Аргентинское танго

к набережной Тахо. Постарайтесь незаметно выбросить пистолет в воду. Выполняйте».

Она, чтобы скинуть наваждение, крепко, больно сжимала руку Ивана. Он пожимал ей руку в ответ. Улыбался. Его черные волосы падали ему на лоб, на глаза. Она не замечала раньше, как он красив и как смертельно, неистово похож на отца. Да, безумно похож, только Ким всегда коротко стригся, почти брился, как скинхед. Ему бы мешали длинные волосы стрелять. «Боже мой, я брежу. Мне позвонили — или это я все придумала? Мара, Мара, если так дело пойдет, тебя увезут в больницу, где безумные, скалящиеся люди весь век сидят за решеткой. А если Беера, а с ним и тебя, отловят, ты окажешься за решеткой так или иначе, ты ж понимаешь. Дьявол!» Конечно, ей приснился наяву, прислышался приказ. Что может приказать ей Беер? Он грозился, что она будет спать чуть ли не со всем военным миром. И в постели выуживать из крутых военных мужиков ценные сведения. Бедные мужики, без бабы они никуда. Что бы мужчины делали без женщин? Они бы не смогли воевать друг с другом, это уж точно.

Они с Иваном взяли машину и быстро доехали до стадиона Дель Торо. Прямо перед стадионом возвышалась статуя быка, сработанная из чисто-белого, светящегося под солнцем мрамора. Солнце уже клонилось к закату, и небо наливалось розовым соком вечера. На арену уже выводили быков. Пикадоры, на маленьких юрких лошадках, уже скакали по кругу, по краю арены, вздымая вверх украшенные красными лентами пики. Мария и Иван нашли свободные места, уселись — под гомон и гогот собравшейся на стадионе толпы, среди разнаряженных, с розами в петлицах, мужчин, завитых и ухоженных, как к празднику, женщин, густо надушенных пряными духами. «Юг, это Юг, Иван, ничему не удивляйся. Ты увидишь корриду воочию. Может, это тебе поможет… для того, чтобы по-иному станцевать Черного». Они оба снова обменялись улыбками. Мария нашла руку Ивана. Сжала. Теперь он отчего-то казался ей ребенком. Ее ребенком.

«Что, если я беременна? Он знает, что я была с его отцом. Все равно в ребенке, так или иначе, будет его кровь, их кровь, кровь семьи Метелица. И я не смогу толком определить, чей это ребенок, Ивана или Кима. Нет, сможешь! Сможешь, когда он родится, и ты рассчитаешь день и час зачатья!» На арену не спеша, чуть вразвалку, вышел тореро. Мария чуть не ахнула: какой молоденький мальчик. Как их Хоселито. Что Хоселито делает у них дома? Живет. Помогает отцу. Он у него и наборщик текстов на компьютере, и грузчик, и почтарь, и посыльный. Иногда Хоселито исчезает куда-то на ночь. Может быть, у него есть девушка. У всех всегда кто-то есть. Человек — зверь, живущий в паре. Человек не может без пары. Одиночество страшнее смерти, кто это сказал?..

«Гляди, Мара, тореадор-то какой замухрыстый, в нашем сценарии Золотой ему не чета», — толкнул ее Иван локтем в бок. Вытащил из сумки апельсин. Начал очищать. В ноздри ударил хвойно-спиртовый дух порванной шкурки, брызнувшей соком цедры. Запах русского Нового года, подумала Мария, апельсины и мандарины в России — зимнее