Мое тело – Босфор

Ниф громко икает и молчит, переполнившись ужасом.

- В общем, настроение у меня испорчено.

- Тебе надо немедленно отвлечься. Сегодня мы найдем тебе красавца-мужчину!

- Спасибо. Что-то мне уже ничего не хочется.

На солнце мне не лежится, и я натягиваю шорты.

- Ты куда?

- Пойду обменяю баксы и куплю арбуз что ли.

- А нам по Эфесу!

- Тамам, тама-аам.

В обменнике как обычно пусто. Делать особо нечего, и я жду, повиснув на стойке. В зеркало разглядываю свои загорелые ноги. Парень застает меня за этим занятием.

- Ноги красивые! Но турецких денег нет.

- Как это нет турецких денег??!

- Дядя должен привезти из банка.

- И что мне делать?

Мы смотрим друг другу в глаза.

Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня.

Молодой человек - ничего, высокий, спортивный, глазки живые и умные. Еще бы, с деньгами работать! И на пальцах, наверно, мозоли.

- Я могу поехать с тобой в банк. Когда дядя приедет, неизвестно, а так мы сами к нему приедем. Идет?

- Идет.

Мы несемся в очередную неизвестность. Он получает в окошечке пачку денег и проводит ею по бороде, туда-сюда. У него бородка клинышком, как у короля Дроздоборода. Имя он уже себе схлопотал, это точно.

- Что ты такое делаешь?

- Такой обычай. Чтобы деньги водились.

Тоже мне, нашли себе идола.

- Чаю хочешь?

- Нет.

Мы едем обратно.

Бородка хочет меня о чем-то спросить, но не решается. Я молчу.

- У тебя есть бойфренд?

- Не знаю.

Он тормозит на всей скорости.

- Как это не знаю? Что это значит? Либо есть, либо нет.

- Я не знаю. Наверно, уже нет.

Мы снова набираем скорость.

- Вообще-то я видел тебя с одним парнем из Happy Girl.

- Он потерял голову и стал глупо себя вести. Мне это надоело.

- С нашими ребятами это часто случается. Вы же кому угодно голову закружите!

- Вообще-то мы ездим отдыхать за собственные деньги!

И оттого испорчены свободой.

Мой водитель опять долго собирается для следующего вопроса, хотя он чрезвычайно прост:

- Что ты делаешь вечером?

Почти все турки знают, как это сказать по-русски. Но мы говорим по-английски, и это хоть как-то снижает уровень пошлости. Я улыбаюсь:

- Судя по всему, мы идем с тобой на дискотеку?

- А, хочешь, я устрою вечер при свечах?

- Хочу.

- Что ты пьешь?

- Джин. С вишневым соком.

- ОК! Жди меня в 21.00.

Ровно в 21.00. он приносит свечи, зажигает их, и в этот момент у нас вылетают пробки.

- Теперь свечки действительно актуальны.

- Так задумано!

- Ладно, жалко только, что телевизор не включишь! Как же теперь без музыки?

- Я сам тебе спою.

Вместо песен мы начинаем яростно спорить о Боге. Бородка признается, что не верит в него.

- Ты тоже не веришь, как и я!

Я начинаю сердиться.

- Почему ты говоришь за меня?!

- Ну сколько раз в месяц ты ходишь в свою церковь?

Я молчу. Он прав, я вообще туда не хожу.

- У нас это не принято.

- Как это понять?

- Когда я росла, ходить в церковь считалось неправильным. Нас в школе учили, что Бога нет.

- Странная у вас была школа.

Бородка задел за больное, и я уже начинаю жалеть, что пригласила его. Что такое в этот раз, никакой любви, а сплошные укоры совести! Вот бы девки посмеялись, узнав, что мы тут при свечах ведем религиозные дебаты! Они, наверно, пляшут в баре, или вместе с Чулком кушают в ресторане что-нибудь вкусное, а может, катаются на ночной яхте…

Бородка резко меняет тему. Что там у вас видно с балкона? Отель или магазины? Мы выходим на балкон и молча смотрим, как молодой турок возле входа в отель тискает пьяную иностранку. Он извивается нижней частью тела и карабкается по ней как по дереву. Наблюдать за этим без смеха невозможно, мы прыскаем и начинаем взахлеб хохотать. Турок тем временем прислоняет немолодую женщину к проволочному забору и вжимает ее туда что есть сил. При этом ни один из них не делает попыток раздеться – рядом строгие пятизвездные охранники, а может, парень и не хочет до конца отрабатывать свои «еврики», которые они тут привыкли получать от старых немок.

Бородка вдруг накрывает меня долгим поцелуем. Понятное дело, поглядел инструкцию к применению. Целуется он вроде неплохо. Он целует меня в живот, а я запускаю руку к нему в ширинку и чуть не обжигаю руку. Он несет меня на кровать и мы уподобляемся нашим героям у отеля, с той только разницей, что мы очень быстро раздеваемся.

Под утро, обнаружив Бородку у себя в постели, я опять мучаюсь совестью и отползаю на самый край.