Спрут

Пресли встал. Поколебавшись мгновение, он спросил:

- А миссис Энникстер… Хилма… она по-прежнему живет у вас? Я хотел бы повидать ее перед отъездом.

- Сперва повидайтесь с Магнусом,- сказала миссис Деррик.- А я пока скажу ей, что вы здесь.

Пресли вышел в коридор со стеклянной крышей и каменным полом и, дойдя до двери конторы, постучал раза три. Поскольку никто не отозвался, он отворил ее и вошел.

Магнус сидел за письменным столом; при появлении Пресли он даже не поднял головы. На вид ему можно было дать не шестьдесят лет, а все восемьдесят. От его горделивой осанки не осталось и следа. Казалось, будто мускулы, державшие прежде спину прямо и голову высоко, потеряли упругость. Он пополнел. Отложения жира - результат неподвижного образа жизни - появились на животе и на боках. Глаза потускнели и непрестанно слезились. Он был не брит и не причесан; седые волосы перестали виться, и крутые в прошлом завитки на висках жидкими лохмами свисали на уши. Орлиный нос крючком загибался к подбородку, губы распущены, рот приоткрыт.

Магнус, бывший некогда образцом опрятности - белоснежная рубашка, застегнутый на все пуговицы сюртук,- теперь сидел без пиджака, в расстегнутом жилете, из-под которого виднелась не первой свежести сорочка. Руки его были в чернилах; и эти руки, единственная часть его тела, проявлявшая какую-то активность, перебирали высившуюся на столе кипу документов разного формата. Ни на миг не прекращая движения, эти руки, когда-то проворные, ловкие и умелые, все время производили с бумагами какие-то; манипуляции.

Губернатор разбирал бумаги. Он брал из пачки слева от себя документ за документом, быстро пробегал их глазами, снова складывал, осторожно перевязывал пачку веревочкой и клал справа. Когда все бумаги оказывались в одной кипе, он начинал снова, но уже в обратном порядке: перекладывал бумаги справа налево, потом слева направо, потом опять справа налево. И все это молча. Он сидел неподвижно, даже головы не поворачивал, и только его руки - быстрые, нервные, беспокойно двигавшиеся - жили напряженной жизнью.

- Здравствуйте, Губернатор! - сказал Пресли, подходя к столу.

Магнус медленно повернулся, посмотрел на него, на протянутую руку, и пожал ее.

- А? - произнес он наконец.- Это Пресли… Ага.

Потом опустил глаза, и взгляд его стал бесцельно блуждать по полу.

- Зашел вот попрощаться, Губернатор,- продолжал Пресли,- я уезжаю.

- Уезжаешь… м-м… ага… Да ведь это же Пресли. Добрый день, Пресли.

- Добрый день, Губернатор. Я уезжаю. Пришел проститься.

- Проститься? - Магнус поднял брови.- Что это тебе вздумалось?

- Я уезжаю, сэр.

Магнус ничего не ответил. Он уставился на край стола и, казалось, погрузился в раздумье. Наступило долгое молчание. Наконец Пресли спросил:

- Как вы себя чувствуете, Губернатор?

Магнус медленно поднял глаза.

- А, да ведь это Пресли,- сказал он.- Здравствуй, Пресли.

- Как поживаете, сэр?

- Так,- сказал Магнус, подумав.- Что ж, недурно. Я уезжаю. Зашел попрощаться. Впрочем…- прервал он себя с виноватой улыбкой,- ведь это ты сказал, верно?

- Но и вы уезжаете. Миссис Деррик говорила мне.

- Да, уезжаю. Мне нельзя оставаться на…- он запнулся, подбирая нужное слово,- нельзя оставаться на… на… как называется это ранчо?

- Лос-Муэртос,- сказал Пресли.

- Нет, нет… Ну да, правильно,- Лос-Муэртос. Все-то я забываю последнее время.

- Уверен, что скоро вы совсем поправитесь, Губернатор.

Пресли еще не успел договорить фразу, когда в комнату вошел Берман, и Магнус с неожиданной легкостью вскочил и встал, прижавшись спиной к стене. Он тяжело дышал и не отводил пристального взгляда от железнодорожного агента.

Берман любезно поздоровался с обоими и присел к письменному столу, поигрывая тяжелой золотой цепочкой от часов, пропуская ее сквозь толстые пальцы.

- Поблизости никого не было, когда я постучался,- сказал он,- и, услышав ваш голос, Губернатор, я вошел. Мне надо узнать у вас, можно ли будет моим плотникам приступить к работе послезавтра. Я хочу убрать перегородку и соединить эту комнату с соседней. Надеюсь, не возражаете? Вы ведь к тому времени уже съедете

отсюда?

Магнус весь подобрался, даже речь его стала чеканной. В нем появилась вдруг сторожкость, пробуждающаяся у прирученного льва, когда к нему в клетку входит укротитель.

- Разумеется,- быстро проговорил он,- можете присылать своих людей. Я уезжаю завтра.

- Надеюсь, Губернатор, у вас не создалось впечатление, что я вас поторапливаю?

- Нет, нет! Нисколько! Я готов уехать хоть сейчас.

- Могу я чем-нибудь быть вам полезен, Губернатор?

- Спасибо, нет!

- А мне кажется, могу,- сказал Берман.- Я думаю, что теперь, когда все уже в прошлом, мы должны стать друзьями. Думаю, что в моих силах как-то помочь вам. На здешней товарной станции все еще свободно место делопроизводителя. Не хотите попытать счастья? Жалование - пятьдесят долларов в месяц. У вас сейчас, наверное, туговато с деньгами, а вам еще и жену содержать надо. Может, попробуете?

Пресли с изумлением смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Чего он добивается? Какую цель преследует, делая это предложение? Почему делает его открыто, при свидетеле? И тут же нашел объяснение. Может, Берман просто решил покуражиться, может, ему захотелось до конца насладиться своим триумфом, проверить, действительно ли он одержал полную победу, посмотреть, все ли ему дозволено, окончательно ли повержен давнишний враг?

- Так как же? - повторил Берман.- Хотите вы занять это место?

- Вы как… настаиваете? - спросил Магнус.

- Боже упаси! - вскричал Берман.- Я просто предлагаю вам место - вот и все. Возьмете вы его?

- Да, да, возьму.

- И, следовательно, перекинетесь к нам?

- Да, перекинусь.

- Вам придется стать «железнодорожником», вы отдаете себе в этом отчет?

- Я стану железнодорожником.

- Иногда вам придется выполнять и мои распоряжения.

- Я буду выполнять ваши распоряжения.

- Вы должны быть лояльны по отношению к железной дороге. Чтоб никаких там шахер-махеров.

- Я буду лоялен.

- Значит, принимаете место?

- Дa.

Берман отвернулся от Магнуса, и тот сразу сел за стол и снова начал перебирать свои бумаги.

- Ну-с, Пресли, надо полагать, мы с вами больше не увидимся,- сказал Берман.

- Надеюсь, что нет,- ответил тот.

- Ах ты Боже мой! Знаете, Пресли, вам не удастся рассердить меня.

Он надел шляпу из лакированной соломки и вытер мясистый лоб носовым платком. За последнее время он сильно растолстел, и его громадный живот выпирал из-под полотняной жилетки, украшенной пуговицами из фальшивого жемчуга и дутой золотой цепочкой с бесчисленными брелоками.

Пресли внимательно посмотрел на него, прежде чем ответить. Еще несколько недель назад, очутившись лицом к лицу с этим злейшим врагом фермеров, он не смог бы сдержать бешенства. Теперь же он, к своему большому удивлению, почувствовал, что испытывает не злость, а глубокое презрение, в котором, да, была горечь, но не исступленность. Он устал, смертельно устал от всего этого.

- Да,- ответил Пресли несколько свысока,- я уезжаю. Вы для меня эти места изгадили. Я не мог бы жить здесь, зная, что, переступив порог своего жилища, всякий раз рискую наткнуться на вас или на результаты вашей деятельности.

- Вот еще глупости какие, Пресли,- сказал Берман по-прежнему благодушно.- Все это пустая болтовня, хотя, должен признаться, чувства ваши я понимаю. Кстати, ведь это вы тогда бросили бомбу в мой дом? Поступок, который не говорит о наличии здравого смысла,- назидательно сказал Берман.- Много ли было бы пользы вам от того, что вы меня ухлопали?

- Конечно, меньше, чем вам от убийства Хэррена и Энникстера. Но это все дело прошлое. Меня вы можете не опасаться.- Он вдруг осознал всю нелепость их

разговора, ситуации, в какой оказался, и громко захохотал.- Боюсь, Берман, что свести с вами счеты не удастся никому и никогда. Вам не страшен ни суд, ни закон. Из милости к вам револьвер Дайка дал осечку, вы даже спаслись при взрыве самодельной бомбы, которую я раздобыл у Карахера. Просто не знаю, что же нам с вами делать.