Синдром Клинтона. Моральный ущерб

пару лет бесплатно — и миром конфликт закончится. А так…

Профессор почесал влажный лоб о плечо.

— Ну, за Пятько-то вы отвечать не можете, правда? Деньги-то принадлежат П? Когда начнется пожар, Л скажет: «Откуда мне знать, что за деньги поступили от П?» А вот П так ответить не сможет. Он сейчас грузит Л, и ни о какой отходчивости речи быть не может. В для П — не проблема. П плевать, кто из «Региона» свистнул господдержку, «Регион»-то Л принадлежит, правильно? Значит, с Л и спрос. Потому-то вы и ищете так стремительно. — Берг облизал губы и пошарил вокруг себя. Куда-то упали очки, и он никак не мог их найти. — Кстати, о некоторой сумме… А вам не кажется, что В, девушка, которую я хорошо знаю, перевела три миллиона евро на свой счет не для того, чтобы пользоваться ими, а для того, чтобы передать оную «некоторую» сумму в распоряжение УБЭП города Москвы?

— Пионерская зорька в ушах у девочки звучит?

— Я бы назвал это наиболее точным определением, — Берг с воодушевлением ткнул пальцем в крепыша.

— Да, яблонька от вишенки недалеко падает, — процедил, соображая что-то, тот. — От осинки апельсинки не родятся. Что папа — пионер всем пример, что доча — пионерка всем примерка. — Он так внимательно смотрел Бергу в глаза, что левое веко его дрогнуло и задергалось в нервном тике. — Врешь! Рака за камень заводишь, доктор наук!

— Ну, допустим, вру, — согласился Берг. — Однако вы сами-то этот аспект не рассматривали, что ли?

В кармане крепыша затрещал телефон. Вынув его и прижав к уху, он некоторое время слушал, а потом с нескрываемым удовольствием окинул взглядом пленников.

— Ну вот. Конец истории. Наша девочка засветилась в Шереметьеве. Ее самолет вылетает в Пулково через три часа. — Посмотрев на стену, он с удивлением пожал плечами: — Пишет — «18.00», а билет берет на четыре утра. Странная девочка.

Куртеев почувствовал, как у него похолодело сердце. Все, что он слышал и видел, не укладывалось в мозгу. Слава богу, что говорил с ними один Берг. Спроси они о чем-нибудь Тихона, тот лишь хлопал бы ресницами и открывал рот. Вика и пропавшие три миллиона евро как-то не совмещались в одну сюжетную линию. Куртеев был уверен, что Вика и три миллиона могут существовать отдельно друг от друга. Вместе — никогда.

— Что ж с вами делать? — покусывая нижнюю губу и морщась, словно страдая от потери памяти, сказал крепыш, очень похожий на человека, в адрес которого кричал Жириновский, когда его бил депутат Савельев: «Где этот чертов Малышкин?» — Посидите-ка вы пока здесь. А то целый день под ногами путаетесь. Сбежите — и черт с вами. Только как вы побежите? Одежду вашу уже того, порезали маленько. Надо же было чем-то заняться, пока вы спали. Пошли! — Поднявшись и хрустнув растревоженными за годы поднимания тяжестей коленями, он поднялся и направился к выходу. За ним поплелись остальные. Чтобы поставить многоточие в истории, Идиот пнул сначала Куртеева, потом Берга.

— Вот что! — вспомнил ведущий уже на выходе. — Я на вас Истасова натравлю. Сейчас заряжу