Привычка выживать (СИ)

- Мне казалось, что ты смирился с тем, что Китнисс никогда не будет твоей, - прерывает она долгое, и наверняка нудное нытье Гейла одной меткой фразой, а в возникшей паузе закрепляет успех. – В конце концов, сложно надеяться на благосклонность девушки, чья сестра погибла из-за тебя.

Она надеется, что двенадцатый возьмет тайм-аут на долгий срок, но ее надежды идут прахом, потому что Гейл, разъярившись еще больше из-за использованного запрещенного приема, буквально впадает в бешенство.

- Я смирился с ее отказом до того, как она умерла! – заявляет он, брызжа слюной по сторонам.

- А потом ты смирился не только с ее отказом, но и с ее смертью, - добавляет Джоанна, так же выведенная из себя совершенно непробиваемой глупостью и зацикленностью собеседника.

Ей довелось тренироваться там же, где тренировалась часть его отряда. Среди них были не только молодые и сильные парни; девушки, отбираемые еще в раннем возрасте для участия в кровопролитном шоу, могли дать сто очков вперед уже изрядно потрепанной жизнью Джоанне. Но на нее они обращали мало внимания, и говорили между собой так, будто ее вообще не было рядом. Их разговоры часто заходили и о Гейле. Разговоры, от которых Джоанне не хотелось провалиться сквозь землю, но разговоры, которые наверняка раздавили бы Китнисс.

Во взвинченном состоянии (не только из-за Гейла, но из-за длинных гудков в телефонной трубке) Джоанна вновь идет на тренировку, желая избавиться от лишней энергии путем причинения смертельных травм. И это – не лучшее ее решение в жизни. Потому что кто-то вновь заводит разговор, пусть и шепотом, о Китнисс, которая умерла, о Гейле, который тяжело переживал ее смерть, шагая семимильными шагами по чужим постелям. Ей все равно, как кто-то, кроме нее самой справляется с душевными травмами. Ей все равно, кто с кем спал, спит и будет спать; но одну из последующих пошлых шуточек она принимает на свой счет.

Энорабии все равно, что произошло на тренировке. Но Энорабию быстро достают бесконечные причитания Тома, который не может представить, как Джоанна появится на очередной записи с синяком под скулой.

- Твой соперник выжил? – спрашивает она равнодушно.

Джоанна неопределенно кивает и готовится к очередной встрече с Гейлом, которая по умолчанию не может закончиться ничем хорошим. – Возможно, трупы еще будут, - говорит она самой себе, но вслух. Энорабия потягивается, закатывает глаза, и успешно игнорирует своего ведущего, пока он не оставляет ее в покое.

- Не будет никаких трупов, - фыркает, помолчав. – И мне, наверное, совсем неинтересно, что происходит с тобой, и поэтому я, наверное, даже не хочу об этом спрашивать, но…

- Просто оставь меня в покое, - резко заявляет Джоанна; но ее грубость вполне может сойти за просьбу. Просьбу, которую вторая выполняет с видимым удовлетворением. На мгновение даже кажется, что уйдет она молча, но – Джоанне не везет с самого детства.

- Я даже сделаю вид, что между вами с Гейлом ничего не происходит. Я даже поверю, что расставание с Питом, о котором ты вообще не говорила, ничего не значит…

Джоанна корчит страшнейшие из рожиц, на которые способна, хотя состояние ее лица далеко от идеального. И мгновение наслаждается тишиной и спокойствием, но вскоре появляется Гейл, мрачный и грозный одновременно. Он не начинает кричать и бить Джоанну ногами, не вопит, что «он здесь главный» и «она опять посмела нарушить его приказ». Он молча смотрит на нее какое-то время, а потом просит появиться на утренней тренировке.

- Зачем?

- В моем подчинении никто больше не должен проиграть девчонке, - отвечает Гейл неохотно, признавая ее победу. Как и признавая ее правоту в чем-то большем, но не говоря об этом вслух из-за гипертрофированного чувства гордости, о котором, разумеется, все вокруг знают давным-давно.

Джоанна начинает тренироваться с профессионалами второго дистрикта, так и не попавшими на Голодные игры. Знакомится с каждым членом отряда, находящегося под командованием Гейла. Терпеливо выдерживает нанесение грима перед каждой съемкой и совсем не сочувствует Энорабии, которую никто не собирается оставлять в покое. Все это длится недолго; затем следует приказ всем участникам шоу отбыть в Четвертый дистрикт.

- Энни Одэйр, - поясняет Том самую очевидную причину внезапного переезда.

Разумеется, как они могли о ней забыть! Джоанна думает о новой поездке едва ли не с отвращением. Их сопровождает Том и съемочная бригада; Гейл вместе со своим отрядом отбывает обратно в Капитолий. Представители всех дистриктов постепенно прибывают в столицу, желая лично посетить шоу, шоу после шоу и совет, назначенный Пэйлор и касающийся многих организационных вопросов.

- Самое интересное только начинается, - говорит Джоанна перед самым прибытием в Четвертый Дистрикт. И, к собственному сожалению, оказывается права. Потому что Энни встречает ее объятиями и поцелуями, бесконечными вопросами о Капитолии и Пите.

А за руку безумная четвертая держит успевшую немного подзагореть Каролину Сноу.

…

Хеймитч не рассказывает никому, что самое интересное только начинается с ночных кошмаров, чтобы обернуться кошмарами дневными. Их оставляют в покое, неохотно, но оставляют. Капитолию приходится отказаться от идеи совместных интервью Китнисс и Пита; Плутарх, вновь созваниваясь с дистриктом, получает резкий отпор и больше не настаивает. Поэтому Хеймитч гуляет с Эвердин по дистрикту, который кажется вымершим, и рассказывает на камеру выдуманные истории о том, как много чудесных мгновений происходило на этих выжженных землях в теперь уже навечно ушедшем прошлом. Китнисс от камер прячет лицо; иногда дыхание ее сбивается, а взгляд стекленеет, она хватает ментора за руку и сильно сжимает. Своего рода сигнал, сигнал, которым прежде она никогда бы не воспользовалась, потому что предпочитала избегать любых прикосновений. Хеймитч порой с ностальгией вспоминает, как удивился, когда она бросилась в его объятия перед Квартальной Бойней, и то лишь затем, чтобы напомнить ему про заключенное между ними соглашение. Глупая была девчонка. Верила, будто может что-то изменить своими ультиматумами. Сейчас она не так уверена в себе, сейчас она вообще не может ни в чем быть уверена. Ночью она сходит с ума от собственных криков, путано рассказывая о том, что именно ей приснилось, тяжело дыша и размахивая руками. Она кажется безумной, постоянно порывается куда-то бежать. Она не может вслушиваться в слова и доводы, она кажется наглухо запертой внутри собственных кошмаров, и днем это чувство почти никуда не уходит.

Хеймитч начинает зачеркивать дни в календаре. Им твердят о том, что скоро будет Шоу, но никто не говорит окончательной даты, которая уже известна. Они находятся в дистрикте неделю, когда уезжает съемочная группа, не на планолете, как предполагалось, а на поезде. Эффи Бряк, низвергнутая со своего пьедестала, остается с участниками. Она не знает, какая ей предназначена судьба, но подозревает, что вряд ли хорошая. Долгие ночи она проводит либо в комнате Китнисс, держа девушку за руку, либо на диване в гостиной, всегда готовая сорваться с места, чтобы успокоить Китнисс. Это выматывает. Это выматывает даже при условии, что дежурят у ее комнаты они по очереди.

- Или твои таблетки позволяют обходиться без сна? – спрашивает Хеймитч. – Если да, то отсыпь и мне парочку.

Эффи отрицательно качает головой.

Пит наблюдает за всем происходящим со стороны. Отстраненный и равнодушный, еще более равнодушный, чем прежде. Ночует он в своем старом доме, хотя Хеймитч уверен, что крики Китнисс ломают стены и преодолевают расстояния от двери одного дома до двери другого. Судя по всему, Пит тоже не спит. Руки его часто перепачканы красками или черны от грифелей карандашей. Получается, что у таблеток, лишающих эмоций, есть много побочных действий, одно из которых – бессонница. Впрочем, бессонницей в мертвом дистрикте страдают все, потому что заснуть можно только в перерывах между двумя кошмарами Китнисс.

- Ей должно стать легче, - говорит Хеймитч с закрытыми глазами. Пит стоит у плиты, колдуя над сковородками и кастрюлями. Эффи сидит в самом темном углу, наслаждаясь тишиной. Под утро Китнисс обычно умудряется заснуть.