Исповедь восточной женщины

• Я стираю, вынимаю белье из машинки, оглядываюсь, где же корзина? А она уже сложила игрушки в корзинку, села сама в нее — не дам!

• Одела бабушкины бусы, морковь в руках, с важным видом ходит по квартире — что бы натворить? Не успеваю оглянуться, как она наклонилась, морковь на дорожку и закручивает ее. Все это буквально в считанные секунды.

• Ой, папочка, ай-да молодец, оставил сигареты. Сейчас я их разорю! Берет пачку, вытаскивает, ломает сигареты, заталкивает их назад и еще тянет за рукав: — Иди, смотри, что я натворила!

• Мамино вязанье! Как интересно! Уж тут-то я постараюсь вовсю. Распустила клубок, вытащила спицы, что-то дергала, закручивала, еле распутала.

• Забралась в ванную, а там таз с водой. Как была в одежде, в обуви села в таз, кричит: — Мама! Хорошо, вода была теплая.

• Оставили блюдо на диване. Замечательно! Села в него, в руках веер, стучит: — идите-ка, смотрите, вот она я!

• Нельзя оставить открытыми ящики тумбочек, стола, шкафа — тут, как тут! Почистила я туфли, понесла их в коридор. Ну, сколько меня не было? — Секунд 40. Возвращаюсь. Мои розовые тапки, щеки этой разбойницы измазаны серым кремом. Хорошо, что в рот не успела взять!

Такими вот проказами очень быстро приучила нас к порядку: все ящики мгновенно задвигались, предметы, вещи — повыше, чтобы не достала; ничего, чем бы могла навредить себе. А уже смотреть на нее — одно удовольствие. Зелёные глазки блестят от радости, весело смеется, сама такая красивая, счастливая — глаз не оторвать!

У Валида болит глаз. Залезла к нему на диван, ластиться, щебечет, ничего не понять, что говорит; а она то обнимет, то целует в щеку. Любимая кошечка, всегда в хорошем настроении, всегда улыбается, не помню даже, чтобы она плакала просто так, или ныла. Нет! Веселье и буйство так и хлещет из нее, заражает нас, и мы легче переживаем наши черные, печальные дни.

В Сирии нет собак, а кошки только дикие, хотя и живут вблизи домов, в руки не даются, да их никто и не пытается брать, а мальчишки так норовят забросать камнями. А Диночка, как увидит кошку, бежит, хочет схватить: — Мяу, мама, мяу!

А тут у бабушки в Астане кошек в избытке. Увидела проказница спящего кота под скамейкой, тихо-тихо подошла, забралась на скамейку, легла, головку опустила, смотрит. Потрогать хочется, но побаивается. Любопытство побеждает — опустила руку, трогает. Приоткрыл кот один глаз, другой — моя девочка пищит от счастья. Сплошной восторг!

Укусила Линушку. Той, бедненькой, так больно, заплакала. Я Лину жалею, прижала к себе, глажу, шепчу всякие успокоительные нежности; Диану ругаю: — Плохая, видишь, как Лине больно. Подошла агрессорша, обнимает сестричку, гладит, прижимается: — Прости! Высохли слезы, помирились. Еще пару раз кусала, а потом, как отрезало. Поняла, что это больно, что это плохо!

Смотрю на Лину и вдруг озаряет — а ведь арабских братьев и сестер будет моя дочка больше знать, больше любить.

И так грустно стало, защемило. Сердце от мысли, что дочь моей единственной сестры моя дочь будет видеть редко и в итоге их судьбы совсем разойдутся, что даже заревела от обиды. А на кого обиделась. Сама выбрала свою судьбу!

Валиду делают операцию, на 7 октября взяты билеты в Дамаск. Нам надо собираться. Последние дни в родительском доме грустные, печальные. Казалось бы, за 3 месяца можно было и наговориться, и насмотреться и, даже, надоесть друг другу. Не насмотрелись, не наговорились.

Обнимаю всех в последний раз. Дрожат руки, да что там руки, душа, сердце дрожат — милые, когда теперь увидимся.

— До свидания, до свидания!

А когда самолет сел в Дамаске, я, как-то даже, с облегчением вздохнула: — Ну вот, наконец-то, дома! И сама себе очень удивилась: — Вот тебе и раз! Дома!

— Теперь это мой дом, моя страна, здесь жить и расти моим детям.

Дома нас ждали. Квартира убрана, еда приготовлена, холодильник забит. Бабушка светится от счастья:

— Ну как, сынок, глаз? Видишь?

А сынок не видит. Знаменитый московский профессор не подшил веко, а сразу пересадил роговицу; слеза не стала задерживаться и донорская роговица не прижилась, помутнела — образовалось бельмо. Забегая вперед, сразу оговорюсь, что через 2 года после мучительного напряжения, болей, несмотря на постоянное лечение — капли, мазь, мазь, капли — глаз вытек.

Болит глаз, болит душа. Это у него. А у меня болит сердце — пью валидол, валериану, валокардин.

— Помоги, господи, мужу, ну, сколько можно, господи!

А жизнь не стоит на месте. У Вахида с Фатми родился 4ый ребенок — Хасан. Фатми ласково зовет его Хассуни. Лейла-Фуфу вымолила себе у аллаха девочку. Назвали Гиба. Галя вышла замуж и уехала с мужем в Эмираты, зарабатывать на квартиру, машину, мебель. У Муны появился жених — Усама, живет в Лабакли, и братья, ну, ни как не хотят отпускать Муну в чужой город. Обжилась на новой квартире наша бабушка: докупила новые шторы, заказала новую мебель в комнату дочерей, перетянула заново миниатюрные диванчики, мебель в салоне. Бываем у нее 2–3 раза в неделю. Вот тогда простор нашей дочке — бегает, кричит, топает, также как и все дети. И все мое воспитание — насмарку. Чужой пример заразителен и внушения матери забываются. Арабское же воспитание, вернее его отсутствие, предполагает предоставление детям полной свободы. Вот и скачут, вот и визжат, вот и топают, кому сколько хочется, кому как хочется. А так не должно быть, не должно! Как убедить мужа? Как решить эту проблему? А это уже проблема, да какая!

Живем дальше, и жизнь не стоит на месте: стремительно несутся дни, недели, месяцы.

— Наташа, не пора ли вам подумать о втором ребенке? — Это свекровь.

— Какой ребенок? С этим неизвестно что будет. Да и куда его рожать? В марте хозяин выгонит из квартиры, куда идти с 2мя детьми?

Смеется: — В арабский дом, он большой, всех примет, всех вместит.

И развила моя свекровь бурную деятельность: поговорила с братьями, навела справки на цены на квартиры. В новом городе они дешевле, площадь больше, но там проблема с продовольствием — почти нет магазинов. А без машины в такую даль не наносишься.

Судили, рядили и так и сяк. Решили: покупать квартиру в старом городе, рядом с домами матери, братьев.

И вот тут я столкнулась с проблемой. Договорились о покупке квартиры в христианском районе. И район понравился, и квартира, и цена приемлема. А назавтра пригласили свекровь посмотреть. А она в платочке — сразу понятно — мусульманка. Как увидел маклер платочек — сразу удвоил цену.

— Но ведь вчера была другая цена?

— А сегодня такая. Понятно, увидели, что мусульмане и таким образом отказались от нежелательных покупателей, а, значит, и соседей.

Кстати, чтобы не возвращаться больше к этому вопросу, оговорюсь сразу: мои подруги, Таня и Оксана, тоже мусульманские жены. А познакомились в сквере еще с 2мя русскими женщинами. Дети рядом играют, мы общаемся. Как узнали, что моя семья мусульманская, отсели. Ну и дурищи! В России не верили ни в бога, ни в черта, ни в церковь не ходили, ни в Библию ни разу не заглянули. А тут: нет бы русским вместе держаться, одна диаспора. Встала я, увела Диану и ни разу потом к ним не подошла. Хотела потом одна из них продолжить знакомство, но я через себя не переступила. Я гордая!

Нашли другую квартиру, часть денег заняли, часть — взяли ссуду в банке, продали все мое арабское золото — не жаль! Зато 4х комнатная квартира! Наша! Своя крыша над головой!

Это — гостиная, здесь будет кабинет Валида, тут — конечно же, детская, а вот эта комната — наша спальня. Диане заказываем большую кровать и наша девочка в 3 года спит одна, в своей комнате, на своей большой кровати. Расти, зайчик!

В январе мы переезжаем, а в марте новость — у нас будет ребенок! Кто же будет? Так сама хочу сыночка! Будет защитник Диане, хочу угодить мужу, знаю, что, если будет девочка, придется еще рожать. А тут еще мама в письме — а вдруг 2 девочки, Валид-то из двойни. Дети здесь очень дорого стоят, и мы оба хотим только 2х детей. Господи, дай сыночка! И хотя Валид говорит: — Кого бог даст, — не верю! Для арабского мужчины не иметь сына — беда. В доме напротив живет полька Ивона, у нее уже 3 дочери — 11; 9 и 2х лет. Снова беременна, ходит грустная, неразговорчивая — ясно: опять девочка. Моя подруга Таня родила 2ую дочку и что-то особой радости тоже не вижу. Господи! Пусть будет сынок!