Суть острова

– Да полное вранье, ничего не опасно! Ты, вместо того, чтобы в слезах меня топить, лучше бы выслушала, как дело было.

– Я думать об этом боюсь, не то что слушать! Как ты мог?..

– Так и мог. Там вся банда состояла ровно из двух тщедушных сопляков, с женскими чулками на мордах, старшему из которых двадцать, а младшему и восемнадцати не минуло. Банда!.. Я как двинул в сопло одному…

– Замолчи! Замолчи, я тебя умоляю!

– Ты же сама просила рассказать?

– Я просила? Я умоляла избавить меня от описания твоих дурацких, никому не нужных подвигов! Горе ты мое! Они были с оружием, Ричик! Одно нажатие грязного наркоманского пальца на курок…

– На спусковой крючок.

Да, черт… трудно с женщинами, даже с лучшими из них. Я ведь только уточнил термин, без издевки, «на автомате», потому что неправильно говорить «курок», а Шонна в ответ просто в истерике забилась… Ну что ты будешь делать!

– Они ведь убить тебя могли… Убить!..

– Чем убить? У них один ствол на двоих был, и тот не пистолет, а пукалка. Калибром 6.35! Еще бы конфетти с собой взяли!

– Любым калибром убить можно, ты сам мне когда-то рассказывал. Они были вооружены, одно движение пальцем – и тебя нет! Боже!..

– Хватит истерик! Не убили же. Лапушка, ну ты пойми…

– Убери руки! Вот как, истерика, да? Не трогай меня, н-не прикасайся ко мне! Дай мне спокойно побыть наедине со своей истерикой. Вот твой ужин, ешь его. Вот твой кофе, молоко, хлеб, соль, перец, тарелка… Вилка!.. – Тут моя Ши закрывает лицо руками и в рыданиях убегает в спальню… Угу. Предполагается, что я сейчас облизнусь, засучу рукава, присяду к столу и буду чавкать, пока моя жена вдалеке исходит на горькие слезы… Ой-й-й… Ситуация… Еще секунд десять… Пусть забеспокоится, что я действительно за жратву принялся… Пора идти мириться. Тем более, что у меня от этих криков и упреков враз аппетит отшибло… Надо что-то такое сентиментальное ей вкрутить, авось поможет…

– Ши, заюшка… Выслушай меня… – Молчит, не отвечает, а все же всхлипы стали чуть потише.

– Ши, я бы никогда не полез дуром во всякую фигню, уверяю тебя, но там дети были…

– Что?.. Где там, о чем ты? – Повернулась ко мне. Ах бедная: все прекрасное личико моей Шонны покраснело и припухло от нешуточных слез. Мне впервые за вечер стало перед нею по-настоящему совестно…

– В банке. Там мамаша молодая была, чуть тебя постарше, с двумя детьми, мальчиком и девочкой. Помладше наших будут. Налетчики заорали, стволами машут, а дети в слезы… Стали кричать, этих уродов раздражать… Ну, некогда было предполагать, что они там дальше затеют и на чем начнут злобу срывать…

– У тебя тоже дети… и я…

– Вот именно, о вас-то я и подумал в тот миг! Не дай бог, думаю, если где-нибудь когда-нибудь с ними…

– Правда? Ричик, ты правда о нас подумал?

– Честное слово! – Ну, тут-то я ей не соврал, действительно думал о них, о Шонне и детях… Правда, буквально пару секунд, потому что когда пальбу начал – то уже переключился на реалии.

– Ты же говорил, что у них один пистолет был на двоих? А теперь, что «стволами», в множественном числе?

– Один пистолет, и один муляж пистолета. Только я говорю, что калибр у «ихнего» ствола был никудышний.

– А какое это имеет значение, если он в упор мог выстрелить?

– Не скажи. Вот когда я в него пальнул из своего девятимиллиметрового «беллума», так у него мгновенный шок случился, а из плеча аж брызнуло во все ст…

– Ай!!! Умоляю! Не надо подробноостей, Ричик, я тебя прошу… Меня сейчас стошнит…

– Вот… А у них – ерунда, короче. И все, и забыли. Да? Мир? Миримся, Ши?

– Не знаю…

– Ну, Ши…

– Только ты обещай, что не будешь больше так делать!

– Как?.. Нет, я обещаю, обещаю! Только скажи – как так?

– Не ввязывайся в ненужные переделки.

– В ненужные не буду.

– И вообще не ввязывайся.

– Погоди, лапушка. Но я же детектив? Это моя работа.

– Детектив должен головой работать, как сыщик Пуаро. А не дубинкой и не пистолетом.

– Какой еще Пуаро?

– Это герой многих книжек одной английской писательницы.

– Первый раз слышу. (Угу, с понтом дела, я про Агату Кристи ничего не знаю. Зато – чужое вопиющее невежество отлично отвлекает собеседника от переживаемых страданий)

– Боже мой!.. Ты не человек, а монстр, Ричик. Горюшко мое. Вместо того, чтобы рисовать всякую дурь и кулаками махать, лучше бы книжку лишний раз почитал…

– Книжку? Книжка выпадет из моих исхудалых ослабевших рук, так что сегодня лучше и не пытаться ее держать.

– А-ах, я забыла… Ты же голодный, мой бедный… Идем скорее на кухню. Там же все остыло… Идем, давай свою исхудавшую руку и я тебя донесу до кухни. Знаешь, как сестры милосердия носили раненых бойцов на полях сражений?

– Нет, не видел. Но я сам дойду, поскольку не хочу, чтобы моя сестра милосердия надорвалась. А хочешь, я тебя на руках до кухни донесу?

– Ты же вконец ослабел?

– Но не настолько же…

Это был непростой для пищеварения ужин: Шонна то и дело соскакивала с улыбок в слезы и переживания. Соответственно, я делил свои силы по двум направлениям: ужин и утешения.

– Ричик, а где твой револьвер?

– Пистолет?

– Ну да. Где он у тебя сейчас?

– В одежном шкафу. В спальне, на своей полочке, в глубине. В кобуре.

– А он заряжен?

Я призадумался, потому что навскидку было не вспомнить, очень уж вечер был горяч.

– Надо посмотреть… А!.. Нет, не заряжен. Я обойму вынул, затвором два раза щелкнул. А что?

– А вообще как? Обычно он заряжен?

– Ши, детка моя, я не совсем врубаюсь… Когда как. По работе и вечерами на улице – всегда заряжен, всегда на предохранителе. А дома – разряжен, конечно. Пружину-то из обоймы надо беречь, не то подведет когда-нибудь в неурочный момент.

– Но в самом пистолете ни одной пули не остается? А то в фильмах часто показывают…

– В фильмах покажут. Нет, только неграмотный осел может дослать патрон в ствол и там оставить. Я так никогда не делаю. Так, а в чем дело, почему ты спрашиваешь?

– А ты не догадываешься? Дети. Они уже достаточно выросли, чтобы забираться во все места и все находить. Ты никогда об этом не задумывался? Элли девочка – и то сумела натворить дел. А Жан может найти пистолет и затеет поиграть папиной игрушкой. Понимаешь?

– Гм. Понимаю. Но у меня все разряжено и хранится отдельно. Кроме того, пистолеты сами не стреляют, стреляют люди. Если парень сызмальства научится понимать что к чему и правильно обращаться с оружием…

– Наш Жан???

– Да, а что? Сейчас ему рановато, конечно… А ты вспомни: Марлон Ричардс, сын Кифа Ричардса, в середине семидесятых когда, всегда папиным пистолетом игрался, особенно если папа весь был переширянный героином и за себя не отвечал…

– Ой, мама! Лучше бы ты этого не говорил!..

– А что? Все знали, что когда пистолет у Марлона, можно не беспокоиться о папиных «вольтах». И парень-то был немногим старше Жана…

– Рик! Ты… сегодня целенаправленно надо мною издеваешься. Ты так и скажи: решил меня уморить, свести в могилу. При чем тут твои вонючие наркоманы из «Роллинг Стоунз»? Это наш сын. Я не допущу, чтобы…

– Тихо. Шонна, умерь пыл. Я тоже не допущу. Но парень не должен играть в куклы и носить платьица, понятно? Понятно?.. Я все учту, что ты сказала, и трижды утрою все меры предосторожности. Так?

– Ты очень часто в последнее время стал повышать на меня голос, Ричик.

– Извини. Если я и говорю сегодня громче обычного, то это из-за нервов и обилия впечатлений. Но мои крики никак, ни в коем случае не направлены на тебя. Понимаешь? Ну… Вытри слезки.

– Я и сама, Ричик… Ты только не сердись на меня… Я разве что с ума не сошла сегодня. Я сразу папу попросила, чтобы они к нам заехали и детей забрали…

– Погоди, а почему они не в садике были? – тут моя Шонна покаянно вздыхает и вновь начинает истекать слезами.

– Я… как услышала по радио… сразу помчалась их забирать… Сначала к тебе на работу позвонила…