Мужчины своих женщин

«Да я тебя, друг, в рассказ вставлю, — думал в это время В., мысленно посмеиваясь и потирая в предвкушении руки. — Ты так и просишься на бумагу… напрашиваешься на перо. Вот и будет главная польза в твоей жизни — станешь объектом литературы, сам того не зная. А не поднимай руку на классика, не трепли имя всуе!.. Ты делай свое дело, а я буду — свое! И станет польза обоим и всему человечеству.»

Писателю на человечество-то было глубоко плевать. Вернее, он интересовался мировыми проблемами, раз в неделю просматривая новости по телевизору и ковыряя спичкой в зубах после вкусного обеда. Но волновали его лишь дела маленькой частицы мирового людского океана — его семьи. Потому что главными людьми в этом человечестве были его жена и дочь. Все большое, общее Человечество представлялось ему в виде огромной плохо организованной толпы, а что такое толпа, он хорошо знал — запомнил еще с детских лет, когда в пионерском лагере «Спутник» приходилось отбиваться от стада бодрых идиотов. Почти каждый день тогда у него бывал разбит нос, и не успевал отцвести фингал под одним глазом, как загорался фонарь под другим. И уже осенью, когда он пошел во второй класс и сразу записался в секцию «самбо», в волосах его, к ужасу матери, проявилась настоящая седая прядь…

В. хотел просто, чтобы в его семье все было в порядке, и от этого, по его твердому убеждению, должно было стать лучше и всему человечеству. Это же так понятно.

Я сейчас оскорблю доктора, подумал писатель. Очень сильно. Так, чтобы надолго запомнил.

В. встал и, прервав монолог БД, проникновенно заметил:

— Да вы не переживайте так уж сильно и не обижайтесь на нас, глупых. Не стоит. Я думаю, что эту больницу рано или поздно назовут вашим именем. И табличку золотую повесят: «Здесь работал такой-то». Все будет нормально.

Затем он сел и принялся чистить свои длинные ногти.

Старик подавился коротким смешком, сделал вид, что поперхнулся куском бутерброда и старательно начал кашлять, испуганно глядя в лицо БД — как бы тот чего не заподозрил. БД устало махнул рукой. У него больше не было сил. Каждый день, каждая ночь приносили новые разочарования.

Явилась санитарка, делавшая вместе с Ниной клизму.

— Борис Дмитриевич, все готово. Будете смотреть?

БД наклонился к столу, оторвал зад от сиденья, медленно распрямился. Идти смотреть? На что? Что там может быть такого интересного? Упрятав руки в карманы, он неторопливо и осторожно, как слепой, двинулся на голос.

Старый морж быстро убежал на очередной вызов, с опаской протиснувшись в дверь мимо писателя. В. оказался в полном одиночестве. Поле битвы осталось за ним. Он чувствовал некоторое удовлетворение, но и все ту же злобу, которая не утихала в его душе. Впрочем, теперь злости, кажется, стало чуть меньше.

До него глухо доносился голос врача: «Вот видите — зеленое… Я же говорил… но ничего опасного…» Нина что-то радостно отвечала ему, и тон ее голоса стал извиняющимся. Вскоре она, держа на руках зареванную девочку, быстро вышла из смотровой.

— Слава Богу! Ничего опасного!

В. кивнул. Да, слава Богу. Можно ехать.

Нина принялась одевать девочку, которая прямо на глазах засыпала и то и дело валилась набок.

— Надо бы извиниться перед ним, что ты тут ему наговорил, — тихо сказала Нина. — А он ведь помог. Хороший специалист.

— Лучше бы и не помогал… ротан мелкожаберный, — холодно сказал писатель.

Но на самом деле он был благодарен судьбе, забросившей его в эту больницу и столкнувшей именно с этими людьми, потому что теперь он знал, кто будут герои его нового рассказа.

Когда-нибудь, думал он, настанет такое время, что сказать человеку «спасибо» за любую услугу будет неловко, потому что ему же придется ответить «пожалуйста», а это так мучительно…

БД тайно смотрел на них сквозь полуоткрытую дверь, его губы шевелились, и он никак не осознавал, что делает — молится или посылает проклятья… Потихоньку отодвинулся в сторону, чтобы зрелище чужого счастья не слишком разъедало душу. Врача трясло мелкой нервной дрожью, и он раз за разом повторял:

— Да нет, я не плохой человек, я просто… не очень хороший, вот и все. Я же не плохой человек!..

Внезапно его затошнило, он ретиво кинулся к унитазу, но пока добежал, прилив уже отступил. Бессильно согнувшись, истекая холодным потом, упираясь руками в стульчак, доктор рассматривал свое отражение в тамошней неглубокой лужице. С большим удовольствием он плюнул в чужое опухшее от бессонницы лицо, но слюна оказалась болезненной, слишком тягучей, и плевок, растянувшись до самой воды, вдруг вернулся обратно в рот доктору. И вот тогда-то его вывернуло по-настоящему, как следует…

Девочка капризничала — ей мешали уснуть. Нина быстренько одела ее, и В. взял ребенка на руки. Девочка, положив голову отцу на плечо, моментально погрузилась в крепкий глубокий сон.

Семейство вышло на свободу. Там было прохладно, сквозь кроны деревьев где-то на востоке обещалась новая заря, светилось нечто туманное и неясное. Писатель глубоко вздохнул, встряхнулся, глянул по сторонам.

— Машину вряд ли поймаем, в такое время никто не остановит. Пойдем к теще, в Брагино, — решил он. — Здесь пешком часа полтора. Ну а если подберут, то — домой. Баиньки.

— Донесем ли? — с сомнением спросила Нина. — Ведь тяжело. И сумки. И страшно ночью-то…

— Мы — и не донесем? — усмехнулся писатель, обняв свободной рукой жену за плечи. — Да я на карачках поползу!.. Не бойся, ничего не случится. До конца света еще целый миллиард лет. Пути господни неисповедимы. А если кто пристанет, не дай Бог…

Он показал жене нож, специально прихваченный с собой из дому.

— Пусть только попробуют.

— Убери подальше. Ну… вот теперь можно идти.

И они направились к шоссе. Путь предстоял неблизкий.

Они голосовали редким проезжавшим легковушкам без особой надежды, понимая, что их странная троица выглядит подозрительно в три часа ночи на шоссе, с обеих сторон которого — густые кусты. Никто не останавливался. Возможно, думал писатель, я тоже так поступил бы на их месте. Обижаться нечего. Ладно, все это неважно. Главное — девочка не больна. Через час будем у тещи, выспимся, отдохнем…

Машины с визгом проносились мимо, освещая их ярким светом фар и снова погружая во тьму. Но небо на востоке уже розовело.

Женщина чуть отстала с тяжелыми сумками и посмотрела сзади на своего мужа.

Писатель шагал прямо, суровый и счастливый, крепко прижимая к себе дочь. Дорога терялась во мгле. В. знал, что так они могут идти очень долго, у них хватит сил и терпения. Да, тяжело, но они сметут все преграды. Беды и несчастья убегут прочь, завидев их дружную троицу. И семья благополучно доберется домой.

Женщина подняла лицо к ночному небу. Там звезды нежно задрожали, растеклись кляксами и сделались солеными на вкус.

— Ну чего ты там? — спросил В., обернувшись. — Устала?

— Ничего, иду, иду, — сказала жена, догоняя его. Хорошо, что лица в темноте не видно.

И все-таки их подобрали, когда они уже перестали надеяться. Новенькая «семерка», бухающая аудиобасами, словно тяжелой артиллерией, в ней парень-качок с симпатичной девушкой. Залпы временно прекратились, было объявлено перемирие. Вам куда? Да нам, вообще-то, в дрзоую сторону. Далеко? Далековато… Ну садитесь, подбросим, что же вы будете ночью с ребенком-то… Спасибо, только нам правда в другую сторону и далеко. Садитесь, садитесь. Куда едем? Ну… к цирку. Да-а… действительно. Ну что ж, потеряем полчаса, не страшно. Ребята, у нас денег только полтинник. Хватит? Да какой там полтинник, ни к чему… Нет, так не пойдет. Хотя бы пятьдесят мы сможем вам заплатить. Ладно, раз уж вы так настаиваете. Как же вас угораздило в таком месте и в такое время?.. Мы в больницу ездили, это был какой-то ужас, доктора… Знаю, знаю, у меня у самого трое, младшему сегодня месяц исполнился… Ну, поздравляем! Здорово! Молодцы — в наше-то время троих поднять. Да это не мои, засмеялась девушка, я здесь ни при чем. Я сразу понял, как только вас увидел, что вы из больницы, сказал водитель. Неужели так плохо выглядим? А я еле удержался, чтобы морду доктору не набить, есть там один такой… Иногда нужно не сдерживаться. А я вообще не хожу с детьми к докторам, жену посылаю, а то как бы чего не вышло. Не могу на это смотреть.