Каменные скрижали

— Сааб, я хотел как лучше. Мы два дня выбирали этот ковер.

— Подавай обед. Если тебе у меня плохо, можешь в любую минуту идти помощником к этому купцу, раз ты так разбираешься в коврах.

Повар стоял, как громом пораженный, челюсть у него отвисла при мысли, что он может уйти из этого дома. В его глазах стояли слезы. Иштвану стало жаль этого человека. Уборщика и след простыл; слыша сердитые слова, он решил исчезнуть.

Тереи снял прилипшую к телу рубашку, сбросил сандалеты. С чувством огромного облегчения он по шею погрузился в наполненную водой ванну. Иштван отдыхал. Это продолжалось всего несколько минут, поскольку Перейра деликатно поскреб матовое стекло двери ванной комнаты.

— Сааб, обед на столе, — позвал он, — у нас сегодня кура с рисом и изюмом.

Когда в шесть часов он вел машину в сторону центра Нью-Дели, жара садилась золотистой пылью, размякший асфальт чавкал под колесами. Тереи осторожно обгонял медленно катящиеся арбы, запряженные кроткими белыми волами. Птицы садились на юг горбатые спины и клювами прочесывали шерсть в поисках клещей. Обнаженные возницы дремали, устроившись на дышле. В полусне они покрикивали, неловкими движениями кололи воловьи зады острыми палками. При звуке автомобильного клаксона просыпались, дергали за шнур, привязанный к медному кольцу, которое торчало в ноздрях животного, но едва только машина проезжала, их головы снова падали на худые груди, поблескивающие струйками пота.

Лысые, каменистые холмы вокруг города выглядели, словно после недавнего пожара, были видны темнокрасные раскаленные скалы и беловатая как пепел щетина высохших трав. Ветер поднимал столбы рыжей пыли, припудривая головы паломников, замотанных в белые простыни, идущих мелким упрямым шагом, опираясь на пастуший посох.

Фигуры, как с гравюр Доре в старом издании «Библии», — подумал Иштван, — мир не изменившийся в течение тысяч лет…

Огромные грузовики, борта которых были наращены клетками из досок, раскачивались, нагруженные грудами мешков с хлопком. Капоты автомобилей, раскрашенные цветами и звездами, напоминали крышки крестьянских сундуков из-под Дебрецена.

Они приветствовали встречные машины радостными голосами клаксонов. Некоторые водители нацепили две, а то и три медные трубы с грушами из красной резины. Держа руль одной рукой, они другой выдавали полную гамму пронзительных звуков. Подобранные по дороге пассажиры, развалившись на грузах, дружелюбно помахивали худыми руками.

Шелестя дхоти, сломя голову, мчались похожие на белые шары группы тяжело дышащих велосипедистов, их темные колени поднимались и опускались как рычаги машины. Расшнурованные башмаки едва держались на босых заскорузлых ступнях. Наступал час пик, люди начинали возвращаться с работы.

Тереи проехал под эстакадой, с трудом объезжая трамваи облепленные гроздьями висящих людей, и свернул на Коннахт-Плейс. Неподвижно стояли огромные деревья, их цветущие ветви пахли вялой зеленью и пылью. Его удивила тишина. Далекие звонки велосипедистов стрекотали как цикады. Священные коровы спали в тени, рядом с крестьянскими семьями, которые там напрасно искали прохлады и отдыха под кронами деревьев. Он притормозил.

Широким полукругом раскинулась колоннада центра Дели со встроенными в нее богатыми магазинами, у которых были даже витрины. Всю площадь можно было обойти, не выходя из тени арок, стоящих на светлых столбах. Здесь обосновались продавцы сувениров, изготовленных из разваренного рога в форме рюмок и абажуров, какой-то толстяк расхваливал выставленные для продажи сандалии, на куске из клеенки внимание прохожих привлекали цветные обложки дешевых американских детективных романов, а продавец незаметно подсовывал покупателям фотографии сплетенных в экстазе пар, которые пытались имитировать фриз Черной пагоды, эти снимки печатали в борделях Калькутты или Гонконга.

От стоящей под колонной печки доносился запах жареных обезьяньих орешков, торговка протягивала украшенную перстнями руку, предлагая фисташки в кульке, свернутом из листьев. Иштван посмотрел, любуясь прекрасными глазами женщины, но отрицательно покачал головой.

— Не сегодня, — сказал он, оставляя ей надежду. Получив фильмы для Ференца, он направился в кафе «Волга», чтобы выпить кофе-гляссе, и вдруг увидел мисс Уорд. Гибкая фигурка, стройные ноги. Каштановые волосы в солнечных лучах отливали бронзой. Девушка была так занята осмотром хлопковых домотканых холстов с цветными изображениями лошадей, рогатых голов буйволов и танцующих богинь, что он подошел к ней незамеченным. Некоторое время Тереи стоял, наблюдая, как ее руки перебирали ткани, а затем весело поздоровался:

— Привет, Маргит.

— Привет, — ответила она. Затем взглянула на него удивительно голубыми глазами и, узнав, улыбнулась. — Ах, это вы…

— Ты забыла, как меня зовут? Иштван. Почему тебя не видно и не слышно? Я думал, что ты застряла в Агре?

— Меня пока держат в Дели. Четыре часа занятий в клинике. Изучаю язык, самые необходимые выражения: «Спокойно, это не больно, посмотри влево, не двигайся, все будет хорошо…»

— Долго еще здесь будешь?

— До конца месяца.

— Что делаешь, когда остаешься одна?

— Почему ты решил, что одна? Думаешь, скучаю? — засмеялась девушка. — Правда, Грейс в Джайпуре, я надеялась, что она введет меня в этот мир, но сейчас вижу, что прекрасно справлюсь сама. Хожу по магазинам, больше смотрю, чем покупаю… Изделия ручной работы здесь продаются почти даром. Вышивки, крестьянские набивные ткани, вот такие, как эта, — она встряхнула кусок материи со скачущими лошадками, — фигурки из сандалового дерева. Мне нужно всем моим приятельницам что-то отсюда привезти в доказательство того, что даже в Индии я помнила о них.

— Здесь не покупай, — он взял из ее рук материю, расписанную киноварью и лазурью, — я покажу тебе настоящее крестьянское сари. Ты уже была в Старом Дели?

— Нет. Я хожу по тем местам, которые знаю. Господин Виджайяведа советовал, чтобы я туда не забиралась. Может, у тебя как-нибудь будет время поехать со мной?

— Приятно сопровождать только что приехавшего человека, видеть восторг и слышать слова восхищения, чужими глазами еще раз восторгаться Индией.

— Ты приехал на автомобиле? Я отпустила машину, которую мне дали в ЮНЕСКО. Хотелось немного пройтись, когда спадет жара.

Солнце сбоку освещало каменные плиты сводчатой галереи. Маленькие пылинки плавали в его лучах. Продавец тканей расстегнул рубашку до пупка, раскрыл ее шире и веером из пальмовых листьев начал охлаждать волосатую жирную грудь.

— Как ты себя здесь чувствуешь? — Иштван взял девушку за руку.

— Хорошо, даже очень хорошо. Смотри, как я загорела, — она поднесла к его лицу согнутую руку. Кожа у нее была золотистой, на ней выступили веснушки, это его почему-то немного рассмешило.

— Начнем с кофе и мороженого? Или сначала едем на поиски сувениров?

— А разве можно здесь без риска что-нибудь есть? Меня столько пугали амебами, дизентерией, тифом…

— Посмотри, они все едят и живы, — Иштван показал на крестьянок в оранжевых юбках, толпящихся под деревьями.

— Но ведь их так много, а я одна, — засмеялась Маргит.

— Есть надо то, что едят все, — объяснял Тереи, когда они сидели в кафе. Здесь царил полумрак, тускло, горевшие электрические лампочки создавали иллюзию ночи. Чувствовался аромат крепкого кофе, который разносили в колбах, прикрепленных к штативам, и ровно гудели кондиционеры, почти не было слышно разговоров, осоловелые индийцы сидели за столиками, подперев головы руками, красивые женщины от нечего делать, теребили стоящие на столе цветы и ложечками отламывали кусочки пирожных. Китаец исполнял джазовые мелодии. Увидев Иштвана, он поклонился и заиграл в его честь марш Радецкого, единственную мелодию, которая у него ассоциировалась с Венгрией.

— Начни с этого пирожного, — уговаривал Тереи, доливая кофе.

— Чем оно посыпано? — показала она пальцем на поднос с пирожными.

— Настоящим серебром. Его так долго били молотком, что оно превратилось в пыль. Растворится, — организм впитает пылинки… Они считают, что серебро необходимо добавлять для хорошего самочувствия. Маргит попробовала кусок пирожного, взяв его кончиком ложки с забавным недоверием, и начала сосредоточенно жевать. Глаза у нее были очень светлые, такие иногда бывают у кукол. Она смешно морщила маленький, с веснушками носик. Пожалуй, ее красоту нельзя было назвать классической, но она возбуждала всеобщий интерес, Иштван видел направленные на девушку взгляды, слышал перешептывания. Новое лицо, неизвестная особа.