Как сделать птицу

У меня к этому дереву было личное отношение. Я воспринимала его как нового друга. Это дерево ни разу в жизни не обидело меня.

Первые смутные подозрения насчет Гарри зародились во мне как раз в один из тех невыносимо жарких дней, когда я валялась под деревом, а Эдди вышел покурить. Он присел на корточки, упираясь локтями в колени.

— Радуешься жизни? — спросил он.

— Чего? — Я помахала рукой у себя перед носом, чтобы разогнать табачный дым. Я находилась на пуристической стадии развития.

— Я говорю, радуешься жизни? — Это был ка-кой-то неправильный вопрос, Эдди даже не смотрел в мою сторону.

— А что это такое?

Он мне не ответил, поэтому я закрыла глаза и подумала, что он просто уйдет, но он не ушел.

— Эдди, ты что, наркоту куришь? Ты же под кайфом, да?

— Слушай, Мэнни, а чем ты здесь занимаешься? Ты выглядишь так, будто вот-вот испустишь последний вздох, или что-то в этом роде. — Он сел нормально, и у меня возникло ощущение, что он пришел ко мне все-таки не просто так.

— Смотрю на дерево. — Я лежала на спине, закинув руки за голову, но, поскольку стало понятно, что у нас завязывается беседа, приподнялась и оперлась на локти. — Ну а ты как думаешь, что я здесь делаю?

Эдди смотрел прямо перед собой и неодобрительно качал головой.

— Ты слишком много думаешь.

— Ты помнишь картинку в коридоре, Эдди?

Он не отвечал. Он делал очень глубокую затяжку, а потом держал внутри дым так долго, как только мог.

— Мэнни, с тех пор, как ты повредила спину, ты все время где-нибудь валяешься и думаешь, а это тебе совсем не на пользу. Вот и все. Ты зацикливаешься на своих мыслях. А это делает тебя странной.

— Ты слышал, что я спросила? Про картину? — Я села прямо.

— Про какую? Про желтую?

— Ага. А вообще-то, почему ты куришь? Это вредно для легких.

— Потому что мне нравится. Мне просто нравится. Вот слушай, Мэнни. Я как раз об этом и говорю. Если б ты поменьше сидела на месте и думала, если б ты поменьше умничала, тогда ты, может, обнаружила бы, что тебе многое нравится. Твоя беда в том, что ты всегда пытаешься докопаться, что же тут не так, вместо того чтобы просто взять да и сделать это «не так». Почему бы тебе не сделать какую-нибудь глупость? Пусть в этом и не будет никакого смысла, а вдруг тебе это просто понравится. Ты слишком много анализируешь все подряд, а для жизни и места не остается, потому что ты уже в голове все и так прожила.

— Прыгнуть с той стены было большой глупостью.

Эдди обхватил лоб руками, а потом начал потирать брови с очень усталым видом.

— Слушай, я знаю, ты сейчас просто взбесишься, но я все равно это скажу. Ты мне иногда маму напоминаешь. Вот то, как ты не ходишь, а будто плаваешь, живешь в себе самой, что-то там представляешь, и у тебя искажаются все реальные пропорции. Какие-то вещи ты раздуваешь, добавляешь красок туда, где их нёт, а после этого уже и у себя под самым носом ничего не различаешь. Ты вот замечаешь, что сейчас каникулы? Ты об этом хотя бы думала? Ты слишком занята всякими тревожными мыслями, которые крутятся у тебя в голове. Да хочешь знать, тебе бы и обкуриться пару раз не помешало. Понимаешь, о чем я? Тебе надо не бояться совершать ошибки. Настоящие ошибки. Ты понимаешь, о чем я, Мэнни?

— Ну что, закончил? — нахмурилась я, потому что мне не нравилось, когда мне пытались объяснить, что я должна делать, а чего не должна. Я подгребла к себе охапку старых листьев и стала их нюхать, зарывшись в них лицом. — То есть ты пришел сюда, чтобы именно это мне сказать?

— Неа, я пришел сюда спросить, пойдешь ли ты купаться со мной и Гарри на дамбу Уэлли.

— А ты помнишь ту желтую картину, о которой я говорила? — Я проявила упорство.

Эдди затянулся и кивнул.

— Ну вот, я и думала, как было бы хорошо понимать свое предназначение. Помнишь, как там все эти мужчины, которые работают в том желтом поле, они просто лежат и отдыхают? Мне кажется, они выглядят как часть чего-то большего, и они сознают, какова их доля и роль в этом большем. И именно поэтому они могут взять и расслабиться, и просто отдыхать, потому что знают, что настало их время поддаться чарам. Ты понимаешь, о чем я?

Эдди скосил на меня глаза. Потом стряхнул пепел и проследил за его полетом.

— А ты бы что делал, Эдди? Я имею в виду, если бы тебе никто не говорил, что следует делать?

Он покачал головой. Он даже не сделал никакой паузы, чтобы подумать над этим вопросом. Он ткнул окурком в землю, а потом положил его на раскрытую ладонь, как подарок.

— А кто его знает. — Он встал и уже собрался уходить, но обернулся и спросил: — Так ты идешь купаться или нет?

— Иду, — сказала я, и только потому, что было так дико жарко, а совсем не потому, что я нуждалась в их обществе.

А потом, одной на дамбе Уэлли купаться невозможно из-за пиявок. Уэлли был немцем, он разводил свиней. Поговаривали, что там на дне много свиного кое-чего, но не думаю, что это правда. Только вот пиявки. Если пиявка к вам присасывалась и некому было сзади вас осмотреть, то она потом впивалась по-настоящему. В тот жаркий день одна пиявка присосалась к моей ноге сзади, и Гарри прижег ее своей сигаретой «Винни Блу». А заметил ее Эдди.

— Эй, у тебя пиявка на ноге, Мэнни, — крикнул он, но даже и не подумал встать и помочь мне, хотя знал, что я их терпеть не могу.

Я начала в панике кружить на месте, а Гарри просто вынул сигарету изо рта, встал позади меня на колени и взял мою лодыжку в свою руку. Он держал сигарету прямо над пиявкой, пока она не отвалилась.

— Все, ушла, — сказал он и посмотрел на меня. А еще он не выпустил мою ногу из рук резко, а бережно и осторожно поставил ее на землю, как будто моя нога была величайшей ценностью. Потом он сел и снова сунул сигарету в рот. Его волосы были мокрыми после купания, но в них все равно просматривались завитки.

— Мэнни как ненормальная боится пиявок. — Эдди сидел и раскручивал ведро, которое он надел себе на ногу. — Она вообще псих.

Гарри усмехнулся, но не рассмеялся. Он никогда надо мной не смеялся. Он сидел, откинувшись назад и опираясь на локти, глядя на небо или на высокие эвкалипты с их свисающими листьями. Не знаю на что. Вообще было трудно понять, что у Гарри на уме. Он не говорил об этом. Совсем не так, как Эдди, который всегда делился со всеми своим мнением, даже если оно никого совершенно не интересовало.

Но я кое-что поняла про Гарри Джейкоба в тот момент. Я поняла, что он не принадлежит к числу крутых парней и что он никогда не станет убивать прирученного крольчонка. Он не такой.

Глава одиннадцатая

Если вы хотите, чтобы с вами что-нибудь произошло, то, скорее всего, это произойдет, когда вы ждете общественный транспорт. Я ждала поезда на Брюнсвик на железнодорожной станции. В тот момент я ела зеленую грушу. У меня есть свой метод поедания груш. Сначала я объедаю по кругу верхушку, а потом поднимаю грушу, чтобы она висела надо мной как лампочка, и, запрокинув голову, подбираюсь к толстенькой нижней части. И вот, когда я так стояла, я заметила молодого человека, смотревшего на меня очень пристально. Я бы и внимания на него не обратила, если бы не его изумленный и какой-то слишком откровенный взгляд. Он выглядел так, будто только что с неба свалился. Его и мужчиной-то еще нельзя было назвать; это был мальчишка, одетый по-взрослому. На нем быта шляпа. И не простая: почти цилиндр, с широкими полями.

Мне показалось, что шляпа очень довольна, что ей удалось найти такую голову, которая все время будет неукоснительно ходить по прямой, напролом через любые водоемы и буреломы, и через маленькие сомнения, которые окружают со всех сторон. И только я стала погружаться в смутно-завистливые переживания, вызванные уверенностью этой шляпы, как вдруг заметила под шляпой взгляд мальчика — ее хозяина, — который тоже меня рассматривал, и тогда я ему улыбнулась и сказала, что я смотрю на его шляпу. Его лицо осветила улыбка изумления, и он опустил глаза. Я швырнула огрызок груши на рельсы. Я подумала, что это часть его вероисповедания — вот так стоять в испуге и изумлении, в черном пальто и черной шляпе. Он раскачивался, вставая то на носки, то на пятки, и его пальто тоже раскачивалось взад и вперед, и я вдруг забеспокоилась, что разговор о шляпах, возможно, был с религиозной точки зрения неуместным. Через некоторое время он снова посмотрел на меня.