Куба либре

Он очень убедительно смотрелся на пороге этого строения. Я его сфотографировала.

Рыжая собачонка с торчащими ребрами, появившись на пороге сарая, посмотрела на Алехандро с обожанием.– Это мой сторож. – Он погладил пса.

Дверь вместо замка подпирает мраморная плитка. Такими же плитками, очевидно взятыми на развалинах какого-нибудь дворца, вымощен земляной пол внутри дома. Где плитки не хватило, лежат куски старого линолеума.

Сквозь крышу в дырах пробиваются солнечные лучи, освещая кровать, скромно застеленную простыней поверх матраса. Подушек и одеяла нет.

Никакой мебели, кроме кровати, в помещении не имеется.

Все это больше похоже на гараж советского инженера, чем на жилье.

У стены, напротив кровати, – черная каменная голова, мраморные шары, крупные бусины, цветы и свеча. Рядом с головой – семейные фотографии и ценник рубашки за девятнадцать долларов девяносто девять центов.

– Ты говоришь, что вещи для тебя не имеют значения, но над алтарем у тебя ценник?

– Одежда должна быть красивой. Но ее не надо иметь много. – Алехандро ведет меня в небольшой отсек, где стоит шкаф, гордо распахивает его дверцы: – Это мой гардероб!

В шкафу болтается одна проволочная вешалка, а на ней кораллового цвета пиджак.

Больше в доме вроде бы ничего нет.

– А где…

Я хотела спросить: «А где все остальное?», но Педро, уловив ход моих мыслей, перебил меня:

– Я мужчина. Мне ничего не нужно. Я живу один, моя королева. Когда я стану старым, куплю телевизор. – Он потянул меня за какую-то резиночку сзади. – Ми рейна, что это?

Я обернулась. У него в руке была лямка от моего бюстгальтера. «Ажент провокатёр» оправдал свое название – лямка отстегнулась и свисала из короткого рукава блузки, как алая капелька крови. Чтобы пристегнуть ее на место, пришлось раздеться до пояса.

– О, ми рейна! Ми рейна! Какое у тебя тело! Ты – моя белая богиня!

Против лома нет приема. Против самых вульгарных, цветистых, архаических комплиментов трудно устоять. Обычно они попадают ниже пояса.

Чтобы прекратить их поток, я села на корточки перед каменной головой:

– Это алтарь?

– Да, это мой главный бог – Элегуа. Он на нас смотрит. Он мне спасает жизнь, всегда, всегда, всегда… Ми рейна, давай помолимся ему, чтобы быть вместе!

И он начал раскачиваться и что-то говорить нараспев, потом опустился на колени перед алтарем и потянул меня за руку. Пришлось тоже встать на колени, стоять на них на холодных каменных плитах было крайне неудобно.

Движения Алехандро становились все интенсивнее, и вскоре он стал камлать, как это делают шаманы на канале «Дискавери». Он подпрыгивал вокруг своего Элегуа и ритмично завывал.

Мне стало жутковато, и я решила на всякий случай прочесть «Символ веры».

Он обнял меня, притянул к себе и, продолжая завывать, начал стучать по мне своим хоботом. Мне захотелось вырваться и убежать. Но тут Педро превратился в огнетушитель, залил все белой пеной, лег на пол и затих.

– Дай Элегуа свою папайю, – сказал он хрипло.

Я без особого сожаления достала из сумки подаренный мне еще в первый день приезда недозрелый фрукт.

Он рассмеялся:

– Латино называют папайей пуси…

Я опешила. Алехандро выхватил папайю из моих рук, расцеловал, что-то прошептал и со слезами на глазах, осторожно положил ее рядом с ракушками на блюдо.Мне стало не по себе, так, словно он положил для Элегуа не папайю, а мой детородный орган. Мурашки пробежали по моей спине, я перекрестилась и постаралась отогнать от себя нелепую фантазию.

Мордоворот, который доставил нас в отель на катере, был старым знакомым Алехандро, и они всю дорогу, перекрикивая шум мотора, наперебой рассказывали мне, как когда-то вместе сидели в тюрьме за уличную драку с поножовщиной и перестрелкой. Их перло от воспоминаний.

– Я – мистер Кахакинта, пятая скорость! Ты знаешь, что такое пятая скорость? Это как у машины! Первая, вторая, третья, и дальше ррррр! Пятая!

Мордоворот кивал:

– Мда, это реальный мужик! Пятая скорость!

Алехандро показывал мне шрамы, полученные в той драке.– Постоянные проблемы с полицией! Нет никакой свободы на Кубе, – резюмировал он.

Отель располагается на живописных холмах, поросших пальмами и каким-то цветущим кустарником. Словно созданный по мотивам фресок Сикейроса, выкрашенный синей краской бетонный параллелепипед, уверенно вписанный в рельеф местности, с воды скорее напоминает здание НИИ советского образца, чем гостиницу.

Лифт, сооруженный отдельно от здания, соединен с этажами длинными бетонными галереями.

В этой нелепой дикости есть странное очарование, смелость, ничем не ограниченная, наивная и прекрасная. Вокруг только крохотные бары, покрытые пальмовыми листьями.

В цену за номер оказалось включено питание в ресторане и напитки в баре.– Ол инклюзив, ми рейна! Ол инклюзив! – повторяет Алехандро так долго, что я начинаю его ненавидеть.

Постояльцы отеля невольно вздрагивают, разглядев в тусклом освещении лифта моего двухметрового Тайсона.

Он видит их смущение и подбадривает, разыгрывая из себя лифтера:

– Заходите, не стесняйтесь! Какой вам этаж? Какую кнопку я могу для вас нажать?

Потоптавшись на пороге, постояльцы заходят в лифт и покорно называют этаж. Алехандро, довольный, жмет на кнопку. Кнопки барахлят, залипают, и он пару раз стукает кулаком по панели, после чего дверцы наконец закрываются.

В кабине лифта воцаряется неловкая тишина. Постояльцы украдкой разглядывают нас через зеркало.

Алехандро гипнотически воздействует на людей. На женщин и мужчин его могучая фигура производит животное впечатление. Мужчины поджимают хвосты, женщины трепещут.

Во всех человеческих особях, оказавшихся в поле его доминирования, включается инстинкт стаи приматов, где первенство, на уровне рефлексов, отдается самому крупному и сильному самцу. От Алехандро так и прет уверенное добродушие вожака, превращая расизм белых мужчин в комплекс неполноценности изможденных солнцем слабаков.

За несколько секунд поездки в замкнутом пространстве лифта, где его энергия буквально стучит об стены, ему удается подчинить себе любого: кто-то был от него без ума, кто-то умирал от страха – в зависимости от той социальной роли, которую каждому человеку уготовано природой.

Когда двери лифта наконец открываются, многие постояльцы, сами не свои от счастья, что подъемник не застрял между этажами, бросаются вон, как очумелые.

И тут Алехандро, который не в курсе, что надо пропускать вперед женщин и стариков, подрезает их, словно «газель» на московской трассе. В дверях возникает свалка из евро пенсов в шортиках, пары морщинистых канадок в парео и прочих пляжно одетых.

Нечаянные соприкосновения телами, извинения на разных языках и затем пространные разговоры о погоде.Как удается Алехандро вести эти разговоры о погоде? Погода здесь никогда не меняется. Вечное лето.

Остров Юности. Отель «Тропикоко». Комическое название. Бирюзовый океан, белый песок. Рай из рекламы «Баунти». Мужчина из рекламы «Найк». Набор клише.

Удивительно, но среди обслуживающего персонала у Педро оказалось полно знакомых, причем хари у всех довольно бандитские.

Он объяснил, что когда-то работал в одном из островных отелей, поэтому всех здесь знает. Педро вырядился в свой коралловый пиджак и расхаживает со стаканом рома, знакомя меня то с одним, то с другим аборигеном.

– Это не друзья, это коллеги.

Некоторых коллег постарше он представляет уважительно: «Мой босс».Все они с преувеличенным значением пожимают мне руку, улыбаются и говорят, как давно они знают Алехандро и какие у них с ним «Асерьезные дружеские связи».

Я испытываю острое чувство вины и стыда за свою никчемную жизнь. За то, что уехала от мужа и смутила душу другого мужчины.

В Москве сейчас градусов семь тепла. Почки на деревьях набухли. Кое-где трава начинает пробиваться из-под мусора и прошлогодней листвы. А в тени еще лежит грязный снег.