Драная юбка

Акробат

До переулка, где я в последний раз видела Джастину, не доставало солнце. С улицы витрины магазинов демонстрировали букеты гвоздик, ортопедическую обувь и слуховые аппараты, но в переулке те же магазины оборачивались темными стенами, будто спины людей, что развернулись и уходят от тебя вдаль. Я обнаружила пожарную лестницу и взобралась по металлическим перекладинам быстро, словно за мной кто-то гнался. Клянусь, в ушах у меня все еще звенело Я до тебя доберусь.

Я сидела на крыше и думала, что она будет моим пристанищем на ночь. Мне не на что жаловаться. Зная, что Маргарет в «Склепе», я никогда уже не смогу жаловаться.

Я поиграла с идеями: налет, заложники, побег. Я могла бы приставить нож к горлу пилота и прокричать: А ну давай в Нью-Йорк! Но я не знала, где находится аэропорт. Я могла бы украсть машину, но не умела водить. Я так жалка, что даже не смешно.

А в это время мой отец строит свой новый дом. Я представила его в окружении любимых деревьев, как он пьет черный кофе и насвистывает песню Нила Янга. [11] Может, гладит волосы Сильвии, а та терпеливо ему улыбается.

Китаянка уже, наверное, добралась до Пентиктона. Мне хотелось ей позвонить, но я не знала ее фамилии. Пентиктон должен устроить приветственную демонстрацию, водрузить Китаянку на крышу нарядного «Кадиллака» и обсыпать конфетти. Слава победителю! Ну а почему бы и нет? Устраивают же парады в честь ветеранов войны.

У меня разбегались мысли, а ведь я даже не была под кайфом.

Я подняла голову и увидела небо: цвет застрял где-то между синим и черным. Восстающие из тумана Американские горы казались смутной зазубренной белой стеной.

На улицах уже появились вечерние пробки – очереди машин, направляющихся в пригороды. Зуб даю, Дирк больше не водит машину – его права пропали. Он, наверное, бродит по улице Йейтс с медным кастетом, в компании мускулистого мужичка, которого только что нанял в «Королевском Отеле». Может, он с теми двумя крепкими дровосеками, которые обсуждали, как перекинули бы Джастину через колено и отшлепали.

Маленькая рыжая сучка, за ней должок. Она мне сильно задолжала. Я изуродую ее потаскушечью мордашку. Черт побери, я ее задавлю. Она за все заплатит.

Пока я в одиночестве сидела на крыше, все, что я заметила в Джастине, внезапно сложилось в понятную картину.

Я поняла, почему она красила и кромсала свои волосы. Я поняла зубную щетку на шее, и почему Джастина бегала по улицам.

Маленькая рыжая сучка. Я до тебя доберусь.

Я провела руками по волосам, и они были страшнее, чем у Медузы Горгоны, но этого не хватало для маскировки.

Я решила, что украду ножницы, отрежу волосы и надорву юбку. Тогда я смогу не отсиживаться тут до конца дней своих. Я разыщу Джастину и в этот раз буду смелее. Я начала ее понимать так, как не могла раньше. Я все поняла, даже совет Мина. Тебя все ненавидят. Сторонись оживленных мест.

Она не сторонилась, не стану и я. Я совершила преступление, и Дирк может избить меня или сдать полиции. Но мне плевать.

Китаянка сказала, что колония для несовершеннолетних – веселое место.

«Клетка» – так она ее называла. Стоя на кровати, пританцовывая и прихлебывая «Бакарди», она смеялась над тем, как назвали ее преступление – приставание с целью. Большие слова для маленькой девочки, веселилась она, размахивая бутылкой, точно саблей. Отсидка для несовершеннолетних – это лагерь, подруга. Кормят хорошо, все подруги там же. Это вроде как школа, но без ботанов и спортсменов, вот что сказала Китаянка о колонии.

Внезапно мне страшно захотелось вмазать кому-нибудь по лицу.

Я забрела на автобусную остановку на улице Йейтс, и какая-то старушка бросила на меня обеспокоенный и заботливый взгляд, на который способны только бабушки. Детонька, сказала она, когда я прислонилась всем горящим телом к стеклянной витрине магазина слуховых аппаратов, ты потерялась?

Я побежала от нее и заскочила в «Мерли Норман» – такой нежно-розовый магазин косметики. Там выдавали пробнички и показывали, как накрасить лицо. Я была такая грязная, я надеялась разжиться жидким мылом для лица.

Я взглянула в зеркало и поняла, что ужасно выгляжу.

Продавщица в розовых одеяниях занервничала и залопотала: Я могу вам чем-нибудь помочь? Вам нужна помощь? – а я втирала красную помаду в веки, а синие тени в губы.

Если вы не собираетесь ничего покупать, я должна попросить вас покинуть магазин.

Я болталась на высоте, как беспризорный акробат. Я взбиралась по пожарным лестницам, подтягивалась на выступах, перепрыгивала через щели. Я искала часы напролет. Внимательно разглядывая закоулки, где сорняки прорастали сквозь бетон, я бродила по задворкам.

Я шла по меткам беглянок. На крыше, куда меня водила Китаянка, я нашла спальник Афины.

Китаянка рассказала мне все про Афину, грабительницу банков, с которой познакомилась в тюрьме для несовершеннолетних. В пятнадцать лет та ограбила Королевский Банк на углу Йейтс и Дуглас.

Спальник Афины пахнул дымом и дождем. На клетчатой ткани лежала розовая заколка с запутавшимися в застежке белыми волосинками. Шампунь исчез, его заменила газета. Я просмотрела ее в поисках заголовков о нашем преступлении. «НОВОЗЕЛАНДКА И ТАИТЯНКА В БЕГАХ». Конечно же, там не было ничего подобного. Первую страницу венчало: «ПРОПАЛИ ДВА БАЙДАРОЧНИКА».

Китаянка была права. Где все? Может, Дирк вычислил, что мы убежали на крыши. Может, случилась облава? Виктории не к лицу грабительницы и проститутки, свирепствующие на свободе, в самом начале туристического сезона в Городе Садов, божественной местности.

Я решила поспать, я очень устала и не могла придумать путного плана. Я легла на бок и подтянула колени к груди. Я сняла пальто и заметила, что белый мех уже не бел и не мягок. Он посерел и свалялся, будто его полоскали под дождем. Я порылась в карманах в поисках кокаина, но обнаружила только его исчезающий сладковатый запах. Я закрыла глаза. Жар очень кстати не покинул меня, поэтому я не проснулась даже тогда, когда ночные небеса оросили все вокруг слабым черным дождем.

Я проспала бы всю ночь, но небо слишком потемнело, я была напугана и хотела спуститься.

Внезапно мне страшно захотелось молочного коктейля. «Мин», решила я. Я думала, что зайду туда и оброню мимоходом: Мин, а где Джастина? Он вроде хороший человек, может быть, он даст мне ее новый адрес.

Но когда я слезла с последней крыши, я оказалась совсем не рядом с Чайнатауном. Я не имела ни малейшего представления, где нахожусь. На холмах вырастали пакгаузы, и рельсы лежали рубцами в сырой траве.

Я перешла улицу, чтобы быть ближе к воде.

Вот тогда-то я и увидела ее.

Худенькая девочка с разбитыми коленками, перекошенная под тяжестью чемодана в левой руке. Она была в мужском пиджаке и в той же порванной юбке. Внезапно я поняла, что мы улыбаемся друг другу. В ее улыбке не было ничего приветливого: просто вспышка узнавания.

Я остановилась перед ней. Она тоже встала и с улыбкой наклонила голову. Что мне сказать? Что сделать?

В конце концов я застенчиво выдавила: Джастина.

Но слишком поздно – она уже развернулась и направилась к спуску, которого я никогда раньше не видела. Заросший камышами холм спускался к докам. Я перешла дорогу, но она уже исчезла. Вода внизу пахла керосином.

Я карабкалась наверх, скользя в жидкой грязи, и камыш царапал мне лицо. Уже на улице я огляделась, но никого не увидела. Зажегся фонарь, и засверкала черная вода.

«Сат»: клянусь, это место так и называлось. С ошибкой в правописании, это не моя описка. Я направилась туда, полагая, что это магазин рассады, но, напротив, он оказался новеньким фешенебельным рестораном с канделябрами. Я умудрилась проскользнуть мимо мужика сутенерского вида и во фраке, который складывал салфетки в форме птиц.