Привычка выживать (СИ)

Она спрашивает у Пита, не сошла ли она с ума.

И Пит отвечает ей, но не на вопрос, который она только что задала. Отвечает неуверенно, с интонациями смутного воспоминания, как будто отвечает (и, возможно, отвечает не в первый раз) на вопрос, заданный в прошлой жизни. Единственное слово срывается с его губ вместе с глубоким выдохом облегчения. Разделенные на «до» и «после» реальности уже не вызывают головную боль, становясь единственной подлинной реальностью, не искаженной неверными воспоминаниями, но подернутой пылью чего-то утерянного. Хеймитч думает, что Пит выглядит, как человек, который слишком долго стоял на месте, не решаясь выбрать одну из уходящих вдаль дорог. Теперь он выбрал; и пусть этот выбор дался ему нелегко, только выбрав, он обрел возможность жить по-настоящему.

Китнисс наблюдает настороженно за тем, как Пит переступает порог ее спальни. Они смотрят друг на друга, еще не узнавая полностью, но силясь увидеть то, что должно быть увиденным. Они вспоминают, и взгляды их понемногу смягчаются. Китнисс неуверенно улыбается, когда Пит присаживается на край постели. Неловкая ее улыбка сползает с лица тогда, когда Пит берет ее за руку – медленно, будто давая ей возможность привыкнуть или отстраниться. Но Китнисс не просто отрекается от осторожности, Китнисс бросается в его объятия, не успев ничего подумать, и всякие мысли исчезают из ее головы тогда, когда Пит отвечает на ее объятие с той же поспешностью, даже жадностью, которой она не могла и ожидать.

Плечи Эффи трясутся, и Хеймитч, уже совершенно трезвый, кладет вторую руку на другое ее плечо. Он не хочет видеть ни ее слез, ни ее улыбок. Он хочет замедлить и остановить это мгновение, когда в темноте ненавистного ему дома все еще остается отголосок ответа Пита на старый-престарый вопрос Китнисс, заданный еще в прошлой жизни.

- Всегда.

========== ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ, в которой планы Плутарха воплощаются в жизнь ==========

Уважаемые читатели, при нахождении ошибки/опечатки/не там и не так поставленной запятой, пожалуйста, используйте публичную бету.

Уважаемые читатели, помня отзывы на прошлую главу и публикуя нынешнюю, автор немного опасается за свою карму. И совсем немного – за свое здоровье. В общем, автор как бы предупредил, что расслабляться рано. Автор надеется на понимание.

Первое, что говорит Джоанна, встречая Хеймитча после двух недель разлуки, звучит не очень-то приятно.

- Этот синяк на скуле тебе совсем не идет.

Впрочем, Хеймитч и не ждал объятий, как не ждал трепетных и нежных слов. Это все лишнее, поверхностное, к тому же, у него есть сотня и одна причина не обращать на эту женщину (проведшую долгий и удачный отпуск, если верить тому, как замечательно она выглядит) никакого внимания. Он даже не улыбается ей, просто показывает на бутылку красного вина в руке. Джоанна больше не язвит. И слишком быстро находит бокалы.

Можно сказать, они скучали друг по другу. И друг друга поняли.

Разлив вино по бокалам, они долго молчат. Джоанна рассматривает темно-красную жидкость с почти суеверным восторгом. Хеймитч чувствует подступающую головную боль, которая вот-вот сдавит виски и вопьется когтями в его усталое лицо.

- Ты первый, - говорит Джоанна.

- Мы в полном дерьме.

- Хорошо. Тогда я первая.

…

Не было никакого предчувствия беды. Если бы оно было, Джоанна сумела бы прогнать его так далеко, как только смогла бы. Но никакого предчувствия не было. Все было слишком тихо, и только это сводило с ума. Каролина, прибывшая в Четвертый с Плутархом (который не дождался победителей и вернулся в Капитолий), большую часть времени выглядела подавленной, и, если приходилось огрызаться, огрызалась как-то без огонька. Энни, которую почти всегда сопровождала миссис Эвердин, улыбалась и смеялась, но больше не подходила к Джоанне ни на шаг. Их первая встреча не удалась. Джоанна, не привыкшая к объятиям, напряглась, едва только Энни приблизилась к ней. С трудом сдержалась, чтобы не отстраниться, но не смогла ничего сделать с гримасой откровенного ужаса на лице. Пожалуй, все чувства, охватившие ее в тот момент, могла понять только Энорабия, ведь вторая тоже скривилась, и сложно было понять, чего в этом выражении было больше – презрения или неуверенности.

Сперва Каролина не выказывала ни толики озабоченности своим нынешним положением. Наслаждалась солнцем, пусть даже и в компании двух неразговорчивых женщин, мрачно смотрящих на линию горизонта. С Энни Каролина не то, чтобы подружилась, но к ней единственной ластилась, как котенок, когда никого не было поблизости. Джоанна своими глазами видела умильную картинку, когда девочка-тиран читала вслух Энни какую-то детскую книжку; и не Энни даже, а тому маленькому человечку, что рос у нее внутри. Голос у Каролины старательно передавал интонации всех разговаривающихся героев, и девчонку явно смутило предложение прикоснуться к животу в тот момент, когда временный жилец подал голос единственным доступным в данный момент ему поводом.

А потом что-то пошло не так.

Что именно пошло не так, Джоанна узнала от Энорабии. Энорабии, все это время чувствовавшей себя не в своей тарелке и всеми силами пытающейся это чувство скрыть.

- Мне пришлось рассказать ей про Китнисс, - объяснила Энорабия, хотя Джоанна ни о чем не спрашивала. – Про Китнисс и про то, что с ней сделали.

Девочка, уверенная в том, что вездесущий дедушка рассказывал ей все, однажды должна была столкнуться с доказательствами как своей наивности, так и своей полной неосведомленности. Неудивительно, что мир ее дал трещину после подобных новостей.

- И почему ей так нравится Китнисс? – не удержалась от вопроса Джоанна.

- Потому что Китнисс другая, - Энорабия не задумывалась ни на мгновение. – Всегда была другой. Или не успела стать такой, как мы.

…

Энни после неудачного приветствия старалась держаться от Джоанны подальше, но при этом Джоанна чувствовала, что безумную девушку, которую любил Финник, так и тянет к ней. Это выражалось в мельком брошенных взглядах, в которых любопытство переплеталось с ожиданием. Джоанна игнорировала все взгляды и делала вид, что невнимательна настолько, что не замечает очевидного. Поневоле им приходилось сталкиваться друг с другом. Энни спрашивала о Пите, о Китнисс. Расспрашивала с почти детской непосредственностью, и в момент расспросов выглядела на несколько лет моложе Каролины. Иногда Энни замирала, не дождавшись ответа, и будто впадала в транс. У нее стекленели глаза, она видела что-то, выходящее далеко за пределы того, что могла видеть Джоанна. В такие моменты Энни всегда прикасалась к своему животу, будто единственное, что могло удержать ее в этой реальности, было внутри нее.

Еще Энни спрашивала Джоанну о том, о чем Джоанна не могла знать.

- Президент Сноу все еще сводит с ума Пита, да?

Этот отпуск выдался слишком сумасшедшим, и Джоанна, большую часть времени посвящающая тренировкам и лежанию на пляже, вымоталась донельзя. К тому же, время тянулось медленно. Съемки на пляже и у костра, перепалки с Энорабией, так же мучавшейся чем-то, постоянные и неконтролируемые наблюдения за мелкой Сноу, почти не помогали бороться со скукой.

- Ты что, не умеешь плавать? – спросила Джоанна, застав как-то мелкую Сноу на пляже в одиночестве. Редкое явление – с девчонкой постоянно находился хоть кто-нибудь, и вовсе не потому, что она была внучкой Сноу, а потому, что она была ребенком двенадцати лет.

- Можешь не стараться быть милой, - огрызнулась Каролина. – Я уже знаю, что ты ни разу не милая.

- Да, я - не Китнисс, - со смешком согласилась Джоанна. – Хотя я не знаю ни одного человека, который назвал бы Китнисс милой и не был бы после этого застрелен из лука.

Каролина насупилась еще сильнее. Джоанна закатила глаза и села рядом, зная, что девчонка почти сразу либо пересядет с наигранным пренебрежением, либо отодвинется в сторону с более-менее независимым видом. Этого не случилось. Каролина на мгновение закрыла глаза, но не сдвинулась с места. Джоанне в тот момент почему-то захотелось смеяться; если бы она засмеялась, этот смех был бы из серии «смех, переходящий в слезы». Никогда прежде она не считала Каролину так похожей на себя.