Меловой крест

Как будто неудержимый порыв свежего ветра из далекого прошлого ворвался в тихую улочку, неся с собой волшебные запахи обновления. И восстали руины, и распрямился маленький старик во весь свой огромный мужской рост, и с гневным, недоуменным негодованием оттолкнул — почти отшвырнул! — вмиг помолодевший отец своих оторопевших сыновей.

Куда девались потухшие глаза! Замерев, как часовой на посту, этот восставший из пепла мужчина проводил дивную красавицу восторженным пиратским взглядом, в котором было и безграничное восхищение, и надменное осознание своего — мужского! — превосходства над всегда таким слабым, таким покорным и таким ничтожным — по сравнению с мужчиной — созданием как женщина…

Кухня, повторяю, у синьора Мальдини была превосходной.

Антонио расправился с горой устриц и теперь, отдуваясь, утолял жажду водкой. Антонио вообще очень много ел, оставаясь худым на зависть Стояну, который уже несколько недель держал строгую диету, выпивая в день — в соответствии с рецептом, который выписал сам себе, — не менее трех бутылок "Смирновской".

Насладившись дарами моря и напившись, Антонио так долго и тщательно вытирал бумажной салфеткой свою обширную бороду, что привлек внимание синьора Мальдини, который, приблизившись, вежливо предложил ему воспользоваться своим фартуком.

Решительно отклонив помощь, Тони повернулся ко мне и спросил:

"Ну, Серж, как там в твоей Москве? По-прежнему по улицам разгуливают белые медведи?"

"Разгуливают, куда ж они денутся", — охотно подтвердил я.

"Не обижайся. Несколько лет назад вашу страну, тогда Советский Союз, посетила группа итальянских школьных преподавателей. Перед отъездом их принял какой-то высокий чиновник из нашего министерства просвещения. Он их так хорошо проинструктировал, что учителя в Москве все глаза проглядели, таращась из окон автобуса в надежде увидеть белых медведей. А одна дура учительница все время спрашивала, где это русские берут столько детей для жертвоприношений. Оказывается, этот министерский чинуша-идиот объяснил ей, что от русских мужчин при приеме на работу требуют для доказательства их лояльного отношения к Кремлю принести страшную жертву: прилюдно съесть грудного ребенка. Он говорил ей, что претенденты на рабочее место, пожирая молочного ребеночка, при этом жадно чавкают, а их наниматели в знак одобрения неистово рукоплещут".

"Дикая страна", — подал голос Стоян. И непонятно было, о какой стране говорил он.

"Мир свихнулся", — мрачно объявил Антонио.

"Это Италия свихнулась".

"Она свихнулась уже давно".

"Мир свихивается, если верить стонам писателей и воплям газетчиков, уже лет двести. И, ничего, живем как-то… И вообще мне осточертели пустые разглагольствования мучающихся от безделья интеллектуалов. Хорошо бы услышать глас простого человека, который вкалывает с утра до ночи. Спроси синьора Мальдини, что он думает по этому поводу. Ручаюсь, он тебя не поймет… Он всю жизнь простоял у кухонной плиты. Как ты думаешь, много он мог оттуда увидеть?"

Наш хозяин, услышав свое имя, произнесенное синьорами, которые изъяснялись на каком-то варварском языке, насторожился. Мне немного знаком итальянский и, когда Антонио задал вопрос синьору Мальдини, я понял, что он, сохранив суть вопроса, деликатно убрал из него кухонную плиту. Мальдини, казалось, не удивился. Мы все замерли в ожидании. Синьор Мальдини вытер руки о фартук, посмотрел на небо и произнес историческую фразу:

"Господа, я спрашиваю вас, может ли рехнуться уже сошедший с ума?"

"Браво! Брависсимо!" — вскричал Стоян.

Мальдини осклабился:

"Не прикажете ли подать чего-нибудь еще?"

"Конечно, подать, добрый синьор Мальдини! Шампанского!"

"Водки!"

"Чеаэк! Бочку вина!" — голосом тамбовского помещика орал Стоян.

Почтенный кабатчик мигнул официантам и, по-приятельски подсев к нам, присоединился к общему веселью.

"Мир падает в пропасть…" — вызывающе заявил Тони.

Стоян осуждающе посмотрел на своего друга:

"Думай лучше о себе. Ты сегодня опять ночевал без бабы".

"Мир падает в пропасть…"

"Ну и черт с ним!.. Но ты!.. Ты опустился! Ты стал не интересен. Даже для женщин!"

"Мир падает в пропасть…" — косил на него червивым глазом неутомимый Тони.

"Это ты падаешь в пропасть. Спать без бабы?! Подумать только! Две ночи подряд!"

"Мир падает в пропасть… — вдруг сказала Дина. Все посмотрели на нее. — Мир падает в пропасть, — повторила она и вздохнула: — и, слава Богу, эта пропасть бездонна…"

"Силы небесные, — просиял Антонио, — камни заговорили!"

"Скажите, синьор Милишич, — вкрадчиво обратилась Дина к огромному словенцу, — вы, правда, заседали в итальянском парламенте?"

Стояна опередил Тони:

"Разве вы не видите, прелестная фея, что он не может связать и двух слов. По моему совету он купил на деньги от тетушкина наследства, которое к этому моменту еще не успел полностью промотать, место депутата — в Италии все продается — и благополучно проспал весь депутатский срок, просыпаясь лишь тогда, когда его звали обедать. Кстати, фея, у вас нет случайно подружки для меня? Такой же прелестной и обворожительной, как вы?"

"Зачем вам подружка? Подождите, скоро Бахметьев меня бросит, и я с удовольствием выйду замуж за вас. Обожаю пьяниц!"

"Замуж за меня?! Вы с ума сошли! — всерьез испугался Антонио. — Максимум, на что я еще сгожусь, это недельное неофициальное сожительство, да и то, если меня будут подкармливать. Я нуждаюсь в том, чтобы меня содержали, как приличную шлюху. Учтите, я дорого стою! Деточка, у вас есть деньги на мое содержание?"

Дина, прищурившись, отрицательно помотала головой.

Антонио успокоился и закурил сигару, предварительно галантно испросив разрешение:

"Мадемуазель не возражает?"

Дина опять покачала головой, потом посмотрела на меня, потом — на наших новых друзей, и ее кошачьи глаза загорелись нехорошим огнем. Было видно, что она что-то замышляет.

Я положил руку ей на плечо. Но она уже приняла решение. И я знал, что мешать ей бесполезно.

Дина удивительная женщина. Она уже несколько раз демонстрировала мне свои способности. Ее опыты до сего дня были вполне безобидны. Например, она усилием воли убила комара в нашем номере. Низкий поклон ей за это. Ненавижу комаров! Дина посмотрела вот так же, кошачьими глазами, на комара, и тот моментально издох.