а, так вот и текём тут себе, да (СИ)

Я принялся затирать следы подошвами своих туфлей.

Надолго ли их хватит?

Подымался ветер, от площади прибежала потереться мне об ногу распахнутая газета.

Я различил заголовок «Гробница князя». Долго же ты добиралась.

Она прощально шелестнула и поскользила дальше по асфальту.

Небо стало сереть. Усталая, но довольная кошка осторожно вернулась через дорогу к пятиэтажке продолжать свою великосветскую барскую жизнь в благородном сословии; вслед ей раздавался скулёж отчаянья и умоляющее звяканье цепи.

Наступил рассвет, но я так и стоял на посту, пока далеко на площади не появилась женщина в белом платье. Она прошла влево, к невидному от моего поста краю площади.

Вскоре вслед за ней появилась старуха в чёрном и пошла туда же, толкая перед собой детскую коляску. Но я знал, что в коляске нет никакого ребёнка. Там у неё яйца – белые круглые яйца.

Гроздьями.

И я понял, что теперь мне можно оставить этот пост и вышел на площадь.

Я шёл по пустым улицам, пока не свернул в дверь проходной какой-то фабрики.

В тесной дежурке я попросил воды у высокого старика в очках, чёрной робе и кепке.

Он дал мне стакан воды и мы с ним оба внимательно следили проглочу ли я чёрную соринку, что плавала на поверхности.

Я выпил до дна. Соринка осталась на стенке.

Чёрный старик сказал мне как пройти в Бюро по трудоустройству.

Бюро оказалось запертым, но потом пришла женщина с ключом и открыла. Я сказал, что ищу работу, а она ответила, что нужно подождать ещё одну работницу, которая скоро придёт.

Недалеко от Бюро нашлось открытое молочное кафе.

На остававшиеся копейки я купил большую бутылку молока, но выпил только половину. Над высоким стаканом из тонкого стекла я произнёс последнюю фразу Ромео:

– Пью за тебя, любовь!

И потом выпил.

Когда я вернулся в Бюро, вторая работница тоже уже пришла.

Намётанным глазом я сразу определил, что она – это смерть, а та, что пришла первой – любовь.

Смерть просмотрела мои документы и недовольно объявила, что я уже бывал в разводе, а любовь улыбнулась и сказала – ну, и что?

Потом она вышла в другую комнату позвонить, а я остался с недовольной смертью, чем-то похожей на Ольгу. Возможно крашенными волосами, только длиннее.

Вернувшаяся любовь сказала, что для меня нашлось место в одесском шахтоуправлении, мне надо пойти на площадь Полярников и встретиться с главным инженером и ещё передать ему, чтобы он прислал ей машину, а то она забыла сказать.

Машину для Марии. Хорошо?

Главный инженер сказал, что в самом управлении мест нет, а есть только работа крепильщика на шахте, но у меня высшее образование.

Я заверил, что оно не помешает и он повёз меня загород в кузове грузовика.

Вместе со мной в кузове ехал высокий белый, но обшарпанный холодильник и две чёрные цепи, как от бензопилы, но намного длиннее.

Они походили на змей и от тряски всё ближе подбирались ко мне по доскам пола кузова.

В посёлке Вапнярка мы заехали на территорию производственного вида.

Инженер сказал мне сбросить цепи и я швырнул проклятых змеищ через борт в глубокую лужу, хотя там было и сухое место.

– Ты что творишь?!– крикнул главный, но я видел, что ему понравилась эта расправа.

Водитель поволок утопленниц в раскрытую дверь склада.

В другом месте посёлка мы сгрузили холодильник в один из дачных домиков обнесённых невысоким общим забором-оградкой. Главный воткнул его шнур в розетку для пробы и тот довольно заурчал.

– Чуть не забыл, Мария просила прислать ей машину,– сказал я, хотя на самом деле всё время помнил, просто выбирал правильный момент.

Главный показал как пройти к водопроводному крану на улице. Я пошёл туда, скинул пиджак и вымыл руки по локоть, лицо и шею.

С одной стороны от меня стояли два милиционера в офицерских погонах, с другой двое военных в общевойсковой форме и терпеливо ждали пока я плескаюсь, потому что я с главным и после воды из этого крана никакая игла не прокусит мне шею.

Я отошёл, утираясь сразу промокшим крошечным платочком.

Грузовик снова выехал на шоссе и повёз меня дальше.

Дорога пошла резко вниз и справа открылось пустое пространство. Необозримое поле.

Я не понимал что это такое, но через секунду оно пришло в движение и длинные невысокие волны с белыми гребешками побежали к берегу.

Так это же море!

Я достал блокнотик и, сверяясь с часами на руке, вписал рядом с задней обложкой:

«20 июля 1979 г.

13 :

^{30 :15}

Ира

Сергей

Лилиана»

Шоссе пошло вгору. Наверху подъёма грузовик свернул влево на грунтовку и через окраину посёлка выехал в поля, где дорога пролегала вдоль лесополосы, а через два километра, после длинного пологого спуска подвела к двум-трём строениям барачного типа, миновала их и ещё через сотню метров закончилась в широком котловане с пещерой-туннелем в одной из стен, куда уходили рельсы узкоколейки мимо домика конторы шахты «Дофиновка».

В затенённой комнате стояли три старые кресла с деревянными подлокотниками.

В одном, спиной к шторам окна, сидел мастер шахты; лет сорока пяти, лысеватый, с усами.

Из кресла напротив главный инженер со смехом рассказывал, как я сбросил цепных змей в воду.

Мастер не разделил веселья по поводу моего промаха.

Инженер послушно стих и по его настороженной уважительности к сидящему напротив было видно, кто тут на самом деле главный.

Я сидел справа от мастера и, по его слову, протянул ему свой паспорт, малость стесняясь замызганности страниц.

Он раскрыл книжицу и, не прикасаясь к страничкам, провёл над ними правой ладонью. Бумага на моих глазах просветлела и наполнилась жизнью, словно только что из типографии, даже слегка лучилась прозрачным сиянием.

Мы с главным инженером заворожённо наблюдали, нам не дано творить чудес.

Теперь яснее ясного – кто здесь главнее.

Похоже, я, таки, дошёл до самогó.

Он давно покинул облака и принял вид мастера на неприметной шахте.

Его имя? Нельзя поминать всуе, могу лишь поделиться, что отчеством он «Яковлевич».

Я сказал, что все мои вещи пропали на автостанции и у меня совсем нет денег, а мне нужно позвонить жене – она волнуется.

Главный инженер тут же протянул мне синюю пятирублёвку и сказал, что жить я буду в общежитии, что у въезда в котлован.

Мне не требовалось объяснений, что и общежитие и шахта – это просто видимость и нужно постоянно быть начеку, поэтому я снял с купюры тёмную пушинку-метку и, избавляясь, нежно положил её на подлокотник кресла.

Помимо исполнения своих непосредственных обязанностей – сперва крепильщика, а затем помощника камнерезной машины, не считая сопутствующих заданий – я пребывал в напряжённом поиске ответа: что же скрывается за всей этой видимостью?

Искал я его также и в Одессе, куда нередко наезжал, чтобы звонить в Нежин по междугороднему телефону из переговорного пункта на улице Пушкинской.