Нора (СИ)

Александр показывал различные способы взаимодействия мужчины и женщины. Разные «точки» у них при этом накладывались друг на друга по-разному. Вначале она подумала, что это такая «Кама-сутра», нo потом поняла, что он говорит не о сексе, а о жизни вообще.

— Гляди, эта пара сразу хорошо работает, нет проблем. А у этой надо линию М7-М1 и линию Ж7-Ж1 выгнуть, чтобы угла у них не было. Много годов работы. Не будут работать, будет развод. Какой вначале угол, столько годов продержатся.

Точки и линии надо было согласовывать не только между мужчиной и женщиной — общество, время года и даже рельеф местности имели решающее значение. Александр-бань уверенной рукой чертил стрелки и показывал, какое именно. Потом перечеркивал стрелки и демонстрировал, какие бывают отклонения. Понятия «хорошо» и «плохо» тоже оказались геометрическими.

— Русский язык хитрый. Есть два «хорошо». У нас в языке нунгкан было одно «лынг ы», другое «унгань ы». По-русски и то «хорошо», и другое. Посмотри. Вот день прошел, ты время не тратила, одну книгу читала, другую книгу писала, много сделала. Хорошо. («Если бы!» — вздохнула Нора). Людоед Чикатило двадцать человек убил, десять съел сейчас, десять на завтра приготовил, доволен: опять хорошо. Этот кот (указал рукой на Гюльчатай) поел, попил, покакал, мышь-крысу половил: хорошо. Это у нас говорили «лынг ы». Давно говорили, шесть тысяч годов назад. Понимаешь?

— Да.

— Еще другое «хорошо» есть. Высокое. Ты живешь, людей не убиваешь, хорошее делаешь, верно работаешь — у нас говорили, «унгань ы». Людоед Чикатило много поел, мало поел — не хорошо. Он плохой по делу.

— Погоди! — Нора совсем не понимала, к чему влетевший в окно гость развел всю эту каббалистику, и резонанса с предметом она не ощущала, хотя геометрия ей в школе нравилась (в отличие от алгебры). Но не поспорить она не могла. Отчего-то перешла на «ты»: может, из-за маленького роста гостя, может, из-за фантастического возраста его, а, может, оттого, что он все-таки был Карлсоном. — Ты так говоришь, как будто есть абсолютное добро и абсолютное зло. Таки фигушки.

Нгоньма удивился.

— Ты бедная, ты слушала глупых людей. Они сто, двести годов назад придумали такую глупость. Говорят, нет добра. Они не видели, думают, нету. До них все знали: есть добро. Кто говорит, что нет добра, сам может его не делать. Удобно, спокойно. А вот посмотри, я тебе покажу добро, покажу «унгань ы».

Нора и рта не разинула, а на листочке уже красовалась схема.

— Смотри, не слушай глупых людей, слушай меня, я Александр-бань, человек умный. Вот стрелка, видишь? Это добро. А если не так стрелка стоит, это зло. Вот и все. А если стрелка маленькая, тут внутри, и вот сюда идет, это как раз тo «хорошо», которое и тебе, и мне, и коту.

— «Лынг ы»? — спросила Нора. Все-таки здесь была игра, хотя не только.

— Правильно. А стрелки-то почти одинаковые. Вот я и говорю: русский язык хитрый. И тo «хорошо», и другое «хорошо».

— Так это ты сам определил, и теперь сам доволен.

— Правильно! — Нгоньма зажмурил глаза и вдруг широко-широко улыбнулся. Норе не терпелось перейти к главному, к Мареку, нo игра захватывала ее.

— А ты, Александр-бань, хороший?

Улыбающийся рот мгновенно съежился почти в точку.

— Я, Нора, плохой. Я вурдалак, я шесть тысяч годов кровь пью. Я Магды Ераховны самый старый муж, который сейчас есть. А совсем помереть — тоже плохо, тоже не «унгань ы». Так и прыгаю с одного «плохо» на другое.

— Я тоже… с одного на другое, всю жизнь. — Нору имя «Магда» сразу вернуло из эмпиреев на твердую почву. — Что с Мареком?

Самый старый муж снова улыбнулся.

— С Мареком все в порядке. Он в Древнем Риме.

4. Надо что-то исправить

— Не пойдет, таракан!

— Что не пойдет? — спросил я.

— Совсем ничего не пойдет, — огорченно ответил Росси, глядя в распечатку.

Мы сидели в нашей любимой таверне напротив маяка Еовриб, и ели уху ассорти, принесенную неизменным Матшехом. Рядом с тарелкой лежал огромный кляссер, в котором я собрал, специально для Росси, все, что я называл про себя «Нора и прочее» — рукопись романа, генеалогию героев, карты, историю и географию выдуманной мною планеты под названием Земля. Она же, на других изобретенных мной языках, Гея, Теллус, ирт и так далее.

Росси считал на пальцах.

— Фэнтэзи — раз: придумал планету. Ладно. Дамский роман — два: тут я тебе уже все сказал. Ужастик — три: кровососущая какая-то нечисть. Детектив — четыре: убийство там у тебя. И теперь научная фантастика — пять. Путешествие вo времени тебе понадобилось. И пocлe этого ты хочешь мне сказать, что пишешь большую литературу?

После паузы он добавил:

— Кстати, за страну Россия спасибо. Даже не ожидал.

— На здоровье, — вяло ответил я. — Неужели неисправимо?

Росси хмыкнул.

— Неисправимого ничего нет. Даже дохлой игуане можно пришить оторванный хвост, ты знаешь. Но разбираться в этом сюжете, по-моему, можно только за дополнительную плату. Кстати, Матшех! Матше-ех! Еще жамцу, извольте! Спасибо.

Он затянулся и помолчал. Я тоже не открывал рта: я знал, что в таком состоянии его полезнее слушать, не перебивая.

— Иермет, скажи, для чего тебе понадобилось отсылать Марека в прошлое?

— Я его туда не отослал, Росси, погоди.

— А как он туда, сам, без тебя попал, что ли?

— Ты меня слушаешь или нет?

— Я тебя читаю. Может, ты перед каждым читателем отдельно выступишь с объяснением?

Я тихо зарычал.

— Читатели получат готовый роман, если ты мне его дашь дописать. В готовом романе будет сказано, что Марек хотел попасть в прошлое. Хотел.

— Почему, как?

— Смотри: на Земле существует такая вещь, как вампиризм. Человек пьет кровь других людей и при этом не умирает естественной смертью.

— Ага. Распространяется половым путем и начинается от Магды, она же Каат, дочь некоей Лилит от собственного сына. Так?

— Более или менее. Кстати, сами жители Земли в вампиров не верят и считают их легендой, потому что живых свидетелей они пocлe себя не оставляют.

— Если не оставляют, откуда взялась легенда?

— Откуда… ну, откуда-нибудь. Не знаю. Не суть. Так вот, человек, ставший вампиром, получает способность перемещаться в пространстве почти мгновенно. Он может исчезнуть в одном месте и появиться в другом, может и просто летать.

— И плавать тоже может?

— Интересные у тебя вопросы, Росси. Плавать… наверное, нет. Не придумал пока.

— А как он контролирует свои перемещения?

Наконец-то Росси задал правильный вопрос! В смысле, вопрос, на который у меня есть готовый ответ.

— Отличный вопрос. Они мысленно представляют себе, куда бы им перенестись. Вот Марек и перемещался от себя к Норе и обратно, и вообще по всему миру. И у него появилась мысль. Что будет, если он представит себе какое-то место, нo сделает упор на то, каким оно было в прошлом. Например, город Рим, нo не современный, а две тысячи лет назад, там как раз была империя, она так и называлась — Римская.

— Ну, и что будет?

— Ну, по замыслу, путешествия вo времени невозможны. То-есть, он попадет куда-нибудь совсем не туда, в какую-нибудь другую книгу, например.

— В другую книгу, которую здесь написали, или в другую, которую написали там?

— Росси, я же тебе говорю: не знаю!

Росси опять полистал страницы, покачиваясь на стуле.

— Не знаешь. Да. Оно и видно. Столько всего наворотил, а зачем — не знаешь. Что он в этом Древнем Риме потерял?

— Ничего, он хотел проверить, возможно ли путешествовать вo времени. Потому что если можно, значит, можно исправлять ошибки прошлого. Он этим давно интересовался и хотел провести эксперимент. А сейчас Магду убили и надо срочно что-то исправить, а то будет плохо.

— Почему — плохо?

— Вот, посмотри на чертеж. — Я открыл кляссер как раз на тех диаграммах, которые Александр Нгоньма показывал Норе в третьей главе третьей тетради. — Тут соотношение всех основных сил как раз на тот момент. Магда находится здесь, вот в этой точке. Когда ее убили…