Гранатовые джунгли (ЛП)
Гранатовые джунгли (ЛП) читать книгу онлайн
Я узнала, что сотни тысяч людей, а теперь и миллионы, меня прочли, и многие из них были достаточно великодушны, чтобы сесть и написать мне об этом. Я никогда не ждала таких теплых откликов. То, что больше всего меня поразило при этом - как некоторые люди не могли смириться с фактом, что героиня стала лесбиянкой. Я все время недооцениваю недостаток сексуальной изощренности в нашей стране. С одной стороны, кажется, что мы все одержимы сексом, в его непривлекательной и незрелой форме; с другой стороны, мы наказываем людей за то, что они им наслаждаются. Это было для меня бессмысленно, когда я писала «Гранатовые джунгли», и пятнадцать лет спустя это все еще не имеет для меня смысла. На самом деле эта моя первая повесть – о цене свободы. Ее центральная тема - та цена, которую личность платит за свою свободу. Поскольку героиня молода, и я была молода, когда писала о ней, счет не слишком высок. В более поздних повестях я продолжала писать о личной свободе, но я смогла уже вырасти как личность и, надеюсь, как художник, до той степени, на которой можно исследовать цену, которую платит за свободу все общество. Как американцы, мы с вами знаем только сильнейшее противоречие между личной свободой и стабильностью общества. Это настолько является частью нашей жизни, что, может быть, мы иногда забываем об уникальности опыта своего народа. Мы, то есть наш народ, никогда не определялись до конца, каким путем мы пойдем. Другие общества, например, японское, приняли свое решение. Для Японии стабильность превыше всего. Эта постоянная борьба американцев между истинной индивидуальностью и истинной общностью – то, что делает нас такими подвижными и, очевидно, такими творческими. В «Гранатовых джунглях» у меня впервые возникли еще две темы. Одна – это простой вопрос: необходимо ли для организации общества, чтобы в нем присутствовала группа изгоев или низший класс? По-моему, для нашего общего будущего эта тема будет становиться все важнее и важнее. Другая тема, та, которую большинство людей не заметило в «Гранатовых джунглях», и, может быть, в других моих повестях, такова: что значит быть христианином? Сцена рождественского спектакля в «Гранатовых джунглях» для христианской традиции гротескна. Я не уверена, что значит быть христианином (я лютеранка), даже когда я «знаю», чему меня учили. Мне удивительны те люди, которые абсолютно уверены в ответе; и мнение Бога у них на удивление похоже на их мнение. Эта проблема стоит минуты вашего времени. Важно помнить древнейшие корни нашей цивилизации, и это Афины, а не Иерусалим, который был внесен в нашу культуру позже. Наши древнегреческие матери и отцы (отцы забрали себе всю славу) разрабатывали религиозные празднества, когда они не только восхваляли своих богов, но и посмеивались над ними. Они, наверное, ожидали, что бессмертные не прочь иногда посмеяться, хотя бы даже над самими собой. Поэтому я спрашиваю, зачем же Богу было давать мне чувство юмора, если Он(а) не хочет, чтобы я им пользовалась? Если Аристофан мог схулиганить, не вижу причин, почему бы мне этого не сделать. Насколько я знаю, гром с ясного неба не разразил Аристофана, когда он писал в пятом веке до нашей эры, в Афинах. Я считаю, что должна изучать религию в комических терминах. Если мы не можем найти смешное в религии, разве это не значит, что наша вера настолько слаба, что не выдержит такой проверки? И что это тогда за вера? Как говорила моя мама: «Когда нет веры, волей-неволей появляются дьяволы». Она оказалась почти пророком, моя мама. Я верю, что смех – это еще один путь найти свою веру. Желаю вам многих лет смеха. Если «Гранатовые джунгли» заставили вас немного посмеяться, я счастливая женщина. Если нет, я все равно счастливая женщина. А вы, может быть, найдете повод посмеяться где-нибудь еще. Надеюсь, что еще через пятнадцать лет я напишу еще какое-нибудь предисловие к этой книге. Надеюсь, что я буду делать это до ста лет, а потом, наверное, успокоюсь. Я отчаянно хочу дожить до ста лет, потому что Жизнь хороша, волшебна, чудесна, и даже когда она не такая, я все равно не хочу упустить из нее ни одной минуты. Учитывая альтернативу. Наслаждайтесь жизнью, милые мои. Это все-таки не репетиция в костюмах. С любовью, Рита Мэй Браун. Февраль 1988 года, Шарлоттесвилль, Вирджиния.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Если ты позволишь, я с радостью напишу тебе рекомендацию в колледж и постараюсь помочь тебе получить стипендию на полное обучение.
- Спасибо вам большое, миссис Сильвер. Для меня будет честью, если вы меня рекомендуете.
- Ты уже знаешь, что хочешь изучать?
- Я выбираю между юриспруденцией и кино, но кино изучают только в Нью-Йорке и в Калифорнии, а это далеко.
- Хорошо, подумай как следует, и мы попытаемся что-нибудь сообразить. Тебе надо подумать о таких колледжах, как Вассар и Брин-Мор, у них есть географические квоты. Я уверена, что с твоим аттестатом ты получишь степень, если оценки будут высокими, а я знаю, так и будет.
- Обещаю, что я подумаю. Семь Сестер {20} никогда меня не привлекали, но я всерьез и не думала о них.
Последовала неловкая пауза, в течение которой миссис Сильвер гоняла свою бесполезную чернильницу по всему столу.
- Молли, ты не думала о том, чтобы стать президентом студенческого совета в следующем году?
- Я об этом думала, но, похоже, у Гэри Фогеля этот пост уже в кармане. Все равно, девочке трудно победить на выборах.
- Да, девочкам вообще трудно в этом мире.
Она вдруг показалась мне разбитой, старой и изможденной. Миссис Сильвер, я не собираюсь вас добивать. Черт возьми, у вас такой несчастный вид.
- Если я пошевелю мозгами, может быть, и придумаю что-нибудь, что побьет Гэри Фогеля. Но вы же знаете, студенческий совет не ставит финансовый лимит на избирательную кампанию, а этот парень из богатых.
Она сморгнула, и на губах у нее появилась улыбка.
- Расходы будут ограничены, или же у тебя будут финансы. Обещаю тебе.
- Надеюсь на это, миссис Сильвер, это уравняет шансы. - Еще пауза, и вдруг я ни с того ни с сего сказала: - Миссис Сильвер, вам не обязательно меня подкупать. Я никому не скажу о прошлой субботе, что бы ни случилось. Мне грустно видеть, как вы расстраиваетесь.
Облегчение и удивление отразились на ее лице.
- Спасибо тебе.
Я вышла из кабинета и ждала у витрины с трофеями, пока пришлепает Конни. Она появилась пять минут спустя, через все ее круглое лицо сияла усмешка.
- Ты видишь перед собой редактора газеты 1962 года, - она сияла.
- А ты - следующего президента студенческого совета.
- Ого! - Конни помотала головой и продолжала, понизив голос: - Этот бедолага весь трясся, когда я была у него в кабинете. А она?
- Тоже. Я сказала ей, что буду помалкивать, и ей не надо беспокоиться. А ты ему что сказала?
- То же самое, только намеками. Похоже, у нас эта школа в кармане, а?
- Да, - сказала я. - В кармане.
8
Летом между средними и старшими классами я работала на теннисных кортах. Конни была в Мехико, а Кэролин отправилась в Мэн, в протестантский лагерь советником. Лерой окончил девятый класс и наконец перешел в десятый. Он приезжал пару раз на своем мотоцикле, но мы ничем таким не занимались. Я уже была сыта им по горло в этом плане, особенно после ссоры из-за мотоцикла. Иногда мне было жаль Лероя. Он следовал за стадом, как всякая тупая скотина, смутно осознавая, что несчастлив. На него произвело впечатление, когда он узнал, что меня с большим отрывом выбрали президентом студенческого совета. Но все чаще у наших разговоров иссякало горючее, и мы снова возвращались к мотоциклам, машинам и кино. Однажды он жалким голосом признался мне:
- Знаешь, я могу с тобой говорить, как с кем угодно. С другими девушками я говорить не умею. Я снимаю их, везу в кино, трахаюсь и отвожу домой. Что бывает, когда люди женятся? В смысле, о чем люди говорят, когда они уже поженились?
- О детях, наверное.
- Может, это и все, что у них есть общего.
И чем дальше, тем яснее становилось: все, что у нас есть общего с Лероем - это детство, полное изюма и мороженого, и матрас, полный дыр. Но ведь у меня, по-моему, и не было ни с кем много общего. У меня не было ни матери, ни отца, ни корней, ни биологических подобий, именуемых сестрами и братьями. И в будущем мне вовсе не нужен был двухэтажный домик, свой микроавтобус, холодильник в пастельных тонах и полный дом белокурых детишек, равномерно распределенных по возрасту. Я не хотела попасть на страницы журнала «МакКоллс» {21} и быть примерной домохозяйкой. Мне даже не нужен был муж или какой-нибудь мужчина для этих целей. Я хотела идти своим путем. Наверное, я только этого и хотела - идти своим путем, и, может быть, то здесь, то там находить немного любви. Любви, но не той, которая отныне и навеки, с вагиной в цепях и коротким замыканием в мозгу. Тогда уж лучше одной.
Кэрри и Флоренс были в шоке, когда меня выбрали президентом студенческого совета. Кэрри спала и видела, что я буду королевой бала на выпускном вечере, и она знала, что президентом и королевой бала нельзя быть одновременно. Она думала, что я предаю свой пол. Флоренс так не дергалась насчет этого, но все равно думала, что это странно. По ее теории, управленческие дела - это такое грязное занятие, что лучше уж оставить его мужчинам. Я держалась как можно дальше от дома, но это было с тех пор, как я научилась ходить на двух ногах. Когда я появлялась дома, начинался вечный бой. Однажды вечером, после крупной перепалки насчет моей стрижки, я вырвалась из дома и стала заводить машину. Кэрри выбежала из дверей и заорала:
- Не смей брать машину, она нужна твоему отцу!
Я выбралась наружу и хлопнула дверцей изо всех сил. Карл вышел на улицу и спросил меня, куда я собиралась ехать.
- Да никуда. Я просто хотела проехаться, вот и все. Только бы подальше от наших милых зануд-соседей.
- Тогда можешь проехаться вместе со мной.
Карл вывел машину по бульвару Санрайз и свернул налево, к берегу. Около Берч-Стейт Парк мы нашли тихое место и вышли. Он сел на зеленую скамейку и стал смотреть на океан.
- Океан - это и правда красиво. Даже не верится, что на другой стороне тоже есть страны, и кто-то там сидит и глядит на океан, как вот я сейчас тут сижу.
- Угу, - я все еще бесилась.
- Наверное, я не смог бы жить без океана. Все эти годы в Пенсильвании... Я не мог бы к этому вернуться.
- Ага. Я тоже люблю океан, только не знаю, стала бы жить около него всегда. Мне вообще не очень нравится Флорида.
- Наверное, это место для стариков. Дети не любят задерживаться там, где они росли, так что, может быть, ты переедешь.
- Я хочу уехать туда, где у меня будет шанс. Здесь у меня шанса нет. А потом, я хочу распрощаться с теми людьми, которых мы знаем. Они все время мне поперек дороги стоят.
- Вы с твоей матерью - как масло и вода. Ты не можешь просто сказать ей «да» и делать по-своему. Все время взрываешься. Гордыня это, девочка, гордыня. Если бы ты притворялась, что ее слушаешься, тебе не пришлось бы вечно с ней воевать.
- Она же не права. Когда я ее слушаюсь, ее ошибки сразу выходят на свет.
- Она негибкая. Но я все-таки не стал бы говорить, что она все время неправа.
- А я говорю, неправа, по крайней мере, когда она мешается в мою жизнь. Ей надо, чтобы все было по ее указке. Никто не будет мне указывать, что мне делать. Никто. Особенно тот, кто неправ.
- Не знаю. Я не люблю спорить о том, прав я или неправ. Я улыбаюсь, говорю «да» начальнику на работе, «да» Кэрри, «да» моим старикам, когда они были живы. И проскальзываю за их спиной.
- Я так не могу, папа.
- Я знаю. Ты заплатишь за это, милая моя. Заплатишь слезами и досадой, потому что тебе одной придется воевать против всех. Большинство людей - трусы, вроде меня. И если ты попытаешься вынудить их к бою, они накинутся на тебя, не лучше тех, с кем ты обычно ругаешься. Ты окажешься совсем одна.
- Я и сейчас совсем одна. В этом доме я приживалка, и так всегда было. У меня никого нет, кроме себя любимой.
Карл заметно удивился и сказал:
