Скажи, Лиса!

А в ответ непререкаемое:

– Иди. В школу опоздаешь.

Да какая тут школа?

Не понимаю. Он живет у меня, а рассказывать не хочет. Ничего. Не считает достойной или пытается защитить? Не хочет впутывать в скверную историю, загружать своими проблемами? Так ведь уже впутал, уже загрузил. Тем, что здесь живет.

Почему нельзя попросить о помощи, когда она тебе требуется?

Потому, что такой крутой и со всем справишься сам?

Потому, что такой глупый и не понимаешь, что одному тебе ничего не исправить?

За мелом (часть 1)

Янка Фокина маялась у доски в кабинете химии, пытаясь написать качественную реакцию на катион серебра.

Конкретно против самого металла Фокина ничего не имела. Серебро даже нравилось ей больше, чем золото. На глаз бы она запросто определила, из какого металла изготовлено ювелирное изделие – цепочка там или браслетик. Еще можно было посмотреть пробу и по ней уж точно узнать. Но Золушка требовала совсем другого.

Химичка с надеждой следила за Янкой, пока та рисовала две латинские буквы: «А» и «g», и даже подбадривала Фокину взглядом, старательно не обращая внимания на сыплющиеся на пол меловые крошки.

Напрасно. Янка многозначительно посмотрела на одноклассников; сигналя, несколько раз вскинула вверх тонкие брови. Кто-то осторожно, чтобы не заметила Золушка, начертил в воздухе продолжение формулы: «NO₃». Как ни странно, Фокина поняла, радостно ткнула остатками мелового кусочка в доску. Тот не выдержал напора, рассыпался в прах.

– Зоя Витольдовна! – возмущенно возопила Янка. – Мел кончился! Еще есть?

Больше не оказалось. Золушка виновато глянула на кипящую праведным негодованием Фокину, которая бухтела себе под нос что-то типа: «Ну вот! Верная пятерка сорвалась! Не могли к уроку как следует подготовиться!» – и предложила выход.

– Раз уж так вышло, придется сначала продемонстрировать реакцию. А пока кто-нибудь сбегает за мелом.

На передних партах, между прочим, сидела куча народу, но химичка направила свой взгляд прямиком на меня.

– Алиса! Дойдешь до поста, попросишь мел?

Нет, ну почему именно мне такая честь? Как будто мне не хочется посмотреть, как взрывается, смешав не те реактивы, Янка Фокина.

Спорить я не стала, выбралась из-за стола и потопала на первый этаж. Уже издалека услышала, как охранник переругивается с кем-то:

– Ну да, конечно! Рассказывай сказки. Знаю я вас. Выпущу, а потом твои же родители жаловаться прибегут: «Почему наш ребенок, вместо того чтобы находиться в школе, болтается неизвестно где?» И директор мне голову оторвет.

– Никуда мои родители не прибегут, – сердито возразил знакомый девичий голос.

Не так чтобы уж очень знакомый, но все-таки я его помнила.

– Давай приводи сюда учительницу, и пусть она мне сама скажет, что отпустила тебя, – уперто потребовал охранник.

– Так она и ломанулась. Сейчас все бросит и помчится с вами разговаривать, – огрызнулась в ответ девчонка.

– Тогда топай в класс и жди конца уроков.

Кажется, спорщица смирилась, потому как вместо голосов зазвучали приближающиеся шаги. Я почему-то остановилась. Мне навстречу шла Можаева, сердито поджав губы, рыская прищуренными глазами по сторонам.

Теперь понятно, почему голос показался мне знакомым.

При любых других обстоятельствах я бы его не запомнила, но Таня Можаева была связана с Сокольниковым, а все, что касалось Юрочки, раньше имело для меня особое значение и откладывалось в памяти само собой. Даже голос его девушки.

Заметив случайного зрителя, Таня не сдержала эмоций:

– Вот урод!

А может, искала сочувствия.

И я откликнулась:

– Не выпустил? Да?

– Уперся, как баран! – раздраженно выговорила Можаева. – Я и врала, и правду говорила. Почти. А он – ни в какую. – И она задумчиво и как-то просветленно глянула на окно.

Я тоже. Первый этаж. Середина урока. Возле столовой тишина и безлюдье. Если не считать нас двоих. Но тут уж точно можно не считать.

У окна, как и у большинства стеклопакетов, открывается только одна створка. Не самая широкая. Но даже фигуристая Таня точно в нее пролезет.

– А что случилось-то? – вырвалось у меня.

Просто из любопытства. Все-таки интересно было, зачем Юриной девушке понадобилось тайно смываться из школы в разгар третьего урока. И куда.

Я прекрасно осознавала, что Можаева вряд ли станет со мной откровенничать, но она ответила, не слишком раздумывая.

– Понимаешь, меня один человек сейчас ждет.

Упс! Вот так-то, Юра!

– А почему именно сейчас? Потом нельзя, что ли, встретиться?

Можаева вздохнула.

– Да тут такое дело. – Она нерешительно замялась. – В общем, у него… то есть у нее… кое-какие неприятности. Поэтому и встретиться надо срочно. Я думала, мне Юрик поможет. Звоню ему, эсэмэски кидаю, а он не отвечает. Наверное, звук на телефоне на время урока отключил. Дисциплинированный.

Упс! Теперь – вот так-то, Лиса! Рано ты обрадовалась. Сокольников по-прежнему крепко занят. Да и отношения у вас в настоящее время не те, чтобы на что-то рассчитывать.

Про дисциплинированность Таня бросила насмешливо и даже чуть презрительно. Но видно же, что по-родственному.

За мелом (часть 2)

– В окно полезешь?

Можаева не стала отвечать, забралась коленями на подоконник. Потом нажала на ручку, открыла окно и тут же отодвинулась подальше, болезненно морщась.

– Высоко-то как!

Я удивилась:

– Ты что? Первый этаж всего.

Конечно, сидя на подоконнике, до земли ногами не достанешь, придется прыгать. Но там всего-то метра полтора или чуть больше. Двух точно нет.

– Я высоты боюсь, – едва не всхлипывая, призналась Таня. – Даже такой. Я в детстве с кровати прыгнула и ногу сломала. Потом срослось, конечно, но неправильно. И опять ломать пришлось. Так что я теперь даже на стул стараюсь не забираться.

Можаева мне всегда казалась, несмотря на внешнюю мягкость, решительной и жесткой. До жути в себе уверенной. Этим она, наверное, Сокольникова и зацепила. А в реальности оказалось, Танька высоты боится. Даже из окна первого этажа не может спрыгнуть. Надо же!

Хотя Можаева сидела, свесив ноги наружу, но было ясно, что устроилась она тут надолго, и новых действий от нее не дождешься.

– Давай я тебя столкну?

Танька резко обернулась, сверкнула глазами.

– Рискни! Первая улетишь.

– Тогда попробуй лечь животом на подоконник. И сползай потихоньку. Да и спиной не видно, какая там высота.

Можаева задумалась. Переводила взгляд с подоконника на свой живот, изредка опасливо поглядывала на улицу. Но тут долго думать нельзя.

– А вернешься как? Опять через окно? – поинтересовалась я.

Таня глянула осуждающе.

– Да ты что? Дождусь конца урока. Там уже перваки домой пойдут. Толпа будет.

– А в классе тебя не хватятся? Ты вообще как вышла-то?

– Сказала Валентине, что у меня голова болит. Что пойду у медсестры таблетку попрошу. Я же могу у нее задержаться? Мало ли.