Сундук с серебром

— Нет, больше ты к ним не пойдешь! Останешься со мной. А что случилось? Что они тебе сделали?

— Меня били.

— Боже мой! — заохала мать. — Кто тебя бил?

— Ме-яаа-чиха!

— Да за что же?

— Из-за куклы.

— Вот как? Бог мой небесный! Больше никто не будет тебя бить. Нет, нет! Больше не пойдешь к Меячихе… А сейчас ложись, согрейся. Я заварю тебе чай…

У Гриварихи по щекам текли слезы. Всю ночь до утра просидела она у постели дочери. Та все время просыпалась словно от каких-то припадков. Лоб ее пылал.

Нежка была тяжело больна. Она лежала в жару и просила пить. Мать многие часы просидела у ее постели. Она приходила и уходила со вздохами и со слезами на глазах. Все эти дни Петерч, пасший на склоне за домом козу, ни разу не издал веселого крика. Молчал и Тинче на противоположной горе. Приходили братья и сестры, отрывавшиеся на несколько часов от своей работы. Они стояли у Нежкиной кровати и молча на нее смотрели.

Приехал отец. Ему послали письмо. Он показался в дверях — небольшого роста, широкоплечий, с рыжеватой бородкой. И сразу же снял шапку, словно вошел в чужой дом. Постояв минуту, он швырнул шапку на скамью и тяжелым шагом подошел к кровати.

Раньше, когда он приезжал домой, Нежка с криком бросалась ему на шею. Она видела его так редко! Сейчас она в беспамятстве лежала под одеялом и тяжело дышала. Только ворочала головой, словно хотела положить ее поудобнее. Лицо ее было красным, тело пылало от жара. На отца она не обратила никакого внимания. Глаза ее были открыты, но казалось, она ничего не видит.

Отец склонился над ней.

— Нежка! — позвал он.

Но девочка не слышала. В горячечном бреду она блуждала где-то далеко.

— Нежка, ты не узнаешь меня? Это я, твой отец!

Молчание.

Гривар вышел в сени.

— Она меня не узнает, — сказал он жене.

Гривариха уткнулась мужу в плечо и заплакала. У Гривара тоже текли по лицу слезы и капали на бороду.

Нежка бредила. В головке ее собрались все страхи, все горести и обиды, которые ей довелось пережить. Они проносились перед ее глазами пестрой вереницей… Она ссорилась с Тинче, утащившим куклу… Убегала от Пеструхи, которая гналась за ней и вонзала ей в спину свой изогнутый рог… Ее пугала Меячиха, подымавшая розги, чтобы ударить ее по голому телу… Она бежала мимо деревьев, превратившихся в лохматых леших, которые мчались за ней по пятам: топ, топ, топ!.. Утопленник манил ее огромной косматой рукой…

— Мама! Мама! — кричала она, пытаясь подняться с постели.

— Я тут, с тобой, — повторяла мать, снова укрывая ее одеялом. — Ради Бога, Нежка, деточка моя!

Иногда кошмары отступали. Вместо них появлялись более светлые видения… Вот она играет с куклой, нянчит ее и укладывает в колыбельку. Но кукла вечно не слушается. Иногда Нежка ее теряет и не может найти… Вдруг она видит ангелочков — белых, алых и золотых. Они порхают над ней, как мотыльки. Ей чудится, будто она протягивает руки, но никак не может их поймать… Нежка говорит о них вслух…

— Она умрет! — заохала мать.

— Молчи! — сказал не терявший надежду Гривар. — Ты же видишь, она только бредит.

Неожиданно Нежка успокоилась и на короткое время уснула. Затем глаза ее открылись. Казалось, она с удивлением выглянула прямо из мира своих видений. Взгляд ее был ясным. Уставившись на отца, она словно постепенно узнавала его, но сразу не могла поверить, что это и вправду он.

— Отец, — прошептала она.

Потом у нее снова сами собой стали закрываться глаза. Видно было, что ей очень хочется спать.

— Спи, Нежка, — сказал отец. — Поспи еще!

Жесткая, шершавая рука отца гладила ее по волосам. Он вспомнил песенку, которую пел ей, баюкая, когда она была совсем маленькая:

Нежка чуть приметно улыбнулась. Она пыталась широко открыть глаза, но веки были слишком тяжелыми.

Услышав пение мужа, мать удивилась и поспешила в комнату.

— Тише! — сказал Гривар и поднялся со своего места. — Она уснула. Все обойдется, если только ей вдруг не станет хуже, — голос его дрожал.

Мать с радостной надеждой всплеснула руками.

Наступили дождливые дни. Когда небо снова прояснилось и засияло солнце, Нежке стало лучше. Больше она не бредила, по ночам спала. И начала улыбаться. Иногда она уже сидела на постели и играла с куклой.

Отец снова уехал. Мать, не отходившая от Нежки все время ее болезни, теперь иногда ненадолго отлучалась по делам.

Однажды Нежка лежала дома одна. Она смотрела на проникавшие в комнату снопы солнечного света.

В них плясали серебряные пылинки.

Она услышала шаги перед домом — кто-то шел, весело притоптывая. В одном из узких окошек показалась лохматая голова.

Это был Тинче.

Минуту спустя он вошел в горницу и остановился у дверей, держа в руках корзиночку с земляникой. Большие глаза его смотрели на Нежку с удивлением.

Может быть, он думал, что застанет ее такой, какой привык видеть у Меячевых. На большой кровати, укутанная одеялом, она казалась совсем маленькой, словно превратилась в воробья. Бледное лицо осунулось, а заострившийся нос торчал, будто шило. Глаза глубоко запали, но взгляд был живым.

Нежка улыбнулась. Она была ему рада.

— Тинче! — прошептала она.

Словно только теперь осмелев, пастух подошел к постели и протянул Нежке корзиночку с ягодами.

— Вот, — сказал он. — Хочешь?

Нежка высунула из-под одеяла маленькие, исхудавшие руки и взяла подарок.

— Это мне? Спасибо!

Тинче чувствовал себя неловко. Разинув рот, он с глупым видом оглядывался по сторонам. Потом сел на скамью.

Несколько мгновений они глядели друг на друга.

— Мамы нет дома, — сказала Нежка.

— Нет дома?

На самом деле он хорошо это знал. С самого утра он подкарауливал, когда она уйдет. Тинче боялся Гривариху с тех пор, как она оттрепала его за уши.

— Мы думали, ты умрешь, — проговорил он, запинаясь.

— А я не умерла.

— Не умерла, — улыбнулся Тинче. — В будущем году я тоже не буду работать у Меяча.

— Не будешь? А куда пойдешь?

— К Подбрегару, если возьмет. К нему бы мне больше всего хотелось.

Они снова помолчали.

— А я не буду больше служить, — сказала Нежка. — Пока не вырасту.

— Тогда пойдешь батрачить, — заметил Тинче.

— Когда немножко подрасту, поступлю в няньки. Только не к Меячевым.

— Нет, конечно. Да у них уже есть другая нянька. Она мне не нравится. Тощая как жердь и все время показывает язык.

Нежка весело засмеялась. Усмехнулся и Тинче.

И снова они сидели молча, словно им больше нечего было сказать друг другу. Только переглядывались и улыбались.

Пастух поднялся со скамьи и пошел к дверям.

— Ты уже уходишь? — спросила Нежка.

— Ухожу, — ответил он. — Если Меяч узнает, что я бросил скотину, — беда…

— Когда будешь перекликаться с Петерчем, я тоже услышу, — сказала Нежка.

Тинче, довольный, засмеялся и вышел. Большая, лохматая голова еще раз мелькнула в окне. Затем было слышно, как он, топая, сбегал по тропинке.

Нежка поглядывала на солнце и тихонько смеялась. Ей было приятно, что ее не забыли. Она смотрела на мир жадными глазами. Да, она поступит в няньки на новое место. Только бы попались добрые хозяева и хорошие дети. Тогда и она будет вовсю стараться.

Перевод М. Рыжовой.

Тяжкий шаг

Уршула Жерюн ехала в город последним вечерним поездом. Забившись в угол купе, она всю дорогу сжимала лежавшие на коленях руки и время от времени чуть заметно шевелила губами, точно молилась про себя. Ее высокая, худощавая фигура поникла, косынка сползла на плечи. Маленькое бледное лицо терялось в седых волосах. Она сидела, уставясь в окно, машинально провожая глазами пробегавшие мимо окрестности, окутанные первыми сумерками. До сознания едва доходило, что она видит и где находится, — мысли были сосредоточены на том, что происходило в ней самой.