Карлики-великаны

– Ну не то чтобы совсем… – прошептал Мумукин. – Влас, будь добр, спаси нас, а?

Трефаил увидел за окном полглаза – формата оконного проема хватало только на это.

– А что вы тут делаете? – спросил великан.

– Спасай, говорю, а то глаз высосу. – Мумукин чувствовал, что помаленьку сползает с лодыжек астронома, поэтому решил поторопить Власа.

Глаз исчез. Некоторое время тишину ничто не нарушало, и Трефаил совсем уж собрался расцепить руки, чтобы убить-таки Мумукина за его длинный язык, как что-то оглушительно треснуло и сверху посыпались пыль, штукатурка и уголь.

– Что происходит? – Хольмарк крепче вцепился в Трефаила.

– Крышу рвет, – процедил Сууркисат.

– Ну уж нет, башню сносит, – как всегда вовремя вставил Тургений.

Однако прав оказался Трефаил. Не прошло и секунды, как крыша башни была грубо сорвана, и в клубах угольной пыли угадывалась физиономия

Власа. Малыш, по счастью, оказался выше обсерватории, поэтому без особого труда отодрал крышу и заглядывал вниз, пытаясь разглядеть

Мумукина с Трефаилом.

– Дяденьки, я вас не вижу.

– Мы тут, – шепнул Мумукин.

Вообще-то сказал он это почти беззвучно, одними губами, однако и того хватило: балка хрустнула, и вся компания дружно устремилась вниз.

– Лови нас, лови! – только и успел выкрикнуть Трефаил.

В этот момент все вокруг загрохотало и стены башни пришли в движение. Сууркисат пребольно стукнулся о каменную кладку, проехал на заднице и уткнулся в лестницу.

Грохот стих, гардероб яростно заклокотал на гортанном наречии. И без перевода было понятно, что ребятам в шкафу весело. Мумукин вновь взывал к самому себе и никак не мог докричаться, Эм-Си невнятно о чем-то рассуждал: очевидно, не мог взять в толк, как у него в зубах оказался чей-то дырявый носок…

– Что это было? – Хольмарк растерянно озирался по сторонам и не мог понять, почему стены так неестественно изогнулись.

– Башню тебе снесло, мужик, – посочувствовал Трефаил астроному.

– Вы там все живы? – раздался мальчишечий окрик, и башня накренилась еще круче.

– Не кантуй, тут ценные приборы, – отозвался Сууркисат.

Услышав про приборы, Хольмарк не на шутку взволновался:

– Телескоп… Где мой телескоп? На крыше стоял паровой телескоп!

Трефаил решил успокоить старика и крикнул Власу:

– Эй, кинконг, ты куда крышу дел?

– В море выкинул, – отозвался подросток. – А что?

Трефаил почесал затылок и поинтересовался у Ванзайца:

– Он дорого стоил?

– Он был бесценен, – горько вздохнул ученый.

– Не повезло тебе. – Трефаил пожал плечами. – Где здесь выход?

Башня кренилась все сильнее, и вскоре из колодца превратилась в туннель.

– Пошли, – велел Сууркисат Мумукину.

– А Тургений?

– Эта сволочь нигде не пропадет.

Мумукин засеменил следом, где-то в глубине души подозревая, что с

Тургением он встретится еще не раз.

На выходе их догнал Ванзайц:

– Стойте!

– Мумукин, если он потребует возмещения убытков – высоси ему глаз! -

Трефаил напрягся в ожидании нелегкого разговора.

Крушение башни застало Хольмарка в домашнем халате, шлепанцах и шерстяных носках. Запыхавшегося астронома, к счастью, волновала вовсе не компенсация.

– А вот эти… маленький такой, и те, в гардеробе… они кто?

– Они, батя, котовцы, – с воодушевлением ответил Мумукин.

– Кто? – не понял Хольмарк.

– Мужчины с чистым сердцем, горячей головой и холодными руками, – расшифровал Сууркисат. – Старик, говори скорее, что надо, и мы побежали. Кстати, где мы находимся?

– Остров Сахарин, восточное побережье.

– Что? – хором возмутились диссиденты. – Мы только позавчера отсюда свалили. – Мумукин с Трефаилом переглянулись, ткнули друг друга пальцами в грудь и крикнули: – Это ты во всем виноват!

– Есть хочу, – пожаловался Влас, стоявший чуть в стороне.

– А это кто? – Хольмарк задрал голову.

– Это наш кинконг, – махнул рукой Мумукин, потом упер руки в боки и ехидно посмотрел на Сууркисата. – Ты, кстати, обещался меня убить.

Трефаил поднес к самому носу товарища классическую дулю, свернутую по всем канонам жестикуляции.

– Может, я помогу? – Хольмарк деликатно потрогал Тургения за плечо.

Мумукин на секунду задумался, и посчитал разумным отказаться от предложения:

– Спасибо, не сейчас.

Влас снова прохныкал:

– Есть хочу.

– Фунтик голоден, – глубокомысленно произнес Трефаил.

– Я с вами. Можно? – попросил Хольмарк.

– Зачем? – удивились диссиденты

– Ну… я умный.

Оскорбительный смех был ответом пожилому астроному. Тургений и

Сууркисат знали, что самые умные – они.

– Что смешного? – обиделся Ванзайц. – Я открыл, что небо твердое.

Новый взрыв истерического смеха. Хольмарк отвесил лоботрясам по доброй плюхе.

– Э, Трефаил, чего он дерется?

– Не знаю. Э, мужик, ты что, серьезно?

– Да! – Хольмарк гордо тряхнул седой шевелюрой.

– Ну ладно тогда, а то шуток мы не любим, – проворчал Трефаил.

– Чего ты там насчет неба твердо знаешь? – Мумукин изобразил, будто всю жизнь увлекался астрономией.

– Ни с места! – Эм-Си в сопровождении скрюченных тыкчтынбеков вывалился из туннеля. – Именем гениального создателя е… – тут Кафка рыгнул.

– Фу, чмошник, – сморщились диссиденты.

– Что естественно, то не безобразно, – парировал котовец.

– Есть вещи, естественные до безобразия, – выдвинул аргумент Трефаил.

– А также естественные в своем безобразии и безобразные в своем естестве, – довел мысль до логического беспредела Мумукин.

– Карабулдык чикалдык! – приказал Эм-Си тыкчтынбекам.

– Сиктым на кутак! – рявкнули тыкчтынбеки и повалились на землю.

Эм-Си не расстроился. Он взбесился. Он прыгал, орал, но гордые затекшие чуреки упорно повторяли одно и то же, не в силах шевельнуться.

– Эк пацан переживает, – посочувствовал коротышке Влас. – Есть хочу.

– Так и ешь его, – разрешил Тургений. – Только не отравись.

В этот момент Кафка случайно нажал на спускной клапан. Раздалось подряд пять оглушительных хлопков, эхом отозвавшихся в недрах башни.

Отдачей Эм-Си унесло в черную дыру обсерватории, и, пока он поминал шайтан, иблис и чихпых, Тургений предложил смотаться. Влас подхватил всех троих и скрылся в тумане.

Когда Эм-Си выскочил на свет, морально разложившиеся тыкчтынбеки пребывали в религиозном экстазе: Бог живьем забрал на небо трех людей.

Удобно устроившись на плече великана, держась для верности за волосы

Власа, беглецы шумно обсуждали, чем накормить ребенка.

– Я думаю, – Унд Зыпцихь посильнее запахнулся в свой халат, – детей кормят молоком.

– Ага, а поят кашей, – поддержал Мумукин. – Нет, еппона мама, все наоборот: кормят кашей, а поят молоком.

– Прошу меня простить, – деликатно прокашлялся Трефаил, – а почему именно этими двумя блюдами?

– Бать, можно я объясню? – попросил Тургений.

Ванзайц милостиво разрешил.

– Так вот, недоумок, слушай. – Мумукин сделал яростное лицо. – Детей кормят кашей и молоком, чтобы они росли сильными и красивыми.

Сууркисат попытался со своего места обозреть всего Власа. Потом перевел взгляд на Тургения, исполненного гордостью за свои познания в педиатрии.

– А наш-то чем не удался?

– В смысле?

– Чем тебе наш пацан не нравится, спрашиваю? Малыш удался крепким, на лицо тоже не страшен, а уж насчет расти – куда еще? Вон какой вымахал, на паровозе не объедешь.

Поди поспорь! Железная аргументация.

– Ну а сам-то ты чего придумал?

– Смотри и учись.

Лицо Сууркисата приобрело то идиотское выражение, какое нацепляют на себя все те, кто ни разу не видел живых детей.

– Скажи мне, милый ребенок, чего ты хочешь поесть?

– Чего дадите, то и съем. Только побольше, – отозвался мальчик.

С видом победителя Трефаил вытятил нижнюю губу и устремил взгляд в морские просторы, которые рассекал великан.