Маленькая ложь Бога

Единственное занятие, единственное развлечение — это смотреть вниз, что в большинстве своем и делают умершие. Тупо торчат над Рекой. Чего я делать не собираюсь — это не по мне.

Например, как раз сейчас меня хоронят, но я туда не пойду. Я же решил — еще вчера, хватит, я уже наплакался, так что — нет.

Может, кому-то это было бы и любопытно, только не мне.

Да и зачем мне это? Посмотреть, кто пришел? Узнать, много ли собралось народу? Все же похороны — это не конкурс популярности! Какая разница — десять человек пришло или тысяча, главное, что пришли те, кто тебя любит, или лучше сказать, — что те, кто пришел, тебя любят? Не знаю, наверно, и так, и так.

Конечно, десять человек — это был бы позор, последнее унижение. Но я уверен, что их гораздо больше.

А сколько?

Думаю, где-то между шестьюдесятью и восемьюдесятью. Да, их наверняка поразила моя смерть. Во всяком случае, я надеюсь на это…

Но, как я уже сказал, количество не главное — мы же не мисс какую-нибудь выбираем!

Ну, ладно, так и быть, спущусь, гляну одним глазком. Только сосчитаю присутствующих — и всё!

Сто двадцать четыре человека — неплохо! Все же у меня была тайная надежда, что будет больше сотни, — пари выиграно!

Сто двадцать четыре — мне кажется, можно сказать, что похороны удались на славу. Надо думать, что меня все же любили.

И еще одно пари я выиграл: я не был на собственных похоронах. Я явился к самому концу, чтобы успеть сосчитать присутствующих (дважды — чтоб без ошибок), и сразу вернулся наверх. Правда, мне не повезло, потому что в тот самый миг, когда я отправлялся обратно, я услышал громкое рыдание и понял, что это плачет мой бедный сын.

Его горе разорвало мне сердце, я вернулся наверх одинокий и печальный, и на меня напала жуткая тоска, несмотря на искреннее намерение больше не поддаваться этому. Бог попытался меня утешить — очень мило с его стороны, но я не уверен, что это возымело должный эффект.

— Знаешь, я тебя понимаю. Ты разочарован Смертью, и это нормально. Я догадываюсь, что ты предпочел бы оказаться в чудесном краю, где ты жил бы в домике среди облаков с Алисой и всеми теми, кого ты любишь, но Смерть — это другое. То, что я сейчас скажу, покажется тебе глупостью, но Смерть не создана для того, чтобы в ней жили. Понимаешь?

— Да…

— С другой стороны, поверь мне, тебе отведена очень важная роль. Роль всех умерших имеет существенное значение для того, чтобы мир, там, внизу, изменялся к лучшему. Чтобы он действительно изменялся.

— Но тогда отчего же ты не даешь нам настоящую власть? Потому что, уж поверь мне, тогда бы он точно изменился — быстро и хорошо! Почему ты так любишь сложности, тогда как все могло бы быть так просто?

— Именно потому, что это не просто!

— Но могло бы быть! Погоди, давай сделаем как в кино: передай мне на неделю все твои полномочия — увидишь, какую работу я тебе проверну!

— О, поверь, если бы я только мог, я бы точно передоверил свои полномочия! Ни о чем не думать хотя бы тысячную долю секунды — это все, о чем я прошу! Только чтобы узнать, как это бывает!

— Ну, в этом ты можешь винить только самого себя! Сидишь тут со своими убогими властишками: на вот тебе, понаблюдай-ка малость за своими, на вот тебе, подари любовь подонкам… Маловато будет, так не пойдет! Если человек такой тупой болван, измени его раз и навсегда, и все будут довольны!

— Мы уже сто раз об этом спорили…

— Именно, и наверно на то есть причина! Ты со своей свободной волей даешь нам одну свободу — быть несчастными!

— Болтаешь невесть что…

— Вовсе нет! Потому что, если я правильно понимаю, если бы мир изменился, это стало бы заметно! А мне, честно говоря, не кажется, что это наш случай! Стоит только посмотреть новости, да в ту же реку заглянуть, сразу становится понятно, что все на том же месте! Ничего не меняется!

— Напротив! Вещи меняются, но это длительный процесс, для этого требуются время и воля. Только не моя воля, а ваша, человеческая воля! Это ваш путь. Делайте правильный выбор, что на земле, что здесь, думайте, берите на себя ответственность!

— Да я-то беру на себя ответственность! И всегда брал, всю жизнь; и думаю, что мой выбор тоже был часто правильным, и я не один такой, нас миллиарды — тех, кто, как я, стараются быть как можно лучше, не делать зла, делать людей вокруг себя счастливыми. Однако достаточно одного мерзавца, чтобы все пошло прахом! За всю свою жизнь я не увидел ничего на земле, что стало бы лучше!

— Тогда, может быть, тебе отсюда удастся что-то изменить?

— Это с твоей второй властью? Даже не думай!

— Я считал тебя человеком доброй воли.

— Осторожно, не будем об этом, а то я выйду из себя!

— В этом тоже заключается моя роль: попытаться объяснить тебе, убедить тебя…

— Ты ни в чем не будешь меня убеждать! Если ты собираешься терзать меня целый месяц, чтобы все-таки воспользоваться этой властью, я охотно обойдусь без твоего общества.

— Не играй со мной в эти игры, ты же знаешь, что останешься в проигрыше!

— Да не играю я ни во что! И нечего мне проигрывать, разве что несколько недель твоих бесконечных уроков морали!

— Ты действительно этого хочешь? Чтобы я не разговаривал с тобой в течение месяца?

— Именно! Вернее, в течение ближайших двадцати восьми дней, раз уж ты так любишь точность…

— Отлично, твоя взяла! Увидимся через месяц!

— Супер, у меня будет отпуск!

И мсье Бог улетучился!

До чего он все-таки может иногда действовать на нервы! Зануда…

А все потому, что я с ним не соглашаюсь, с ума сойти!

Ну, ладно, к счастью, он такой же как я, никогда подолгу не дуется. Уж я-то его знаю.

Через день-другой — ну, ладно, максимум третий — вся эта история будет забыта.

Один месяц, один день

Безделье

Никогда не думал, что он так со мной поступит… Ведь он выдержал! Месяц! Месяц не приходил! Но я был тверд и два дня держался гордо и спокойно; на третий день я начал беспокоиться; на четвертый попросил прощения, а потом стал звать его — раз десять подряд… Безрезультатно.

Я понял, что он решил поддаться на мою провокацию, и я не увижу его до сегодняшнего дня…

Потому что, если я правильно подсчитал, именно сегодня он и должен вернуться.

Ни к чему говорить, что эти двадцать восемь дней я невообразимо скучал: мне это напомнило лицейские годы, когда одному злодею пришла в голову садистская мысль поставить в расписании два часа географии на утро субботы, с десяти до двенадцати. Только здесь — всегда утро субботы, и всегда между десятью и двенадцатью.

Поскольку занять себя все же чем-то надо было, я в конце концов стал делать, как остальные умершие: увеличил количество «ходок» на землю через посредство реки. В самый первый раз (это был, кажется, третий день без Бога) мне вдруг взбрело в голову заглянуть в Белый дом.

Надо же чем-то заняться…

Прикольно было оказаться в разгар совещания в Овальном кабинете. Президента еще не было, и я устроился в его кресле — если уж делать, так делать. За спиной у меня — три огромных окна, выходящих в сад, напротив — большие диваны, на которых сидят несколько министров и советников, еще кто-то типа начальника главного штаба (по крайней мере, мне так показалось из-за тонны всяких побрякушек и нашлепок, нацепленных на его мундир) — ничего не скажешь, впечатляет. Я послушал какое-то время, о чем они разговаривали, обстановка была довольно напряженная, потом вошел президент, и все сразу замолчали — сразу ясно, кто тут главный. По какому-то странному рефлексу, я встал и пересел на один из стульев, что стоят под нишами с книгами. Надо же, как прочно еще сидят во мне реакции живого человека: входит президент и — хоп! — я спешу уступить ему кресло. Это тем более глупо, что он в результате уселся в другом конце комнаты, спиной к камину.