ИнтерКыся. Дорога к «звездам»

— Ах, Кыся! Я знал, что ты — гениальный Кот! Но то, что ты еще и такой администратор...

— Это не я, — честно признался я Фридриху. — Тут очень помогли мои друзья и один новый знакомый Кот из Торгового порта.

— Как называется судно? — тут же деловито спросила Таня.

— Как называется судно? — переспросил я у Кота Торгового порта по-Животному, от волнения напрочь забыв название своего парохода.

— «Академик Абрам Ф. Иоффе»... — почтительным шепотом подсказал мне этот жулик.

— Судно называется «Академик Абрам Ф. Иоффе»! — повторил я уже в трубку по-шелдрейсовски.

— Записываю... — сказал Фридрих. — Странное, правда, название для российского флота, но... Времена меняются, и мы надеемся, что к лучшему. Итак, Кыся, слушай меня внимательно! Мы сейчас же снова свяжемся с твоим Плоткиным, и он будет встречать тебя в нью-йоркском грузовом порту. В регистровом отделе компании Ллойда я постараюсь точно выяснить сроки вашего прибытия в Штаты, чтобы твой Шура не бегал в порт каждый день. Так что плыви спокойно. И я позволю себе дать один небольшой совет — помоги своему Шуре, поддержи его. Первый год-полтора эмиграция — очень трудная штука. Важно, чтобы кто-то был все время рядом. Ты меня понял?

— Я тебя очень люблю, Фридрих, — сказал я. — Я вас всех очень, очень люблю!

Мой телефонный разговор с Мюнхеном прямо из машины окончательно добил Кота торгового порта...

Когда же после долгого пути к нужному причалу, потом проскока на судно по трапу при помощи разных отвлекающих маневров мимо вахтенного и пограничника, после поиска наиболее укромного и теплого местечка в машинном отделении, куда, как сказал Кот торгового порта, «даже таможня не заглядывает!», я был спрятан глубоко за пазухой этого «Академика...», и Кот торгового порта получил мою рождественскую красно-золотую жилетку из моих собственных лап, он мне выдал последние инструкции:

— Полсуток — не высовываться! Почувствовал под собой открытое море, сразу же вылезай и иди представляться капитану. И постарайся ему понравиться. Как — это уже твое дело. Ну а дальше, как говорится, счастливого плавания... Чао!

— Погоди, — спросил я его на прощание, — а почему ты сам сидишь на берегу, а не плаваешь на этих судах по всему свету? При твоих знакомствах, связях, возможностях...

— А на хрена мне это?! — усмехнулся этот Кот, пытаясь напялить на себя мою жилетку. — Во-первых, я с детства боюсь воды, а во-вторых, зачем мне плавать, когда ко мне все само плывет? Как видишь, за такой жилеткой мне совсем не обязательно было плыть в Германию...

А еще через полчаса я из своего теплого закутка услышал отрывистые команды, веселый мат, смех, разные технические крики и резко усилившийся грохот корабельных двигателей.

Затем, сквозь все эти звуки — еле слышный плеск воды за бортом, кто-то, кажется, что-то запел, и я понял, что мы отошли от причала.

Я лихорадочно стал вспоминать — все ли я сделал в Петербурге, обо всем ли сказал Мите — младшему лейтенанту милиции Дмитрию Павловичу Сорокину, по совместительству — водителю черной «Волги» и телохранителю высокопоставленных Котов дальнего зарубежья?..

То, что Митя выполнит все мои просьбы в лучшем виде, сомнений не было. Важно — не забыл ли я сам поручить ему что-то важное, вот в чем дело! Потому что прощание происходило в какой-то торопливой сумятице дел и чувств, при постороннем Коте торгового порта, и я вполне мог что-либо упустить из виду!..

Первое! Спутниковый телефон я оставил Мите. Вдруг нужны будут какие-нибудь лекарства для Водилы? Митя позвонит в Мюнхен, и Таня все лекарства пришлет с «Люфтганзой»...

Второе. О Рудольфе и его семействе Митя сам обещал позаботиться. Я втихаря предложил было Рудику: давай, мол, вместе в Америку! А он показал глазами на Котят, на Маню и только лапами развел...

Третье. Моему бесхвостому корешу Коту-Бродяге передать привет! Ему помогать не надо. Очень самостоятельный Кот, тонко чувствующий и момент, и ситуацию...

Четвертое. Спустя месяц позвонить в Мюнхен, узнать у Тани наш нью-йоркский адрес и прислать все сведения, чтобы мы с Шурой могли бы выслать Мите приглашение в Америку. Хоть он и шутил, но, по-моему, шутил совершенно серьезно.

Кажется, все... Вроде бы ничего не забыл.

А вот уже и двигатели работают не так громко, и вода за бортом слышнее, и в моем закутке под ремонтным верстаком на дне инструментального ящика тепло и уютно, и спать хочется — сил нет! Видать, умудохался я за эти два петербургских дня, передергался.

Я улегся на бок, прижал лапой свое рваное ухо и на секунду прикрыл глаза...

... И сразу же увидел своего любимого Шуру Плоткина! Шура стоял на сверкающем желтом берегу и смотрел в синюю океанскую даль, из которой я должен был приплыть к нему...

А вокруг него сидели штук пятнадцать потрясающих, соблазнительных и невероятно сексапильных АМЕРИКАНСКИХ КОШЕК!..

И все они, вместе с Шурой, ждали меня!

На следующее утро я, никем не замеченный, аккуратненько покинул свой инструментальный ящик, проскочил через все машинное отделение, быстренько отыскал противопожарный ящик с песком и сделал все свои, сами понимаете какие, дела. Они из меня буквально рвались наружу!

Я тщательно все закопал передними лапами поглубже, притоптал задними и отметил про себя, что ничего лучшего, чем наш обычный русский противопожарный песочек, для Кошачьих дел Человечество не придумало.

На иностранных судах я не плавал и поэтому не имею понятия, чем они там тушат свои пожары. Но, повторяю, когда за бортом плещет вода и этим своим звуком дико провоцирует и усиливает твое желание немедленно опорожнить себя, — дороже ящика с песком ничего и вообразить нельзя!

Поэтому, что бы там ни говорили, будто во времена Советской власти все было плохо и неправильно, я, Кот Мартын, в просторечии — Кыся, от имени всего нашего Вида совершенно искренне восклицаю:

— Да здравствуют наши советские пожарники — самые мудрые пожарники во всем мире!!!

Потом я привел себя в максимальный порядок — умылся, прилизался, пригладился и придал своей исполосованной хамской роже относительно интеллигентное выражение. Насчет своей внешности у меня никогда никаких заблуждений не было. Чего Бог не дал — того не дал. Зато Он вознаградил меня целым рядом других замечательных качеств. Ими я и беру.