Узник №8 (СИ)
Узник №8 (СИ) читать книгу онлайн
Он напрягся, замер, задержал дыхание. И только рука его, подрагивая, медленно-медленно приближалась к стене.
Скоро он обязательно умрёт, если не сдастся, не сломается, не перестанет быть собой. Смерть его будет ужасна.
«Как будто смерть бывает не ужасна…»
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Заключённый плавным движением поднёс револьвер к голове, упёр ствол в висок.
— О да! — сказал он. — Вы правы. Раз и навсегда.
— Давайте, жмите на спуск, — кивнул надзиратель.
— Он не заряжен, я знаю, — усмехнулся узник. — Иначе вы не дали бы мне его. Тысячу раз я видел такое в кино.
— А вы нажмите, нажмите, — ласково улыбнулся начальник тюрьмы. — Тут и узнаем, заряжен или нет.
— Я боюсь, — признался узник полушёпотом.
— Разумеется. Все умные люди боятся, — сказал надзиратель таким тоном, будто погладил по голове.
— Это комплимент?
— Если угодно. Будете жать?
— Понимаю. Вы решили избавиться от меня, да?
— Так он же не заряжен, — рассмеялся надзиратель. — Ну что, я зову пожарного? Он ждёт на кухне. И наверное, пользуется моментом, чтобы приставать к дочери, подлец.
— Нет! — воскликнул узник, нажимая на спуск.
Раздался сухой щелчок сработавшего механизма. Смертельно побледневший узник вздрогнул. Начальник тюрьмы улыбнулся.
— Что это? — произнёс узник, стремительно краснея.
— Осечка, должно быть, — отвечал надзиратель. — Давно им никто не пользовался. Но у вас есть ещё целых пять попыток. Попробуйте ещё раз.
Узник снова — наверное, неожиданно и для себя самого — нажал на спусковой крючок.
— Ха! — произнёс он, убирая револьвер от виска. — Что я говорил. Как в дешёвом кино. Револьвер не заряжен.
— Теперь понимаете? — с нажимом спросил надзиратель, переходя почти на шёпот.
Узник уставился на него, как громом поражённый; в глазах его отразился огонёк догадки, посетившей его.
— Да, — выдохнул он. — Да. Кажется, понимаю.
— Звать?
— Зовите!
Надзиратель открыл дверь камеры, высунулся в полутёмный коридор и стал звать пожарного: «Эй! Эй, где ты там, бесов сын, огнеборец чёртов, бабощуп проклятый?! А ну, быстро давай сюда!»
Послышался топот подкованных сапог, послушно прогрохотавших по коридору. Через минуту в дверях вырос молодцеватый юноша в форме пожарного, в сияющей начищенной каске, из-под которой выбивались белокурые волосы. Высокий, румяный, пышущий здоровьем и жаждой жизни, весёлый и сильный он вытянулся перед начальником во фрунт и отдал честь, после чего чётким, почти строевым, шагом вошёл в камеру и встал перед узником.
— Вот, господин пожарный, познакомьтесь, — сказал начальник тюрьмы. — Это тот самый узник.
— Рад знакомству, господин узник! — отрапортовал пожарный.
— Приятно познакомиться, господин пожарный, — кивнул узник, протягивая пожарнику руку. Поздоровались
— Давно мечтал познакомиться с вами, — сказал юноша. — Госпожа дочь надзирателя так много рассказывала о вас.
— В самом деле? — удивился узник. — Интересно.
— Очень много рассказывала о вашей жизни.
— Боюсь, о моей жизни нельзя рассказать много, — пожал плечами узник, — она была слишком коротка.
— Ну вот и познакомились, — благодушно произнёс начальник тюрьмы. — Теперь, господин узник, пора перейти к делу, ради которого, собственно, мы здесь и собрались.
Узник задумчиво посмотрел на револьвер в руке.
— Да, — кивнул он, — да. Позвольте, господин начальник тюрьмы, выразить вам своё восхищение вашей… вашим человеколюбием, вашей мудростью, вашим тонким знанием человеческой души. На самом деле это ведь вы, вы — подлинный философ жизни, а не я с моими словесными играми на пустом месте. Я благодарен вам за испытание, которое вы уготовили мне. Оно открыло мне глаза на многое, на моё место в этой жизни, на цель, которую могу и должен я достичь в оставшиеся мне годы. Вы открыли мне глаза на меня самого.
— Я польщён, господин узник, — поклонился начальник тюрьмы.
— Как гладко вы говорите! — воскликнул пожарный. — Я так не умею, я человек простой, без затей. Да и работа у меня дымная, на ней особо не поговоришь, а заговоришь, так неровен час дыма наглотаешься, тут тебе и каюк. У нас ребята как узнали, что я сегодня с таким знаменитым узником встречусь, так давай мне…
Не дослушав, узник поднял оружие, быстро прицелился и нажал на спуск. Раздался выстрел. Пожарный, не издав больше ни звука, повалился замертво.
Узник, обомлев, уронил револьвер, растерянно уставился на красное пятно, быстро растущее на груди безжизненного тела.
— Хороший выстрел, — кивнул надзиратель. — Прямо в сердце. Даже я бы так не сумел.
— Но как же так?! — вскричал узник. — Ведь револьвер был не заряжен…
— Кто вам сказал? — поднял брови начальник тюрьмы. — Как бы вы тогда смогли исполнить взятое на себя обязательство? Конечно он был заряжен.
— Но… Но почему же…
Он вдруг наклонился, поднял револьвер, прижал дуло к виску и нажал на спуск.
— Осечка! — произнёс надзиратель с шутливой досадой и поцокал языком.
Узник нажал ещё раз.
— Осечка! — в том же тоне сказал начальник тюрьмы и рассмеялся.
Узник сделал ещё одну попытку.
— Осечка! — кивнул надзиратель. — Да полноте вам, господин узник, в барабане больше нет патронов.
— Но почему? Как?
— Да вот так, — довольно улыбнулся начальник тюрьмы. — Два пустых гнезда, патрон, и снова пустые гнёзда. Я же знаю таких, как вы, узников, как облупленных. Вот я и подумал: ну не захочет он палить в пожарного почём зря, без всякой идеи — он уж скорей сам застрелиться захочет. Если один раз револьвер не выстрелит, это ничего, это как бы осечка, и он, думаю, обязательно попробует ещё раз. А вот уж когда револьвер и во второй раз не выстрелит, тут уж он решит, что это просто испытание для него, что оружие не заряжено, что всё как в плохом кино, а пожарный будет наказан не смертью, а пониманием собственной гнусности. Тут он, думаю, ударится в философию, в игру ума-с, и обязательно выведет какую-нибудь теорию, ещё и благодарить меня станет за испытание. И вот, когда снизойдёт на него озарение, тогда уж третьим разом он выстрелит в пожарного, не сомневаясь, что никакого выстрела на самом деле не будет. А после, как убьёт, снова захочет застрелиться от понимания собственной мерзости и от мук совести. Вот, собственно… Ну, и как в воду глядел. Знаю я вашего брата узника, как самого себя, говорю же вам.
Зашуршал песок времени, заскрипели камни бытия, проползли змеи прошлого — явился ангел. Он стоял у стены в необычной для него, какой-то надломленной, позе, держась за стену рукой. Когда же оторвался от стены, то по его шаткой походке, по плавающему взгляду и глуповатой улыбке на лице в нём безошибочно можно было признать пьяного. Вдобавок ко всему, нетрезвым голосом он продолжил мурлыкать напев, начатый, должно быть, ещё в застенных пространствах: «… хэппи бёздэй, диар энджел, хэппи бёздэй ту ю-у-у…»
Кое-как приблизившись к лежащему истекающему кровью телу, он остановился над ним и, покачиваясь, долго разглядывал — минуту или больше, не в силах, кажется, собраться и сфокусировать взгляд. Потом, чему-то невнятно улыбнувшись и икнув, он присел и схватил труп за ноги. Сопровождаемый взглядами узника и надзирателя, поволок тело к стене, из которой всегда являлся. Пьяно и невразумительно болтались за его спиной крылья. Заметив удивлённый взгляд узника, он остановился, покачиваясь и нетвёрдо произнёс:
— М-м?.. А-а-а… Э-эт-то у меня с-се… ссегодня дня… рожде-дня… угу.
— Сердечно поздравляю, — сказал узник. — Всех благ.
— Угу, — кивнул ангел.
— Примите и мои поздравления, господин ангел, — добавил начальник тюрьмы. — Многая лета!
— Спсиб-а, — мотнул головой ангел.
Исчезнуть в стене ангелу удалось не сразу. Узник и надзиратель с молчаливым любопытством наблюдали за тем, как он дважды растворялся в кирпичной кладке и возвращался назад, потому что с проходом через стену что-то не ладилось — то мешало крыло, то спадала с ноги сандалия. Потом, наконец, у него получилось, и зрители, оцепенев, смотрели на то, как он рывками пробует протащить в стену пожарного, и слушали стук каски, сопровождавшей каждый рывок, в конце которого мёртвый пожарник бился головой о стену, но погружаться в неё не желал. Наконец, после очередного рывка, тело погрузилось в стену до половины — до самого ремня с начищенной бляхой. Ещё рывок — и снаружи остались только ноги в сапогах. На этом месте дело у ангела опять перестало ладиться, так что начальник тюрьмы велел узнику подойти и помочь. Узник приблизился, упёрся в подошвы сапог пожарника и толкал их при каждом рывке, который делал ангел с той стороны. Наконец, с пятой или шестой попытки им удалось протолкнуть тело в стену. С шорохом и скрипом стена сомкнулась за пожарным; его не стало. Только теперь узник в полной мере осознал, что убил человека — убил насмерть, окончательно и бесповоротно, что пожарного больше никогда не будет на свете, и возможно, пожаров станет больше, больше станет жертв, погибших в огне — быть может, в том числе и детей. «Вот так малейшее наше действие или даже бездействие влияет на мироздание, привнося хаос в естественный ход событий», — думал он. — «Узник в своей камере невзначай убивает муху — казалось бы, самое бесполезное в этом свете создание, и даже вредное, — а где-то в то же мгновение рушится мост, по которому проходит скорый поезд».