Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше

– Как чудесно, что ты позвонил, Марио…

– … мне дала его мать, не кто-нибудь…

– Ну так теперь расскажешь, кто такая Леда?

– Я только что звонил его матери. Она повторила номер… Цифру за цифрой, чёрт бы побрал и её тоже. И набирал я аккуратно, внимательно, я уверен.

– Леда красивая?

– Так что же мне делать? Если даже у его матери неверный номер, как разыскать его?

– И верит в Бога?

– И где ещё найти такого же специалиста, как Руббертелли…

– Леда – балерина?

– …

– Ответь, Марио!

– Да что я должен тебе ответить, чёрт бы побрал и тебя тоже!

– Кто такая Леда?

– Нет. Не скажу. Ты слишком мала.

– Но ты же сказал, что…

– «Но ты же сказал, но ты же сказал…» Нет, это ты скажи мне, почему я всё ещё разговариваю с тобой…

– Хорошо, что позвонил мне, Марио.

– Но я не тебе звонил, чёрт тебя подери!

– Но ведь позвонил.

– Нет, не звонил я тебе.

– А вот и звонил!

– Да ладно, брось!

– Но это так!

– Говорю тебе – нет! Я не тебе звонил, можешь это понять? Я набирал номер Руббертелли… Потому что это его номер… И если даже его мать не знает … А отвечаешь ты…

– Марио…

– Ну…

– Почему ты так разговариваешь?

– Как так?

– Так…

– Так грубо, хочешь сказать… Ну так и скажи, никогда не бойся говорить правду…

– Почему ты разговариваешь так грубо, Марио?

– Потому что не нахожу Руббертелли, вот почему!

– А с Руббертелли ты лучше разговариваешь?

– Ах, Ле… Вот пристала…

– Кто такой Руббертелли?

– Логопед, чёрт бы его побрал! И его мать заодно…

– Кто такой логопед?

– Человек, который учит правильно произносить слова…

– А почему ты неправильно произносишь их?

– Потому что… потому что… когда мне было столько лет, сколько тебе, там, где я жил, все так говорили…

– А у нас дома не так.

– Вот и хорошо, повезло, значит. А у меня, однако, говорили неправильно.

– Почему?

– О мадонна, Ле, сколько можно задавать вопросов… Послушай, а сколько тебе лет?

– Шесть. Но в будущем году исполнится семь.

– Тогда почему ты не в школе?

У меня вдруг словно язык отвалился. Мне нечего было сказать. Или, вернее, я столько могла сказать, что если бы выложила всё, то, наверное, на него пришлось бы накладывать швы.

– Ну ты что, язык проглотила?

– Нет.

Вот опять начались эти «нет».

– Так почему же ты не в школе?

Я не могла снова произнести «нет» и решила дать замечательный ответ. На Ноэми он произвёл огромное впечатление.

– Потому что у меня сотрясение мозга.

– Подохнуть можно, какие слова!

– Как ты сказал? Подохнуть…

– Ладно, Ле. Не обращай внимания… Не нужно было так говорить…

– Подохнуть можно?

– Слава богу, не поняла, верно?

– Подохнуть можно! Подохнуть можно! Подохнуть можно!

– Пресвятая мадонна, Ле, вместо того чтобы учиться правильно говорить, я сам учу тебя некрасивым выражениям.

– Извини, Марио.

– Не нужно… Тебе незачем извиняться, не за что, понимаешь? Ну а теперь прощаюсь, потому что нужно позвонить на телефонную станцию и узнать, что происходит с этим номером…

– Марио…

– Ну!

– Завтра тоже позвонишь?

– Нет! Нет! Нет! Можешь ты это понять? Иди в школу, потому что там будет лучше.

– Не могу.

– Почему?

– Я уже сказала тебе. Потому что у меня сотрясение мозга…

– Эээх… Да ладно тебе… Сотрясение мозга… Но ты ведь не умираешь…

Он помолчал. Похоже, задумался.

– Надеюсь, это не отец тебе устроил, а?

– Что?

– Сотрясение мозга, Ле, сотрясение мозга!

– А… это… нет, я ударилась о ручку в туалете.

– Это лучше! Намного лучше!

– Почему?

– Ну… потому… потому, что сотрясения мозга, которые мы сами себе устраиваем по ошибке, не такие страшные, как те, что специально устраивают нам другие.

– А!

– Вот увидишь, скоро сможешь вернуться в школу.

– А вот и нет. Я туда больше не пойду.

– И почему же больше не пойдёшь? Что, крепко отлупили?

– Нет.

– Тогда в чём дело?

– Не пойду, и всё тут.

Шишка начала сильно пульсировать, как ещё до появления. Наверное, росла.

Я не хотела больше думать о школе, достаточно того, что Марио уже в который раз собрался прервать разговор. И я стала рассказывать ему обо всём, что случилось со мной, без остановки, на одном дыхании.

И сестра Бенедетта… и Бог… и Царь Небесный… и моя бабушка… и Людовика… и Ноэми… и балерина… и яблоко… и Отче наш… и печенье на солоде марки Туччи… и сердечная подруга…

– Успокойся, Ле, успокойся… Остановись, ради бога…

– Я дура, я подражаю, я плохая. И даже не занимаюсь балетом.

– Трагедия!

– Ну да.

– Но я ведь шучу. Если я расскажу, что говорили мне, когда ходил в школу, вот тогда ты действительно испугаешься.

– Что тебе говорили?

– Господи, как же давно это было… Подумать страшно…

– Что тебе говорили?

– Меня называли крысой.

– Крысой?

– Да, крысой.

– А почему?

– Потому что говорили, будто я живу в канализационной трубе.

– …

– Самое интересное, что так оно и было на самом-то деле. Не как с тобой, когда тебе говорят всякую ерунду просто так, лишь бы что-то сказать… А я действительно жил в канализационной трубе. На реке, возле канализационного стока. Говорили, будто воняю. Я и вправду вонял.

– А почему же ты ходил в школу, если тебе говорили такое?

Марио, похоже, нравилось рассказывать всё это. И он больше не говорил, что сейчас попрощается.

– Потому что отец бил меня до смерти, если я не ходил в школу. И когда ходил, тоже. На все деньги, какие зарабатывал, он покупал мне книги. Он не хотел, чтобы я вырос таким же невеждой, как он. Он ведь даже читать и писать не умел.

Я расслабилась на диване. Теперь уже можно было не вцепляться в трубку мёртвой хваткой, чтобы Марио не прервал разговор.

– И до сих пор, хотя отца уже нет в живых, я не перестаю благодарить его. Если бы не его побои, бог знает, где бы я сейчас был…

– Где, Марио?

– В канализационном люке, Ле. В дерьме, как и раньше.

– Ах.

– Поэтому, Ле, в самом деле, не будь дурой… Иди в школу, это важно.

– Нет.

– А твои что, ничего не говорят тебе?

– Нет.

– Не верю.

– Отец сказал, что, пожалуй, пойду в будущем году, когда буду готова.

– Ничего себе! В шесть лет – и то уже поздно. Вот придумали!

– А бабушка сказала, что, может быть, я вообще не буду ходить в школу, а стану учиться дома.

– Вам, что ли, деньги некуда девать?

– …

– Ле, послушай меня, иди в школу, окажи такую милость. Поверь мне, так будет лучше.

– Но я не…

– В школе тебя научат читать и писать… Там узнаешь людей. Это очень важно, уж поверь. Не станешь ведь ты говорить, будто там не оказалось ни одного человека, который не понравился тебе?

– Одна девочка понравилась.

– Ну вот, видишь.

– Ноэми. Она была моей сердечной подругой, но я уже сказала тебе, что она больше не любит меня.

– И ты веришь ей? Мне эта Ноэми напоминает моего Соффио.

– А кто такой Соффио?

– Да, Соффио. Мой друг, у него была астма и он тяжело дышал, как кот. Он собственной тени боялся, бедняга. А когда пугался чего-нибудь, о пресвятая мадонна, так дышал, что у тебя волосы на голове разлетались.

– Ноэми всё время говорит, что ей страшно…

– Видишь, я прав.

– Но я всё равно не пойду в школу.

– Поступай как знаешь, Ле. У меня больше нет времени. Мне нужно позвонить на телефонную станцию, так что давай закончим разговор.

– А завтра позвонишь мне, Марио?

– Опять за своё, Ле! Нет. Не позвоню.

Я собралась с силами и сказала главное.

Мне легче было бы умереть, чем сказать это, в самом деле легче было бы. Но ради Марио я сделала это.

– Если позвонишь завтра, пойду в школу.

Марио помолчал.