Скажи, Лиса!

Возвращалась из магазина со сдобной булкой и питьевым йогуртом.

– О, Лиса! Помогаешь маме по хозяйству?

– А ты подкарауливаешь, чтобы ограбить?

– Да-а! Булочка с йогуртом того стоят! – Тимофей уверенно пристроился рядом.

Нам опять по дороге?

– А чего так скромно? Сели на голодную диету?

– Не! Просто мама с Толиком укатили в свадебное путешествие на недельку.

Грачев не поверил, вытаращил глаза.

– И ты что, сейчас дома совсем одна?

– Ну-у, на неделю же всего.

Тимофей потупился, замялся.

– Лиса! – Помолчал еще немного. – А можно, я у тебя пока поживу?

У меня даже мое обычное «а-а-а» в горле застряло. Зацепилось всеми шестью широко расставленными ножками и ни туда ни сюда, будто парализованный жучок.

– Ты не думай. Я себя хорошо буду вести. И тихо. Я даже картошку чистить умею.

Грачев никогда еще не был таким заискивающим. Обычно он – нахальный, самоуверенный, независимый. Но и я обычно – разумная и рассудительная. Без глупостей.

– А твои родители тебя искать не будут?

Тимофей ухмыльнулся недобро.

– Да забей ты на моих родителей. Чего ты все про них?

Надо уметь говорить «нет»: «Ни за что! Ни под каким предлогом! Нет, нет, нет и еще раз нет!»

Но сразу же представляю: я откажу, а он пойдет еще куда-нибудь, только не домой. Ведь так тоже могло быть. Могло быть? Могло?

– Ну ладно. Живи.

Если мама узнает, она вообще больше никогда меня одну дома не оставит. Уволится с работы, благо теперь есть кому содержать семью, и будет все время ходить рядом, держа за ручку, провожать в школу, встречать из школы, добавится ко мне в друзья «вконтакте» и заставит разговаривать по мобильному с громкой связью.

Последний всплеск разума:

– У тебя же вещей никаких нет. А у нас дома все шмотки сейчас только женские.

– Я завтра принесу.

Понятно. Тайная вылазка, пока родителей нет дома.

Да что же это такое?

У меня внутри все напряжено и натянуто, и руки слегка подрагивают. Происходящее странно. Я не боюсь Грачева, в нем я уверена. Но я не уверена в том, что поступила правильно. Ничего не зная, я влезла в историю. В какую: хорошую или плохую? И необходимо ли вообще мое участие?

А Тимофей спокойно разгуливал по комнатам, будто у себя дома. Хотя он уже столько раз приходил ко мне, что легко ориентировался в нашей квартире и хорошо выучил, где что лежит.

Да и чего ему смущаться, если кроме нас с ним никого нет?

Сяду за уроки. Занятие привычное и занудное, приводит в норму.

Тимофей – в маминой комнате. Кажется, смотрит телевизор. А я смотрю в тетрадь по английскому, но из всего многочисленного словарного запаса в голове осталась только глупая песенка:

В пору поменять Мэри на Алису.

– Чего делаешь? – донеслось из-за плеча.

– Пишу сочинение по английскому.

Тимофей глянул на чистую страницу, критически хмыкнул.

– Хочешь, помогу?

Мальчик из колледжа предлагает помощь девочке, которая ходит на дополнительные занятия по языку со второго класса.

– Серьезно?

Тимофей не смутился, снисходительно дернул плечом.

– А что? – И не сдержал самодовольной улыбки. – Английский, французский. На выбор. Я с этого года должен был учиться в Канаде.

Бедная моя нервная система. Не много ли потрясений за один день. Я же не железная!

– Где? Да ладно! Так чего ж ты не там?

– Ну-у. – Тимофей иронично скривил губы. – Ошибся в расчетах.

– А почему – Канада? Это же очень далеко. Есть же Англия, Швейцария. У нас, кстати, из параллельного класса один мальчик на следующий год едет учиться в Швейцарию.

Грачев отвернулся.

– А вот именно потому, что далеко.

Спрятал лицо на секунду, а потом опять посмотрел на меня легко и беззаботно.

– Так помощь требуется?

Я тоже посмотрела на него. Хотела пристальным взглядом прямо в глаза, но почему-то не смогла, только скользнула сверху вниз, как по крутому склону. По лицу, по плечу, по руке, упирающейся в спинку моего стула.

Он действительно, несмотря ни на что, такой весь аккуратненький, ухоженный, чистенький. И вдруг – уродливое пятно. Как рана. Мерзкая, стягивающая кожу, запекшаяся корочка кроваво-коричневого цвета, а вокруг – краснота.

Рана и рана. Я бы и внимания не обратила, если бы она была не на тыльной стороне предплечья, прямо над бледно-голубой, слабо просвечивающей ленточкой сосуда.

– Грачев, это что?

Он не стал выкручиваться и врать, влепил честно, равнодушно и насмешливо:

– Штука такая. «Крокодил» называется.

«Крокодил»?

– То-то ты чешуей покрываешься! – Я тоже сначала попробовала насмешливо, но мгновенно сорвалась и просто заорала: – Грачев, ты совсем идиот? Ты же клялся, что не колешься!

Он ухмыльнулся слову «клялся».

– Подумаешь, один раз. Просто попробовал. Чего страшного-то?

– Грачев! Ты последние мозги выкурил?

Достаточно сделать первый шаг, а дальше идет само собой. Если уже переступил – так чего останавливаться? И тупая уверенность: я смогу справиться со всем, чем угодно! Я – сильнее! Чего страшного?

Да! Полазала я по Интернету. Впечатлило. И впечаталось. Транспарантом. Горящими буквами: «Средняя продолжительность жизни героинового наркомана составляет семь лет от начала употребления наркотика, а наркомана, употребляющего „крокодил“, – не более одного года».

Не думаю, что это только для того, чтобы детишек пугать.

– И куда дальше-то? В морг? Там-то тебе достаточно страшно будет?

– Лиса! Чего ты разоралась? Говорю же: один раз!

Хочу верить! Хочу верить, что так тоже бывает.

И не верю.

– Сделаешь еще раз, я тоже найду такой и вколю себе.

А он – верит.

– Лиса, ты совсем дура?

– А чего страшного-то?

Даже посторонние не сомневаются, что у Мэри проблемы с головой

На ОБЖ проходили помощь при ушибах и переломах: за что хвататься и как накладывать повязки.

Подполковник (на пенсии) разделил класс на группы по четыре человека.

– Так! Один – пострадавший, остальные трое оказывают помощь. Бинтуют согласно схемам.