Жена Гоголя и другие истории

— Послушай, — перебила она не без обиды в голосе, — представь себе человека, который согласился бы жить лишь при условии, что ему гарантируют бессмертие, да и жил бы, будто делает кому-то одолжение!.. Тоже мне! Ты счастлив? Вот и наслаждайся счастьем, вместо того чтобы о худшем думать. Нашим общим счастьем.

Он что-то пробормотал себе под нос, однако вынужден был признать, что она права.

И действительно, как они были счастливы! И как долго, аж три месяца! Иным покажется, что это немного, но за три месяца можно прожить целую жизнь, и счастье измеряется не временем. Но в дальнейшем, что верно, то верно. И вот вам обычная история, когда некий злорадный голосок спрашивает: «Ну что? Кончилось, значит, их счастье?» О Господи, как будто счастье существует само по себе и может быть вечным! Если бы так!

Да, через три месяца все повернулось к худшему. Т. не узнавал свою подругу и, по-прежнему горячо в нее влюбленный, отчаянно страдал. А она вскоре попросту изменила ему: нашла себе более подходящего дружка — помоложе и не такого нытика, в результате чего муки Т. вылились в отчаяние, в жажду сгинуть, в желание умереть (как было вначале).

5

Все это время убийца не показывался. Зато он пожаловал, со своей обычной таинственностью, в ту ночь, когда Т. совсем было надумал (не знаю, можно ли в данном случае так выразиться) подложить ему свинью — иными словами, покончить с собой. Уточним: Т. сидел за письменным столом, на полированной поверхности которого чернел пистолет. Убийца вынырнул из темноты.

— О, наконец-то! — увидев его, закричал Т. — Слава тебе Господи! Вы пришли действовать?

— С чего это вы взяли? — обиделся вошедший. — Разве вы еще не поняли? Я вроде грома, — с удовольствием объяснил он, — а грома глупо бояться, ведь человек его слышит, когда опасность молнии уже позади.

— Так какого рожна?..

— Сам не знаю: может, дело в моем странном характере, может, мне приятно видеть вас довольным, счастливым. Понимаете, тогда в работе больше смаку. А убивать людей, которые мечтают умереть, — все равно что благотворительностью заниматься.

— Но кто вам сказал, что я счастлив! — запротестовал Т. — Я вас дождаться не мог, звал изо всех сил, вот...

— Неужели? — притворно удивился убийца. — А каких-нибудь два-три месяца назад вы умоляли меня отказаться от уговора, от моего права убить вас, предлагали мне грязную сделку...

— Что поделаешь! С тех пор столько воды утекло, все теперь против меня, сама жизнь против, необъяснимая, невообразимая, невыносимая, — не жизнь, а нагромождение обломков, прибитых к плотине на повороте реки. Словом, на сегодняшний день я хочу умереть и прошу вас не откладывать. Действуйте.

— Э, спокойствие: позавчера вы хотели умереть, вчера не хотели, нынче опять хотите... Поди тут разберись!

— Но простите, вам и не надо ни в чем разбираться, ваше дело — выполнить работу, за которую вам уплачено. Вот и выполняйте, слышите?

— Верно, верно. Только позвольте полюбопытствовать: а не получится, что еще через три месяца вы опять захотите жить — не меньше, чем сегодня хотите умереть?

— Наглый вопрос! Может, и так. Но желание жить предшествовало бы последующему желанию умереть... и, значит... вы меня понимаете? Жизнь имеет смысл лишь тогда, когда не признает смерти, а в противном случае все это несерьезно.

— Ну, если смотреть с такой точки зрения, то конечно...

— Впрочем, я думаю, это исключено.

— Исключено, что можно опять стать счастливым? Надеюсь, вы не правы. Пока до свидания.

И убийца снова исчез.

6

Как бы там ни было, дела у Т. и в самом деле вскоре пошли на лад. Правда, теперь уже не на любовном фронте, а на денежном, но ведь в известной степени деньги способны заменить любовь.

Однажды утром, бесцельно бродя по городу, он оказался перед зданием Биржи. «Интересно, почему не бывает биржевых зданий без колонн, будто биржи — это храмы (они и есть храмы). А тут не просто колонны — древняя колоннада, два тысячелетия!» Вот о чем думал он, переступая порог, больше ни о чем; следовательно, его влекло любопытство, а не практические соображения: он даже не вспомнил, что является обладателем значительного количества акций Н. (вверенных когда-то некоему маклеру и вскоре катастрофически упавших в цене).

Внутри — толчея, исступленный гвалт, и над толпой — табло, на котором кто-то каждую минуту отмечал меняющийся курс акций со всеми повышениями и понижениями. Т. принялся разглядывать табло, решительно не разбираясь в экономических перипетиях, как вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он повернулся: рядом стоял человек в черном и пытался угадать направление его взгляда.

— Занятно, а?

— Ни капельки. Я ведь так, из чистого любопытства.

— Но, если не ошибаюсь, вы смотрите на Н.?

— Н.! — повторил Т., до слуха и сознания которого лишь сейчас начало доходить, что его акции, хотя и ничтожно, все же котируются в списке.

— Они у вас есть, да? — не отставал субъект в черном, и при этом у него был вид заговорщика.

— Гм, сколько-то есть, только что от них проку!

— Ошибаетесь, — шепотом объявил черный. — За сегодняшний день Н. должны подняться на много, очень много пунктов. Я стреляный воробей и знаю, что говорю и что делается в верхах.

Т. было все равно, от верхов он, понятно, ничего не ждал — ни хорошего, ни плохого, однако он оценил выгодную ситуацию и спросил, по-прежнему недоверчиво:

— Так вы хотели бы купить у меня акции Н.? — (О, как давно он мечтал от них избавиться!)

— Не сходя с места. Любое количество — хоть миллион!

— Столько у меня нет.

— А сколько есть?

— Кажется, две тысячи.

— Беру.

— За наличные? — промямлил Т., приходя в ужас от собственной смелости.

Черный вынул из заднего кармана чековую книжку и помахал ею.

— Не торопитесь. А какая ваша цена?

Тот назвал умопомрачительную цифру... Оставалось заехать к маклеру и взять у него акции, после чего сделка была совершена.

И теперь Т., не успев толком ничего понять, не зная даже имени своего благодетеля и не разбираясь в таинственном механизме, благодаря которому жалкие акции Н. столь подскочили в цене, купался в золоте, каковое купание, не станем отрицать, неизменно приятным, утешительным и (по многочисленным свидетельствам) укрепляющим образом действует на душу, то бишь на моральное состояние человека.

Умереть, мечтать о смерти было бы в этих условиях глупостью, если не безумием, а посему к чертям убийцу, следящего за ним исподтишка! С такими деньгами ничего не стоит купить его второй раз, заставить забыть про уговор... «Хотя, учитывая закваску этого малого, уломать его будет непросто», — на секунду усомнился Т.

В итоге — отличное настроение, состояние полной эйфории, а это уже опасно. Богатство досталось Т. чересчур легко; кроме того, история с акциями, и в самом деле подскочившими до головокружительной цены, соблазнила его на такие спекуляции, для каких у Т. не было ни опыта, ни таланта. Иными словами, Т., который бросился играть на повышениях, на понижениях, неизвестно на чем, обнаружил в один прекрасный день, что у него ни гроша.

Просадить столько денег! Да, бывает. И вот он опять без надежд на будущее, без утешителей, без утешительниц... «Хорошо еще, что год на исходе, — подбодрил себя Т., — убийца не должен подвести, он человек порядочный».

А до истечения годового срока еще оставалось больше месяца. Правда, рассказывать, в каком кошмаре, в каком отчаянии провел Т. этот месяц, не входит в нашу задачу.

7

Пришел последний день, а с ним и убийца.

— Сегодня последний день, — напомнил он для начала.

— Слава Богу! — закричал Т. — Как видите, я готов.

Странно, но убийца казался растерянным.

— Есть кое-какие неясности, — буркнул он.

— А именно?