылью, разнести на мелкие осколки бетона и пластика. Черные люди буквально отлепили ее от стены автобуса и отвели обратно на трон. В автобус хлынули люди, хохоча и занимая места, чтобы сфотографироваться на сиденье или стоя, держась за поручни. Мак снова восседал рядом с Ритой, величественный и спокойный. На трибуну взобрался один из черных:

— Сегодня за чертой нашего города открыт новый развлекательный аттракцион. Мы условно назвали его "Мир Изгоев". Каждый желающий за недорогую плату может попасть на территорию заповедника, где собраны поразительные экземпляры тех, кого мы именуем изгоями, и какое-то время развлечься изучением или просто наблюдением этого явления. Билеты продаются в палатке зеленого цвета с надписью "Аттракцион "МИР ИЗГОЕВ" только по предъявлении врачебной карточки.

Снова заиграла музыка, у палаток давились люди, автобус был забит желающими иметь фотографию на память. Таблетки уже начали действовать, и Рита в каком-то отупении смотрела и ничего не видела, кроме той улыбки Мака. Где-то вспыхнула пьяная драка, довольно быстро, впрочем, погашенная людьми в черном.

— Я ненавижу тебя, – спокойно сказала Рита, как что-то давно принятое и решенное, встала и, пошатнувшись, шагнула вниз.

— Ты так ничего и не поняла, – устало произнес Мак. – Я люблю тебя, девочка. Праздник продолжается. Иди, я тебя не держу.

Рита выбралась с площади, набитой людьми, и, шатаясь, пошла по улице, иногда придерживаясь за стены домов, являя собой совершенно дикое зрелище – так не вязалось ее роскошное дурацкое платье с глазами загнанного зверя, пустыми и воющими. На месте деревянного дома с кровавой надписью возвышался трехэтажный особняк с балконами и парадными. Над дверью четкими буквами черным по белому было выведено "РОК-КЛУБ", на крылечке сидел человек в застиранной джинсовой куртке и задумчиво курил.