Фанатка

Она видела, как за стеклом мелькнул силуэт: Питер прошел, стягивая с себя рубашку. Да не просто так снимая, а раздеваясь с определенной целью.

А уж кому как не Дине знать, что у него была за цель.

Она утерла слезу. Рассердилась. В основном на себя — за то, что плачет. Но… Она ведь заслуживает того, чтобы сейчас быть там, на шестом этаже, в его комнате, в его постели. Она столько раз представляла себе, как у них с Питером все произойдет в первый раз. И от его предательства ей было больно, особенно после того, что произошло в Мэдисоне. То была лишь прелюдия, так сказать анонс, рекламный ролик, призванный намекнуть на то, что последует дальше.

Намекнуть на их с Питером связь.

На их неразрывные узы.

Ах, как ей хотелось быть наверху, не с улицы наблюдать свет в окошке, а смотреть на Питера с Джулианной прямо в комнате. Слушать, как он лжет жене. Ощущать запах их пота.

Как страстно хотелось закричать Джулианне:

— Ты что, не знаешь, кого он на самом деле желает?! Да знаешь ли ты хоть что-нибудь?!

Понимая, что такое невозможно, что ей нельзя встречаться лицом к лицу с его женой — это не входит в ее планы, по крайней мере, пока еще время не настало, — отлично это понимая, Дина горестно шмыгнула носом и, неловко ступая на затекших ногах, вышла из темноты. Шагая по Десятой Ист-стрит на восток, она двинулась домой.

Утренний ритуал

Он прислонился к одному из деревянных шкафчиков в маленькой кухне. Шкафчики были невелики, в них едва вмещалась та посуда, что была в хозяйстве. Веселый зеленый цвет шкафчиков составлял приятный контраст с футболкой, которую Питер надел со штанами цвета хаки. В прежние времена футболка была темно-зеленая и украшена логотипом любимого Питером книжного магазина. Нынче от логотипа осталось лишь воспоминание, а сама футболка вылиняла и стала серой. Штаны были старые и понизу сильно обтрепанные, но дома в них ходить было можно. Питер стоял босиком, ступнями ощущая прохладу черно-белого линолеума на полу. Он держал кружку, унесенную из какого-то ресторана — название он при всем желании не мог вспомнить, — и прихлебывал из нее черный кофе.

Он обожал этот ритуал, про себя называя его «проводы девушек на работу». Кимберли была в школьной форме — клетчатая синяя юбка и белая блузка. На голове у нее по-прежнему красовался пенопластовый «сыр»; ярко-желтый цвет нелепой шляпы совершенно не сочетался с нарядом Кимберли и окружающим ее миром, да и вообще с жизнью и природой. Дочку вела к выходу мать — в деловом костюме, как подобает окружному прокурору. Костюм был глубокого синего цвета, юбка ниже колен, неяркая блузка застегнута на все пуговицы. Строгий пиджак явно стремился лишить хозяйку всякой женской привлекательности — в противовес тем маечкам, которые надевались в постель. Туфли были подобраны разумно: элегантные и одновременно удобные. Кейс дорогой, из натуральной мягкой кожи — подарок, который Питер сделал жене, когда она получила повышение в должности.

— Ну давай, спрашивай, — сказала Джулианна дочке, выйдя в кухню.

— О чем ты хочешь спросить, Тыковка? — заинтересовался Питер.

— Можно я тебя приведу показать и рассказать?

— Что-что? — Он искренне развеселился.

Слова полились со скоростью сотни миль в час, взволнованные и не всегда связные:

— Сестра Бернадетта сказала принести в школу что-нибудь и рассказать, какое оно имеет отношение к тому, кем хочу стать, когда вырасту. А Билли Тиболт спросил, можно он приведет папу, папа у него хоккеист и играет за «Рейнджерс», а Билли тоже хочет быть хоккеистом, когда вырастет. Она сказала, пусть ведет. А потом типа Марисса спросила, можно ей привести своего папу, он доктор, а она хочет вырасти в доктора. — Кимберли перевела дух. — Ну и я подумала…

— Она умирала от желания тебя спросить, — пояснила Джулианна. — Никак не решалась заговорить по телефону.

Питер опустился на колено, оказавшись с Кимберли глаза в глаза.

— Для меня большая честь — прийти к тебе в школу на показ и рассказ, — проговорил он торжественно и поправил на дочке кусок желтого пенопласта, чтобы сидел поровнее.

— Правда? — Кимберли просияла. — Ты не будешь слишком занят?

— Для тебя всегда найдется время.

— Круто! — вскричала она, и не было на свете восклицания слаще для отцовских ушей. — Я скажу сестре Бернадетте.

— Договорились. Оповестишь, когда надо будет прийти.

— Оповестю, — радостно согласилась дочь.

Питер поднялся на ноги и улыбнулся жене:

— Как насчет того, чтоб я зашел к тебе в контору…

— …на показ и рассказ? — подхватила Джулианна.

— Вообще-то я думал пригласить тебя пообедать.

— Не получится, малыш, — она забрала у него кружку с кофе и отхлебнула добрый глоток. — Я целый день в суде.

Питер огорченно нахмурился. Джулианна вернула ему кружку и легонько ущипнула за щеку.

— Утомительно работать по-настоящему.

Они поглядели друг другу в глаза, и он улыбнулся.

— Пока, папа, — сказала Кимберли, ощутив, что про нее позабыли.

— Пока, Сырная Головушка, — откликнулся Питер.

Он поцеловал обеих на прощание и с порога квартиры наблюдал, как они прошли к лифту, а Гручо смирно сидел рядом с хозяином.

— Ну, Гручо, пойдем, — позвал Питер, наконец закрыв дверь. — Время садиться за роман.

Пес гавкнул, соглашаясь. Но Питер еще даже не вышел из кухни, как в дверь постучали. Он сейчас же открыл.

— Что ты забыла?

Джулианна переступила порог, стиснула мужа в объятиях и с такой силой поцеловала в губы, что Питер как будто перенесся назад на двадцать лет — почувствовал себя так, словно он опять был подростком.

— Забыла сказать, что эта ночь была потрясающей, — проговорила жена громко, но отчего-то с печалью в голосе.

Питер прижал ее к себе, слушая дыхание — ее и свое. Долгий вдох-выдох, разом, одновременно. Если прервется дыхание у одного, перестанет дышать и другой.

Единый ритм был нарушен раздраженным голосом Кимберли:

— Эй, вы, там, не поторопитесь? Пожалуйста. Я опоздаю в школу.

С большой неохотой Джулианна отстранилась от мужа. Он игриво подшлепнул ее, и она возвратилась к лифту. Кимберли стояла в дверях кабины, скрестив руки на груди, и мордашка ее выражала отвращение. Питер смотрел, как сомкнулись створки, как поехала вниз кабина лифта.

Снова закрыв входную дверь, он повернулся к кухонному столу. Горло перехватило, не вдохнуть и не выдохнуть, и больно защемило сердце. Как же он мог ее обмануть? Питер взял старый заслуженный кофейник, грязный и уже не отмывающийся от кофе и отпечатков пальцев, налил дымящийся коричневый напиток в кружку до краев. Как он мог? На этот вопрос простого ответа не найдешь; разве что вновь и вновь повторять: «Я совершил чудовищную ошибку».

Неожиданно раздался звук, который Питер поначалу вовсе не заметил, — металл брякнул о металл, глуховато, далеко, почти неслышно. Вот снова, на этот раз Питер обратил внимание. И снова, и затем опять. Неприятный металлический стук.

Питер с опаской выглянул из квартиры, затем вышел на площадку как был босиком. Вроде бы ничего особенного — площадка маленькая, пустая. Он оглядел лестницу напротив лифта: ступени, ведущие вниз, и один марш наверх. Звук доносился сверху, и Питер двинулся туда.

Ах вот оно что. Металлическая пожарная дверь, что ведет на крышу, не заперта, а лишь неплотно прикрыта. Ветер ее колышет — захлопнуть не захлопывает, только ударяет тихонько о металлический косяк, она опять отворяется, и так раз за разом. Совсем простая разгадка.

Питер проскользнул в дверь и поднялся на крышу. Светило теплое сентябрьское солнце, еще не успевшее взобраться высоко в небо. Питер огляделся, вспоминая, каков был прежде вид на юго-юго-запад. Башни Торгового Центра всегда сверкали в таком свете, как сейчас. Два столпа силы и надежды. А нынче в небе на их месте пусто.

И нечему занять их место в его памяти.

Всего лишь начало

Питер вылил в кружку остатки кофе из кофейника, размышляя о предстоящей работе. Внимания требовали всего несколько глав: нужно было сделать их позанимательней, живее, закинуть «крючки с наживкой», чтобы читатель их проглотил и листал бы страницы дальше и дальше, сгорая от желания узнать, чем все это закончится. Пожалуй, не помешает толика насилия. Не позвонить ли Джеффри Холливеллу да спросить, нет ли у него знакомых убийц? Питеру живо представилась усмешка Холливелла, когда тот скажет: «Конечно, найдутся. Какой убийца вам нужен?»