Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

Наверное, не всем она пришлась по душе.

И Гортензия твердила, сжимая кулаки, стиснув зубы: «Я все равно, все равно стану дизайнером, мне еще учиться и учиться. Это моя первая неудача, и далеко не последняя. На ошибках учатся. Кто, собственно, выдумал эту чушь?.. Не важно. Надо учиться дальше. Например, разобраться во всех премудростях тканей. Найти, к кому из фабрикантов устроиться на работу… И когда в моду войдет, например, бархат, у меня будет наготове полторы сотни вариантов и предложений — и их непременно заметят! Меня пригласят работать в крупный модельный дом. Сейчас главное — сосредоточиться, рано или поздно мой час придет».

Подруга Гортензии — точнее, ей раньше казалось, что они подруги, — хотела было ее урезонить. «Ну правда, Гортензия, разве в жизни так бывает, в один вечер раз — и прославилась?» — «А почему нет?! — яростно возразила та. — Где сказано, что так не бывает?» — «Потерпи, — увещевала ее Лаура, — не у тебя одной амбиции!» И прибавила с едва приметной ноткой снисходительности: «Хорошая мысль поизучать ткани, у меня есть одна знакомая, как раз занимается техникой плавного перехода — от кожи к фетру, от фетра к муслину. Она работает над молодежной коллекцией у Гальяно. Хочешь, познакомлю?»

Это еще куда ни шло. Гортензии не нравилось, каким тоном разговаривает с ней Лаура, но говорила она хотя бы сочувственно. Гортензия уже собиралась ее поблагодарить, как вдруг та, змея, выбросила струю яда, умело разбавленного патокой:

— Слыхала, в Нью-Йорке теперь новая законодательница мод — девчонке тринадцать лет?

— Не слышала. С чего бы?

— Да о ней же говорят! Совершенно невероятная история!

Она выдержала театральную паузу. Покрутила в пальцах, унизанных кольцами, прядь волос. Пробежалась пальцами по столу, словно играла «Лунную сонату».

— Ее зовут Тави…

Гамма, еще гамма. Соль-до-ми-соль-до-ми-соль-до-ми…

— И она ведет блог, по которому весь модный мир прямо сходит с ума. Четыре миллиона посетителей. Все только о ней и талдычат. Хочешь, дам тебе ссылку?

Ля-до-ми-ля-до-ми…

— Да ну ее…

— И она со всеми модельерами запанибрата. И тебе Марк Джейкобс, и Александр Ванг, и Йоджи Ямамото. В ее коллекции последняя футболка и та уходит за бешеные деньги. Она только что подписала первый контракт с кем-то из шишек. Представляешь?

— Ну и что? — ответила Гортензия с тем же деланым равнодушием. Ее снедала зависть.

— Совсем девчонка, что и говорить.

И снова пауза. Ля-ре-фа-ре-фа.

— Конечно, — продолжала Лаура, — она куда моложе тебя! Может, потому-то из-за нее столько шуму. По таланту ей до тебя далеко, но возраст…

— Еще бы! — рявкнула Гортензия. — А я, значит, старая пошлятина, да? И поэтому мне никто не звонит?

— Ой… Да я не к тому…

— Не к тому, не к тому, как будто ты не на это намекаешь! Лицемерка! Мало того что ты гадюка, так у тебя и гадости в открытую говорить кишка тонка!

— Да что ты так взъерепенилась? Я к тебе с пониманием, помочь хотела…

Но Гортензия уже закусила удила.

— А Сури Круз?! — вопила она. — Дочка этого чокнутого сайентолога от этой, черт ее знает кого? Что ж ты про нее забыла? Ей три года, и она уже модель! Уже носит шпильки, а вокруг трещат вспышки! Она тоже того и гляди затмит всех главных модниц! Так что твоя тринадцатилетка, считай, уже на пенсии! Знаешь, кто ты, Лаура? Ты пассивно-агрессивный типаж! Меня тошнит от таких, как ты!

— Какой-какой типаж?.. — оторопела «гадюка».

— Пассивно-агрессивный! Самый мерзкий! Сначала обвозят тебя в меду, а потом цап!

— Но я…

— А с гадюками я знаешь что делаю? Давлю! Размазываю! Вырываю у них зубы по одному, выдавливаю глаза!..

Вся ярость, досада, обида, что накопились у Гортензии за два месяца, словно взметнулись в огромный вал желчи и неудержимо выплескивались наружу. Теперь уже она брызгала ядом. Ярость на себя, что вообразила, будто уже достигла вершины и осталось только водрузить свой флаг. Досада, что телефон молчит, обида, что Гэри забыл о ней и думать. Ей было нестерпимо, что та прекрасная ночь любви была для него просто средством со вкусом ей отомстить. «Вот мы с тобой и квиты, дорогая моя Гортензия», — небось думает он. Пыжится там за роялем, во фраке.

Гортензия вычеркнула Лауру из своего и без того скудного списка подруг. Ее немного утешила мысль, что той придется попотеть над справочниками, чтобы понять, что такое «пассивно-агрессивный типаж». «Вот и славно. Читай, просвещайся, дорогуша. Век живи — век учись. А попадешься мне на пути — проваливай!»

К счастью, был еще Николас. На месте, как всегда. Длинный и тощий, как жердь, и любовник так себе, но верный, изобретательный, щедрый и трудолюбивый. Увы, все эти прекрасные качества не искупали его жердеобразного вида.

Он всячески старался отвлечь ее от мыслей о неудаче, то и дело куда-то приглашал. Когда она заходила к нему в кабинет, всякий раз восхищенно присвистывал. Отмечал, какая прекрасная находка — длинный мужской пиджак, перетянутый в талии ремнем, вместо пальто, поверх облегающего джинсового платья. Отличная идея, говорил он.

— Только не моя, — мрачно отзывалась Гортензия. — Передрала из журнала. Своих идей у меня больше нет. Все кончено.

— Ерунда! — жизнерадостно возражал Николас. — Появятся у тебя еще идеи. Вот увидишь!

Он и сам соглашался, что тут что-то не то. Unbelievable! [57] Дикость какая-то, повторял он, качая головой. И возмущался, что есть такие люди: посулят тебе золотые горы, а потом ищи-свищи.

Он завязывался в узел, чтобы угодить Гортензии. Она хочет изучать ткани? Он подыщет ей стажировку. Она решила заняться спортом, чтобы меньше нервничать? Он записал ее в свой спортклуб с великолепным бассейном, не преминув ввернуть: это очень престижное заведение, туда с улицы не берут, не иначе как ты произвела впечатление.

Не иначе как ты им чем-нибудь пригрозил, переводила про себя Гортензия. Ее трогало, что он так лезет вон из кожи, чтобы вызвать у нее хотя бы бледное подобие улыбки.

Он пригласил ее в ночной клуб, где гуляет весь цвет Лондона, — Whisky Mist. В меню значился коктейль Ibiza Mist за двенадцать тысяч фунтов стерлингов.

— Пятнадцать тысяч евро за коктейль?! — изумилась Гортензия.

— Это не просто коктейль, это целый образ.

— Какой образ?

— Если ты заказываешь Ibiza Mist… — Николас забарабанил воображаемыми палочками. — Это значит, что на улице тебя ждет «бентли», ты едешь в аэропорт, летишь до Ибицы, там пересаживаешься на вертолет и отбываешь на собственный остров, где у тебя свой шеф-повар, бассейн и прочие коктейли. Скромненько и со вкусом.

— И много ты еще знаешь таких образов?

— Двадцать пять тысяч фунтов, и пожалуйста: лети себе в Майами, у Хью Хефнера там парочка частных вилл. С шампанским, бассейном, джакузи… Девочки с кроличьими хвостиками и прекрасные эфебы. Сказка!

Но Гортензия смотрела на него с отсутствующим видом.

— Ну пожалуйста, Гортензия, улыбнись, не могу видеть, когда ты такая квелая!

Она натужно улыбалась, и эта жалкая улыбка больше походила на беспомощную гримасу.

Николас схватил ее за руку и потащил в ВИП-зал со словами: «Вот увидишь, дивная картина! Таких психов еще поискать — форменная карикатура! Смотри!»

Гортензия изогнула бровь. На столе — дорожки кокаина. Парочки целуются взасос. Гологрудые девицы. В потолок стреляют пробки из-под шампанского. Визг, вопли, деланый восторг, деланое возбуждение. Расхристанные девчонки, шумно гогочущие, худые, как скелеты, размалеванные словно шпателем — и то неумелой рукой.

Она вдруг почувствовала себя обмякшей, отяжелевшей, как жирная свинья.

— Ну как? — с торжествующим видом обернулся к ней Николас. — Скажи, чем не Феллини?

— Мне от этого еще паршивее.

— Погоди, пойду захвачу нам по стаканчику Тебе чего?

— Апельсиновый сок.