Избранное

Баарс. Не распускайте нюни. У нас впереди трудный день. Да помогите же мне слезть! Целый час прошу. (Ему помогают слезть со стола, и он тут же падает на стул.) Ой, ой, ой! Опять моя грыжа! Ой, ой, ой! (Вздыхает.) Видишь, Стефан, оказавшись в земных измерениях, вернувшись из ночной тьмы в светлый день со всеми его причудами, мы снова вспоминаем о своих болячках. Вот так-то. Вообще я недоволен сегодняшним путешествием. Ты меня крайне разочаровал: все вокруг видишь в сером свете. Это меня тревожит, сынок. Ты — единственное, что у меня есть на этом свете. Да, госпожа Тристан, единственное, потому что наши с вами любовные утехи в дюнах несколько лет назад я хочу выбросить из памяти. Стефан мой мальчик. Может быть, слишком худощав, и голова забита двенадцатью стихотворениями, и талии не видно, потому что он еще не познал женщин, но все-таки я даю ему свою фамилию. Я люблю его. (Пауза.) Завтра у нас торжество?

Госпожа Тристан. Да.

Баарс. В котором часу?

Госпожа Тристан. Ровно в одиннадцать двадцать три. Это произошло в январе 1881 года.

Баарс. И я все еще жив. Разве не удивительно? Сначала было зачатие, оставим в стороне, при каких обстоятельствах. Потом зародыш стал личинкой, куколкой и — раз! — появился маленький крикунишка. Дальше пронеслись три войны и — раз! — после всех этих телевизоров, истребителей и атомных бомб я, Ипполит Баарс, в полном здравии сижу здесь, в комнате Стефана. Просто чудо, иначе не скажешь. Да, Бог велик. Преклоняюсь перед ним.

Госпожа Тристан. Бог, говорил Проспер ван Вейдендале, — это единственное, с чем я могу смириться.

Баарс. Гм. Пойдем, Стефан. Прогуляемся в поля, пробуждается земля. Не знаю, что уж там во мне пробуждается в мои семьдесят восемь, но я, как болонка, бегаю по комнатам и не могу понять, откуда ветер дует. Весна, наверное.

Стефан. Но ведь нас и так не было целую неделю. Я лучше останусь дома сегодня вечером.

Баарс. Этот Реми просто эксплуатирует тебя. Он дает тебе работу на дом, как машинистке.

Стефан. Вовсе нет, я целый месяц ничего не делал в банке.

Баарс. Вот это мне нравится, сынок.

Госпожа Тристан. Разве вы не видите, господин Баарс, как у него блестят глаза? Мне это так знакомо. У Проспера ван Вейдендале тоже иногда среди ночи начинали блестеть глаза, его добрые, милые глаза, и он бросался к роялю, и клавиши оживали под его пальцами, рождалось чудо.

Звучит стремительное, сумбурное соло на рояле.

Баарс. Неужели поэтический зуд? И сегодня ночью родятся стихи?

Стефан (скромно). Ничего не могу с собой поделать.

Баарс. Отлично! (Встает, идет к двери.) Дети мои, как я рад, что все еще жив!

Госпожа Тристан. Возьмите трость, на улице ветер.

После ухода Баарса госпожа Тристан долго смотрит на Стефана. Тот отводит глаза. Стефан…

Стефан. Не хочу больше ничего слышать об этом.

Госпожа Тристан (гладит его по голове). Я была у доктора Ландейта, он все понял и дал мне порошок.

Стефан снимает ее руку со своей головы.

Хорошо, молчу. (Пауза.) Одна щепотка убивает кролика, кофейная ложечка убивает лошадь. (Пауза.) Я люблю его, Стефан, как тебя, но я слишком долго думала и теперь уже не могу отделаться от этой мысли. Я хочу провести остаток жизни спокойно: поздно вставать по утрам, поездить по свету. Во всяком случае, жить, как мне хочется.

Стефан. А разве он мешает? Господин Баарс никому не делает зла.

Госпожа Тристан. Делает, и очень много. Он живет на земле и не совершает ничего полезного. Расхаживает в носках, исследует Средневековье и Луну. Для чего он существует?

Стефан. Вы хотите сказать, для чего существует его богатство?

Госпожа Тристан. Не надо грубить, Стефан, не напоминай о том, что твой отец был маляром. Веди себя пристойно. Ты находишься в приличном обществе. (Пауза.) Он милый человек, несмотря на все свои причуды, но это еще не дает ему право и дальше оставаться жить у меня. Не могу же я пускать в дом каждого, кого нахожу милым.

Стефан. Тогда пусть он переедет на другую квартиру.

Госпожа Тристан. Чтобы другие нагрели руки! Я прекрасно представляю себе, что тогда будет! Не успеет он отойти в мир иной, как они примутся шарить у него по карманам! Фу, мерзость! (Пауза.) Доктор Ландейт сказал, что от порошка ничего не почувствуешь, только легкое головокружение. Спросишь себя «Где это я?», и, прежде чем успеешь понять, тебя уже больше нет. Разве сам он не выбрал бы такой способ в день своего рождения? Разве это не прекрасная возможность подвести итог полнокровному, насыщенному пребыванию на земле? Он ведь имел все, что хотел, и ни в чем себе не отказывал. Но всему приходит конец. (Пауза.) Ты же слышал, как он жаловался на сердце, на шумы и учащенное биение. Всего одна кофейная ложечка, и он был бы счастлив. Так будет лучше для него самого. Ты сам слышал, с каким восторгом он рассказывал, как у примитивных народов старики, не приносящие больше пользы, залезают на кокосовую пальму и бросаются оттуда вниз, во имя интересов общины. А разве мы не его община?

Стефан. Я же сказал, что не хочу ничего знать об этом.

Госпожа Тристан. Мне жаль его, а заодно и нас. Я всегда желаю людям только добра. А что это — добро, ты и сам понимаешь. (Пауза.) Объясни мне, пожалуйста, почему он должен и дальше изводить нас.

Стефан. Меня он не изводит.

Госпожа Тристан. Потому что он слишком большой эгоист. В тебе он видит себя в молодые годы. А кто же будет изводить самого себя.

Стефан. Он, правда, иногда раздражает меня своими причудами, старый циркач.

Госпожа Тристан. Ну, циркачом он был совсем недолго, в молодости, а с твоей стороны нехорошо так говорить. Не забывай, что он почетный председатель Кредитного банка и член административного совета «Ллойда», хоть и остался человеком простодушным и непосредственным. Ты не имеешь права ворошить его прошлое. Вот увидишь, когда он покинет… от этого никуда не деться, так вот, когда он отправится на тот свет, весь город выйдет проводить его в последний путь, с венками, под звуки траурного марша. Это будет триумф. А ты хочешь лишить его этого триумфа. Некрасиво с твоей стороны.

Стефан. Не хочу я его ничего лишать.

Госпожа Тристан. Ну тогда хочешь отсрочить этот триумф.

Баарс (из коридора). Спокойной ночи.

Госпожа Тристан (ему вслед). До свидания! Спокойной ночи! Он просто золото. Всегда вежливый, все сделает для ближнего. (Пауза.) Это должно произойти в день его рождения, Стефан, в разгар веселья. Все улыбаются, он растроган, взволнован и залпом осушает бокал шампанского. Легкое головокружение. «Где это я?» — спрашивает он, и прежде чем успевает понять…

Стефан. Я все расскажу ему.

Госпожа Тристан. Неблагодарный балбес. Быстро же ты забыл, что я и он для тебя сделали. Не он ли взял тебя, сироту бесштанную, к себе, когда ты, обливаясь слезами, стоял на мосту, готовый прыгнуть в ледяную воду? Разве не мы напоили тебя горячим-горячим грогом? И много лет держали у себя как домашнее животное? И разве не этот добрейший человек усыновил тебя по закону и перевел на твое имя свое состояние?

Стефан. Перевел, из-за налогов.

Госпожа Тристан. Ты жалкое ничтожество, действительно сын маляра. Ты видишь в человеке только плохое. К чему ты придешь, как далеко ты зайдешь с такими мыслями!

Раздается звонок.

Господи, опять он забыл ключ! (Идет открывать.)

Из прихожей доносится четкий надменный мужской голос: «Здесь живет Алексис де Ровер?»

Госпожа Тристан. Нет, вы, должно быть, ошиблись.

Второй мужской голос, развязно: «Я видел, как днем он вошел сюда и больше не выходил. Он должен быть здесь, мамаша».

Госпожа Тристан. Я вам не мамаша.

Первый мужской голос: «Он иногда выдает себя за поэта, может, это вам говорит что-то».

Госпожа Тристан (обеспокоенно). Поэт? Здесь живет один поэт.

В комнате Стефан подходит к двери и слушает. Потом в испуге отпрыгивает назад, обходит комнату, поправляет фотографии на стене, книги на столе. Первый мужской голос: «В каждом доме хоть один найдется, но тот ли, что нужен?»