Фанатка

Отбросив дурацкую мысль, Питер выдернул из розетки штепсель кофейника, где уже не осталось ни капли чудесного законного наркотика, затем взял со стола свою кружку и повернулся. И тут совершенно неожиданно прозвучал чужой голос, а на пути оказалась…

— Привет, — поздоровалась Дина.

Питер запнулся на ходу, кофе плеснулся из кружки — горячий, обжигающий.

— Боже! — раздался вопль.

Мелькнуло размытое цветное пятно — Дина в мгновение ока стащила через голову облитую кофе блузку и кинулась к раковине, плеснула холодной воды себе на грудь.

Быстро дыша, как после бега, ошарашенный Питер крутанулся вслед за ней, затем прянул прочь и наконец заорал:

— Какого черта ты делаешь в моей квартире?!

Дина обернулась, сжимая в руке скомканную блузку; бюстгальтер намок и просвечивал. Над левой грудью на коже краснело пятно — след горячего кофе; блестящие капли воды скатывались на живот.

— Дверь была открыта, — объяснила Дина.

— И ты просто взяла и вошла? В чужую квартиру?

— Я постучала, — заявила она обезоруживающе.

Питер сердито уставился на незваную гостью, пытаясь успокоиться, утихомирить дыхание. Но мысли его вертелись вихрем: какая же она красивая, эта женщина, порождение его собственного воображения, та, о ком он пишет в своей книге… по крайней мере, ему кажется, что книга — именно о ней. Эти неуместные, дурные мысли надо было срочно задавить. Питер не забыл, как он себя чувствовал благодаря Дине — и в гостиничном номере в Мэдисоне, и позже, как было у него на душе из-за всей этой истории.

Было ему чрезвычайно погано.

— Как ты вообще узнала, где я живу? — спросил он.

— Ты мне сам сказал, помнишь? Десятая Ист-стрит между Первой и А. Твое имя указано внизу на входе. — Дина потянулась к нему, желая коснуться лица. — Мне хотелось еще раз тебя увидеть.

Он с досадой отвернул голову, затем отпрянул, отвел взгляд:

— Дина, послушай. То, что произошло в Мэдисоне…

— …было всего лишь началом, — перебила она.

Не абы кто

Внезапно Дина ринулась мимо Питера, стремглав промчалась через «жилую» комнату. Она бежала как от огня. Или как будто огонь уже пылал у нее на плечах, на спине. По крайней мере в ее зеленых глазах билось что-то, похожее на ужас и отчаяние.

Питер последовал за ней. Как выгнать ее из квартиры? Как заставить никогда больше сюда не возвращаться? Что предпринять, чтобы Джулианна не дозналась? Ничего дельного на ум не шло.

Он обнаружил Дину в кабинете — она стояла и смотрела на витраж с изображением Девы Марии. Смотрела неотрывно, со значением, словно их связывала какая-то общая тайна. Но что общего могло быть у Дины с Пресвятой Девой? Или, если поставить вопрос иначе, что общего могло быть у Девы Марии с Диной?

— Прямо как в книге, — сказала она.

— Дина, уходи. Пожалуйста.

— Скоро уйду. Я понимаю, что мне не следует тут обретаться. Но ты просто… поговори со мной хоть пару минут. Пожалуйста. Расскажи, почему ты сделал эту комнату спальней Анжелы.

Ему хотелось заорать на нее: пусть убирается вон — из его квартиры, из его жизни, из мыслей! Однако Питер не заорал, а неожиданно для себя самого пустился в объяснения:

— Я тут работал, проводил много времени. И было проще описать реальную комнату, чем что-то измыслить. — Нащупав заусеницу на пальце, он потер ее, отвлекаясь на легкую саднящую боль. — Я послал в Мэдисон фотографию окна, чтобы сделали нужные декорации.

Дина внимательно и не спеша оглядела комнату, вбирая в память каждую подробность, словно намеревалась этим воспользоваться в будущем. Не спуская с нее глаз, Питер сунул палец в рот и прикусил ноготь, оторвал край его с мясом, так что выступила алая ниточка крови. Глянул на руки. Все ногти были обгрызены, а он раньше и не замечал. Вот удивительно. Когда же он умудрился приобрести эту скверную привычку?

Присев на корточки, Дина обеими руками надавила на угол книжного шкафа, что стоял по центру у левой стены. И ничуть не удивилась, когда щелкнула освободившаяся пружина и шкаф чуть выдвинулся вперед. Дина потянула шкаф на себя, открыла тайник за его задней стенкой. Потом заглянула в тайник, как в волшебный ларец, и сунула в него руку. Извлекла старую записную книжку и картонную коробку, где хранились все наброски и черновики, которые Питер сделал, когда работал над «Анжелой по прозвищу Ангел».

Держа записную книжку в руках так бережно, словно это была священная книга, Дина раскрыла ее, глянула на исписанные страницы и полюбопытствовала:

— Какие тайны ты здесь прячешь?

— Это записи для первого романа, — ответил Питер, натужно улыбнувшись, забрал у Дины книжку, словно Дина не имела права ее касаться, и положил на стол.

— А мне нельзя их посмотреть?

— Да там по большей части мысли, которые в дальнейшем не пригодились.

Дина выпрямилась и отошла от шкафа, провела рукой по рабочему столу, вынула из карандашницы стилет. Углядела свое отражение на трехгранном клинке, поджала губы, проверяя, не смазалась ли помада. Отложила стилет и замерла над новой рукописью, которую лежащие сверху наручники, точно заложницу, удерживали на углу стола.

— Продолжение?

— Да. Еще раз пройдусь по тексту, кое-что поправлю — и закончу, — ответил Питер.

Дина сняла с рукописи наручники и не глядя пролистала верхние страницы — название, посвящение, благодарности — пока не добралась до первой страницы основного текста.

— «Именно то, как она их ощущала — как любовную ласку при каждом движении», — прочла Дина вслух отрывок из начала первой главы. — «Точь-в-точь нежные губы: она буквально чувствовала влагу поцелуя. Или то сказывалось ее собственное возбуждение? Анжелу позабавила мысль, что из шелковых трусиков иногда получаются превосходные любовники». — Дина с улыбкой повернулась к Питеру: — Но лишь иногда.

Он раздраженно, с шумом выдохнул, затем глянул на часы. Ему надоело играть в ее игры.

— Я полагаю, мне пора садиться за работу.

Дина положила назад верхние страницы, однако не вернула на место наручники. Покрутила стальные кольца в руках, позвенела цепочкой.

— Ты разрешишь мне прочитать рукопись? — проговорила она, явно размышляя о чем-то другом.

— Я еще никому ее не давал, — возразил Питер.

— Ну, я-то — не абы кто.

Он замялся, не зная, что на это сказать. Быть может, та хмельная ночь в Мэдисоне и впрямь сделала Дину кем-то особенным? И хочешь не хочешь, а она уже ворвалась в его жизнь и неизбежно ее изменит?

Дина глядела на стол с легкой улыбкой. Позже Питер припомнит, что точно такая же улыбка играла у нее на губах, когда Дина готовилась опуститься перед ним на колени в гостинице.

По крайней мере она была последовательна в своих действиях.

Внезапно Дина защелкнула наручники у себя на запястьях. Прянула от стола, захлопнула дверь кабинета, прислонилась к ней спиной, поднялась на носки, вытянув руки над головой, и накинула цепочку на старый латунный крючок для одежды, который был высоко прибит возле двери.

— Что ты?.. — начал изумленный Питер.

— Мы можем продолжить с того, на чем прервались, пока принтер будет печатать копию для меня, — проговорила она, чуть растягивая слова, слегка задыхаясь — то ли от предвкушения, то ли от того, что висеть у двери на крючке было неудобно.

Питер уставился на нее, пытаясь выбросить из головы дурные мысли. Дина превосходно знала его книгу, отлично помнила склонность Анжелы ко всякого рода оковам. Анжела любила, чтобы ее связывали, поскольку знала, как это действует на мужчин: дает им иллюзию полной власти. А через Анжелу Питер осуществлял свои собственные желания, с которыми ему в жизни не хватило бы духу подгрести к Джулианне.

Сила духа — вот в чем разница между ним и Диной.

Он тряхнул головой и шагнул к ней, подняв палец, словно желая подчеркнуть что-то важное, указать, что некоторым вещам лучше оставаться лишь в воображении. И передумал, не стал говорить. Дина все равно не поймет. Она станет спрашивать: «Почему?» И вместо разумных речей оказалось, что Питер стоит перед Диной, а его поднятый палец скользит вдоль краешка кружев на ее бюстгальтере — узеньком, только-только прикрывающем соски.