Сборник рассказов

— Юля! — Я рыдала в голос: — Это ведь не страшно?

— Ещё как страшно. Вот у Толясиковой бабки то же самое и было. Скоро начнёшь меня за мужика принимать и за промежность цапать алчно. Дура жёлтая. — Ершова начала успокаиваться. — Сходи в аптеку, купи травку наркоманскую. Называется солянка холмовая. Её все гепатитные пьют, чтоб не желтеть как некоторые уродины.

— Я исцелюсь, Юля?

— Вряд ли. Но хуже тебе точно не станет, охохо, блять.

На улице бушевал май. Стройные девицы в пирсингах нагло нервировали своими бесцеллюлитными ногами, из подвальных тренажёрных залов выползали накачанные мачо в пидорских белых майках-боксёрках, а я шла в аптеку за холмовой солянкой. В водолазке, перчатках, и в бейсболке, которая не скрывала моего, китайского цвета, лица.

В аптеке почему-то было людно. Толпа молодёжи затаривалась к майским праздникам гандонами, пластырем и тестами на беременность, пожухлые старушки требовали слабительного и валидола, прыщавые подростки, нервно трясясь, покупали шприцы. А я жаждала холмовой солянки. Правда, о том что это называется солянкой — я уже забыла. Но это меня не смущало. Я точно знала, что эту травку пьют все гепатитные наркоманы. Аптекарша точно должна знать название.

— Здравствуйте. — Сказала я аптекарше, и сняла бейсболку. — У меня, знаете ли, небольшая проблема…

— Вижу. — Сказала аптекарша, и отошла подальше от прилавка. — В наше время ВИЧ-инфицированные люди живут очень долго. Возьмите на стенде брошюрку «Всё что вы хотели знать о СПИДе»

Я оглянулась. В аптеке не осталось никого кроме меня и трёх подростков с баянами, которые, ничего не замечая, делили свою покупку на троих.

— Ты ошиблась, солдатка. — Я попробовала искромётно пошутить. — Мне нужна травка для гепатитных пожелтевших наркоманов. Чтобы исцелиться. Названия не помню. Но что-то связанное с каким-то супом. То ли щами, то ли бульоном.

— Ромашка? — Предположила аптекарша.

— Не уверена. — Подумав, ответила я.

— Карсил? — Подсказали подростки со шприцами, и приветливо мне подмигнули.

— Активированный уголь? — Внесла свою лепту уборщица.

— Дайте ей солянку холмовую, гыгыгы. — Послышался рядом знакомый голос. — Передознулась, гыгыгы?

Я обернулась и увидела знакомую бородёнку ревматолога.

— Живучая ты, Лидия Вячеславовна, гыгыгы. Дайте-ка мне вон те презервативы. И солянку тоже дайте. Две.

На улицу мы вышли все вместе: я, ревматолог и три наркомана.

— Есть чо? — Тихо спросил меня один из торчков.

— На жопе шерсть. — Ответила я. — Иди нахуй, у меня просто желтуха.

И повернулась к ревматологу:

— Сколько с меня за солянку?

Бородатый врач ещё раз заржал, стянул с меня бейсболку, и бесстрашно посмотрел в мои ясные оранжевые глаза:

— Пошли в кино, Лидия Вячеславовна. В малом зале щас «Реквием по мечте» повторяют, гыгыгы. То что доктор прописал.

— Не могу. — Я натянула шапочку обратно. — Я жёлтенькая. Надо мной люди насмехаться будут.

— В зале темно. Никто тебя там не разглядит. А пойдём мы на места для поцелуев, гыгыгы. Меня, кстати, Женей зовут.

— Что ж ты Женя, пидор бородатый, меня напугал до энуреза? — Я взяла врача под руку. — Хуле ты мне нагнал про инвалидность и ржал при этом паскудно, убийца в белом халате?

— А нахуя ты выскочила из кабинета в жопу раненым джигитом? — Женя наклонился, и заглянул под козырёк моей бесйболки. — Я не успел тебе сказать, что пошутил.

— И хорошо что не успел. — Я широко улыбнулась жёлтыми губами. — А то я хуй бы с тобой в кино пошла, доктор Зойдберг, блять…

Здоровье надо беречь.

Это мне с детства школьная медсестра внушала.

В отрочестве — моя бабушка-покойница.

В юности — Ершова.

Видимо, бабы на меня никогда влияния не имели. Потому что с двадцать шестого года моей жизни за моим здоровьем теперь следят только мужики. И следят, надо сказать, очень хуёво. Потому что я уже третью неделю подыхаю от аллергии на цветение и ещё ни один мужик мне не помог.

А позавчера возле поликлиники я встретила Женю…

Жаль, что он меня не признал, сука бородатая.

Извращенец

22-05-2009

Когда мне стукнуло десять лет, моя мама вызвала меня на откровенный разговор. Это я поняла сразу, как только увидела её лицо, и сложенную вчетверо газету, торчащую из кармана маминого домашнего халата. Все серьёзные разговоры со мной мама вела, зачитывая мне вслух какую-нибудь поучительную статью из газеты, и заканчивала разговор словами: «Лида, ты всё поняла?» Иногда я абсолютно нихуя не понимала, но всегда согласно кивала головой. В противном случае, мама читала мне газету ещё три раза подряд. Таким образом, к моим десяти годам я имела уже три серьёзных разговора с мамой. По статье: «В Африке голодают негры», которая должна была пробудить во мне сострадание к убогим, и, само собой, пробудила, причём, настолько, что я неделю ложилась спать, положив под подушку фото из газеты, с которого на меня смотрел грустными базедовыми глазами облепленный мухами цеце маленький голодный негроид. По статье «Курение — отрава», где подробно рассказывалось о том как курение убивает людей раком, и по статье «Маленький дьявол», где писали про девочку, которая убила свою маму кухонным ножом, за то что та не пустила её в субботу в кино, на мультик «Лисёнок Вук». Последнюю статью мне мама прочитала три раза, потому что с первого прочтения я не поняла — нахуя мне это знать? После третьего я догадалась, что моя мама таким образом намекает, что в субботу я отсосу с Лисёнком Вуком, потому что она меня собирается наказать, и предупреждает, что ножи с кухни она попрячет.

На очереди была четвёртая статья, и, судя по выражению маминого лица — читать мне её собирались раз десять.

— Лида, ты уже совсем взрослая, — начала моя мама, разворачивая газету, а я этим поспешила воспользоваться:

— Тогда купи мне лифчик. Ну, хоть на вырост…

О лифчиках я мечтала с ясельной группы детского сада, и плевать хотела, что мне не на чем их носить. Главное, чтобы они, вожделенные ситцевые лифчики, лежали в моём шкафу.

— С деньгами сейчас туго, — строго сказала мама, и разложила газету у себя на коленях, — так что я купила тебе синенькие рейтузики. А теперь слушай…

Первую читку статьи я прослушала, потому что думала о том что синенькие рейтузики — хуёвая альтернатива лифчикам, вторую читку я слушала вполуха, и поняла, что речь идёт о какой-то непослушной девочке, а третья меня заворожила никогда ранее неслыханным словосочестанием «половая щель». Так что с четвёртого раза я поняла что в статье писали о девочке, которая шла в школу, и по дороге встретила дяденьку, который оказался «извращенцем» (это слово я тоже слышала впервые, и оно мне понравилось), и дяденька тот предложил девочке пойти к нему в гости посмотреть на маленьких котят, после чего что-то сунул ей в «половую щель».

— Ты всё поняла, Лида? — Спросила меня мама, закончив читать статью в четвёртый раз.

— Да. — Ответила я, раздумывая: спросить маму про половую щель и извращенца, или нет.

— Что ты поняла? — Не успокаивалась мама, и буравила меня взглядом.

— Что нельзя разговаривать с извращенцами, которые предлагают показать котят, а сами хотят залезть в половую щель.

— Вот и молодец. — Повеселела мама, оставила мне газету, и ушла звонить тёте Марине с третьего этажа.

На всякий случай, я сама ещё раз перечитала газету, и сильно позавидовала той девочке с половой щелью, которая познакомилась с извращенцем. Фотография этой девочки была на весь газетный разворот, а это было моей второй заветной мечтой, после лифчиков: чтобы мою фотографию напечатали в газете.

На следующее утро, идя в школу, я постоянно оборачивалась назад, и останавливалась через каждые три метра, в надежде встретить извращенца. Половой щели у меня всё равно не было, так что я его совсем не боялась. Я только хотела у него спросить: кому отдать мою фотографию, чтобы её напечатали в газете? Извращенца я не встретила, но на первый урок опоздала.