Верховный Издеватель(СИ)

И вдруг бредовое "открытие" из мира потустороннего пронзило Кирилла до мурашек. Защита есть! Ещё как есть! Храм от них защищает, стало быть, они есть. С защитой хуже, чем без защиты! Как бомбоубежище своим наличием напоминает об опасности, так храм - напоминание... И зазвучала в старом патефоне головы одна из жутчайших песен раннего-раннего детства (в том возрасте, когда все песни воспринимались как-то по-иному):

Не надо бояться густого тумана,

Не надо бояться пустого кармана...

"Не надо" - значит, надо! Детское сознание в 4-5 лет таинственно преломляло смысл: "Пустой карман" - самая зловещая примета. "Густой туман" - ещё понятней...

Умейте всем страхам в лицо рассмеяться:

Лишь собственной трусости надо бояться...

Ага... страхи имеют лицо. Живые неживые. Нежить с лицом! Зловещий хоровод в темноте: поймали и надо теперь им рассмеяться в лицо - это такая магия, такое заклятье: если рассмеёшься в чёрный лик, оно сразу снимется: все они рассеются, как тот "густой туман"... но попробуй-ка, рассмейся среди такой жути! А не рассмеёшься - они мигом набросятся с воем и всё - Смерть... хуже Смерти. Хуже Смерти то, что утащат...

А Трусость - это самое главное из них... как Вий, гнилое-гнилое.... Едет верхом на других них, злобно визжит, и у неё много-много лап, щупалец, клешней и клювов... и какие-то мельтешащие клювы: "тру-тру", что-то щёлкает, трещит, как сейчас эти лампы дневного света.

"Старость меня дома не застанет-

я в дороге, я в пути", - продолжал играть патефон головы. Старость - Смерть, они ведь заодно. Поджидают кого-то дома, сидят, затаились.... "Не застанут" - значит, всё-таки они есть! Дома "не застанут" - тогда "в дороге, в пути"? Там же будет еще хуже! Никто там уже не поможет: дорога, безлюдный и безлунный путь, густой туман... Уж мы-то теперь знаем, что бывает в дороге!

Остановившись в непонятном столбняке, Кирилл как-то сразу стал различать архитектурные детали, которые раньше терялись в "тумане". А тут вдруг сразу отыскались столпы, и арки и даже закомары, видные изнутри - всё, что бывает в большой церкви.

"Да это же храм! Я уже дошёл". - понял Кирилл, но это открытие совсем не обрадовало, а ровно наоборот. "В чём же дело? - недоумевал он. - Это же церковь. Ведь ты ж сюда и шёл. Отчего теперь-то весь сжался?.. Ты же всегда любил церкви! Всегда? Ну!.."

Да, странно, здесь совсем не было того чувства покоя, которое обычно само собой приходит в церкви... наоборот, стало ещё гораздо хуже оттого, что это храм! И что путь кончился. "Я просто переволновался! - понял Кирилл. - Надо остаться подольше, помолиться, собраться с мыслями... тогда всё встанет на свои места. В храме не может долго быть плохо!"

Он перекрестился. "Здесь не место... - послышался откуда-то тихий голос, словно какого-то провожатого. - Здесь - не то! Оглядись получше...". Пригляделся. Да нет, всё точь-в-точь как в обычной церкви! Иконостас, образа... Странно. Но только... с образов отовсюду смотрят чёрные морды в красных колпаках. А глаза не звериные, а ещё хуже. А в руках странные, не от мира сего, предметы, и откуда-то уже точно известно, что эти предметы причиняют страшную боль. Они для этого и созданы. Кирилл вздрогнул и перевёл взгляд так быстро, что чуть шею не свернул. Из алтаря, в котором было темным-темно - ни просвета, - вышел кто-то в священнических одеждах. Кирилл с надеждой устремился к нему - отец Павел? - но "отец" обернулся (сначала почему-то не показалось удивительным, что вышел он задом наперёд, пятясь). Лицо оказалось - как на "иконах", а вместо глаз зияли дыры, как "пустой карман". Руки держали чашу. В чаше находилось, как отчего-то сразу стало ясно - "антипричастие". Что это такое, Кирилл не понимал - но совершенно явственно чувствовал: нечто безмерно не-наше. Хуже "тумана" и "кармана". Кто-то словно приподнял его и он наконец разглядел, что же там. Это была именно "жертва", но не Та, "бескровная" - не Святая Евхаристия. Не великое Церковное Таинство. Кирилл понял, кому жертва - и... даже не от самого зрелища, а именно от "кому" тут же в невероятном ужасе проснулся.

Ощупал мокрую голову - и впервые в жизни узнал, что, оказывается, "волосы дыбом" - никакое не преувеличение: они стояли сосновым лесом! В первые два раза он, оказывается, и не просыпался и никуда из палаты не выходил, а теперь по-настоящему проснулся.

Соседи спали на соседних койках, была, видимо, глубокая ночь. Тихо гудели где-то вдалеке приборы. Кирилл не сразу облегчённо вздохнул - не сразу сообразил, что проснулся. Но сообразив - откинулся на подушку. Опять засыпать (проваливаться туда) жутко не хотелось. Опять выпил воды. Опять лёг. Опять начинается паломничество...

2.

- ...Страшно, о страшно!

- Что же страшного, коли сам бы Христос?

- А захватит и вознесёт.

- Живого-то?

- А в духе и силе Илии, не слыхал, что ли?..

Обымет и унесёт...

Ф. М. Достоевский "Братья Карамазовы" ("Отец Ферапонт")

Лабиринт тянулся всё так же. Но было уже не так одиноко и страшно, словно на сей раз Кто-то спустился и незримо присутствовал рядом, успокаивая. Экскурсия, не экскурсия? Кирилл начинал тут всё больше понимать и разбираться. Понимал, с чего было так не по себе тогда в "храме" и даже в коридоре, ведущем к нему - даже ещё до видения "священника" и "чаши". Или...почти понимал, но пока ещё не до конца понял?..

Вот, видимо, дойдёт до конца лабиринта и поймёт совсем. Все дороги здесь ведут... не в Рим - все дороги здесь ведут... Чувствуется, что конец у этого бесконечного лабиринта есть и сейчас он откроется.

Вдруг открылся новый зал - самый большой во всех анфиладах. Он был чем-то освещён, так что даже во все предыдущие храмы попадали отсветы. Вот откуда брался тот полусвет, замеченный с самого начала! Кирилл заторопился на это сияние и вышел на порог. А с порога обрадованно увидел источник радостного света. "Вот... судьба вознаградила за всё! Наконец-то я вышел. И куда вышел! Да, все испытания пройдены! Все катастрофы! Все болячки! Так ведь так и надо, что к Нему приходишь только после испытаний. Уж я-то их выдержал!". Впереди в сиянии стоял... Господь. И от чувства, что это именно он, Кирилл, не кто другой, Его увидел, на миг захватило дыхание. Господь стоял и светился чётким красно-фиолетовым Силуэтом, и приветливо манил. И храм, и сам Кирилл, попавший в храм... светились - были пронизаны Его лучами насквозь, как рентгеном. Показалось, Кирилл даже видит в этом свете все свои внутренности. Всё! И как будто бы... себя со стороны! Со стороны он стоял... очень величественный в этом фиолетово-огненном свете, делающем всех попавших как бы частью Его Самого.

Но вдруг стало как-то так... что он закрыл глаза, зажмурился изо всех сил. Но продолжал чувствовать все пронизывающие насквозь, "сканирующие" лучи и Присутствие. И Волю. Мощнейшую, растворяющую в себе. И зал вокруг - бесконечный, тоже состоящий из одной и той же лучевой Воли.

Да, перед Кириллом сейчас стоял Царь. Всемогущий. Вседержитель, Пантократор и Космократор.... Он стоял - полноправный Базилевс в парадных одеждах в своём дворце, но в этом дворце были подвалы... а в подвалах.... Словно кто-то шепнул на ухо истину: "Сознайся: мы боимся чёрта, потому что он будет пытать, мы боимся Бога, потому что он будет пытать. Это главная во всей Вселенной истина". Кирилл погнал от себя мысли об "истине", чтоб не сойти с ума, вычеркнул мысли о тех вещах, которые держали те, на "иконах".