Век

— Ну что же, думай, — сказал он. — Я пойду наверх в туалет. Когда я спущусь, я хочу получить ответ.

Она начала было говорить, чтобы он убирался к чертям, но что-то заставило ее закрыть рот. Когда он взбирался по скрипучей древней лестнице, она подумала о том, что значит быть миссис Эйб Фельдман. Сила, деньги, влияние... Королева Седьмой авеню. Это было заманчиво, очень заманчиво. Кроме того, она любила его. Кто устоит против его энергии, страсти, честолюбия, когда он дал им волю и обрушил все это на нее? Вся ее жизнь пронеслась в ее памяти: ее полное опасностей и отягощенное избыточным весом детство, годы странствий по Европе, утрата родителей и дедушки с бабушкой, потеря Ника... Теперь она попробовала вкус успеха, и ей это понравилось. Она добилась успеха сама, и, став миссис Эйб Фельдман, она увенчала бы свой успех его успехом. А разве дядя Дрю не позавидует этому? А разве Морис и Барбара не стали бы гордиться?

Она подумала о Рите Альварес. Она была уверена, что Эйб ошибался в своих антипрофсоюзных взглядах, а его черствость по отношению к Рите Альварес была омерзительна, независимо от того, чем бы он ее ни оправдывал. Но если бы она была его женой, разве не попыталась бы она его изменить? Он не сможет вечно противостоять профсоюзам. Возможно, ей удастся приблизить этот день? Она услышала, как он спускался по лестнице.

— Ну и что? — спросил он, войдя в гостиную. — Каким будет ответ?

Она посмотрела на него: высокий, стройный, по-юному красивый, хоть и с седыми висками, прекрасно одетый, такой уверенный в себе. Эйб Фельдман, несомненный победитель. «Черт с ним, — подумала она. — Он знает, что он неотразим».

— Когда Габриэлла Кемп выходит замуж за Эйба Фельдмана, это событие должно произойти в каком-то особенном месте. Куда мы поедем?

Он улыбнулся и подошел к софе, чтобы ее поцеловать.

— В Париж! Куда же еще?

ГЛАВА 57

Две недели спустя Сид Кон вышел один из штаб-квартиры Международного профсоюза дамских портных и направился в свой любимый бар «Пэддис». До десяти часов вечера оставалось несколько минут. Сид работал допоздна, делая последние приготовления к назначенному на завтра пикетированию здания «Саммит фэшнз» живой цепочкой. До этого Сид настраивал руководство профсоюза против «Саммит фэшнз». По целому ряду обстоятельств руководство неохотно шло на какие-либо меры против этой компании. У Сида даже были подозрения, что Эйб Фельдман сунул им взятку, чтобы его только оставили в покое. Но Сида возмутило дело Риты Альварес, и он, вопреки возражению боссов, протолкнул идею с пикетом. Эта забастовка обещала быть долгой, напряженной и неприятной. По всему было видно, что Эйб не собирался уступать и просто-напросто уехал в Париж с новой женой, оставив «Саммит» на попечение своего вице-президента Маури Шульмана. Может, это и была форма выражения Эйбом Фельдманом своего неуважения к профсоюзу, однако Сид Кон подумал, что позиции Фельдмана слабее, чем он мог предполагать. Ясно, что Фельдман, будучи магнатом, выбившимся из низов и теперь деспотично обращавшимся со своими работниками, — это пережиток прошлого. Девяносто процентов предприятий на Седьмой авеню было охвачено профсоюзами. Поэтому главная слабость Фельдмана и состояла в том, что время работало против него.

Сид свернул на Западную Тридцать восьмую улицу. Улица была пустынна, лишь с нескольких грузовиков разгружали доставленный товар. Из-за угла вынырнул синий «плимут» и подъехал к Сиду сзади. Как только «плимут» въехал на тротуар, распахнулись его задние дверцы. Пока Сид понял, что за спиной у него что-то происходит, двое дюжих парней, которые выскочили с заднего сиденья, схватили его, и один из них прижал носовой платок ко рту Сида. Они затолкали его на заднее сиденье, вскочили вслед за ним и захлопнули дверь. Автомобиль взревел. Он слетел с тротуара на проезжую часть и направился к востоку.

Эти двое на заднем сиденье были из гангстерской банды Джерри Гроссмана, бруклинской шайки, которая контролировала этот центр готовой одежды как «свою территорию». Один из парней, по прозвищу «Телячья отбивная», сел на грудь Сида Кона, прижимая его к полу машины, в то время как другой, по прозвищу «Лезвие», перерезал горло Сида от уха до уха.

На это ушло не больше минуты.

— А се moment, — произнесла Габриэлла, стоя на балконе их номера-люкса в отеле «Ритц», — j'en ai marre de tout sauf l'amour».

— Субтитры, пожалуйста, — сказал Эйб, который развалился в пижаме на софе в гостиной их апартаментов и читал парижский выпуск «Геральд-Трибюн».

Они только что закончили свой завтрак. Габриэлла повернулась и снова вошла в роскошную, заполненную цветами комнату. Ее волосы были распущены, на ней был бежевый прозрачный пеньюар, который она сама разработала и назвала «sexpot special»[92]. На самом деле ее нагое тело дразняще проглядывало сквозь ткань, тогда как интимные места были задрапированы настолько, что это создавало таинственный образ и не допускало обвинений в порнографии.

— Я сказала, — она улыбнулась, опускаясь на колени рядом с ним и целуя его руку, — что мне надоело все на свете, кроме любви.

— Так, наверное, и должно быть во время медового месяца, — ответил он. — Ты не хочешь пойти к Диору сегодня?

Она покачала головой:

— Нет, ни слова о моде, по крайней мере еще три дня. Я даже вспоминать не хочу о швах и подолах! Мне не хочется ни о чем думать, кроме любви и романтики, к тому же у нас весь день расписан. Мы же хотели стать настоящими туристами. Мы возьмем автомобиль и поедем в Мальмезон...

— А что это такое?

— Дом Жозефины. Он великолепен, и возле него есть чудесный ресторан...

— Жозефина — это кто?

Она с удивлением посмотрела на него:

— Жена Наполеона, тупица!

— Ох. Ну, черт возьми, я же не знал, о ком ты говоришь. А почему тебе нужно осматривать ее дом?

— Да потому, что он красив!

— Я бы предпочел поехать к Диору. Ну, продолжай.

— Потом мы пообедаем в ресторане, затем поедем в Версаль и весь остаток дня проведем там.

— Я его уже видел.

— Я тоже. Но он стоит того, чтобы осмотреть его еще раз. После этого ты меня поведешь в мой самый любимый в мире ресторан «Grand Vefour»...

— О да, конечно, я непременно пойду туда с тобой.

— А потом мы вернемся и будем заниматься любовью десять раз подряд без остановки.

— Минуточку, но тогда мне понадобится группа поддержки.

Раздался стук в дверь.

— Я открою, — сказала она, вставая.

Габриэлла заторопилась к двери и открыла ее.

— Cablogramme pour Monsieur Feldman[93]. — Посыльный в форме протянул конверт, восхищенно разглядывая просвечивающее неглиже Габриэллы.

— Merci.

Она дала ему чаевые и закрыла дверь.

— Я вскрою?

Эйб как раз закуривал сигарету.

— Конечно.

Вскрыв конверт и прочтя телеграмму, она переменилась в лице и посмотрела на него.

— Кто такой Сид Кон? — спросила она.

— Это тот парень, который пытается нас «организовать» в профсоюз. А в чем дело?

— Это телеграмма от Маури Шульмана. Сида Кона убили.

Эйб приподнялся и уставился на нее:

— Что ты сказала?

— Я лучше прочитаю текст телеграммы: «Сид Кон убит. Пикетирование на время отменяется. Думаю, вы должны вернуться. Неприятности. Подпись: Маури».

— Тупица. Почему он мне не позвонил? Что значит «неприятности»? О Боже, закажи разговор с ним...

— Но, Эйб, в Нью-Йорке середина ночи!

— Так разбуди этого кретина! Его номер — Эльдорадо 5—4728.

Пока Габриэлла заказывала разговор с Америкой, Эйб встал и начал мерить шагами комнату, как тигр в клетке. До этого она много раз видела его разгневанным, но на сей раз это был не столько гнев, сколько... Что? Она не была уверена, но ей показалось, что он был напуган.

— Кому понадобилось убивать Сида Кона? — спросила она.

— Откуда мне знать, черт побери?!