Потому что я тебя люблю

Она его убьет.

Она его убьет.

И, может быть, тогда боль станет не такой сильной.

Элисон

Громоздкий внедорожник с грубыми очертаниями и дерзкими выступами ходовой части с трудом припарковался на третьем уровне подземной стоянки терминала 2. Нутро «Порше Кайенн» распирало от включенных на полную мощь сабвуферов, выдававших смесь нудного рэпа и ритм-н-блюза. В машине сидела молодая женщина 26 лет — Элисон Харрисон: короткие волосы цвета платины, джинсы в обтяжку с ремнем-лассо, куртка из дутой кожи.

Элисон выключила двигатель и рухнула на руль. Ее всю трясло. Она должна была успокоиться, если хотела, чтобы ей дали уехать. А для этого у нее не так уж много возможностей. Она порылась в сумочке от «Гермес» и вытащила маленькую пудреницу из слоновой кости, вдохнула две дорожки кокаина, затем потерла десны небольшим количеством белого порошка. Это был ее единственный способ не пасть духом. Без кокаина Элисон чувствовала себя жалкой, неспособной сопротивляться. В последние годы она уже не контролировала, сколько потребляла, однако белый порошок все еще оказывал на нее свое благотворное действие.

Менее чем за минуту она вновь обрела подобие уверенности, почувствовала себя сильной и способной управлять ситуацией. Вскоре это приятное чувство перерастет в высокомерие и повышенную чувствительность. А пока нужно только, чтобы у нее хватило сил перенести свой зад в самолет и вернуться в Нью-Йорк.

Она сняла прозрачные контактные линзы и заменила их цветными: одна розовая, а для другого глаза — голубая. Взглянув в зеркальце заднего вида, она поправила челку, закрепив ее заколкой-бабочкой. В таком виде она и вышла из автомобиля, шатаясь на высоких каблуках, толкая впереди себя дорожную сумку на колесиках.

Когда мелькнула вспышка папарацци, Элисон увидела свое отражение в ветровом стекле автобуса, стоявшего на остановке. Стекло было жестоким, но справедливым по отношению к ней — в нем отразилась накачанная кокаином баба стоимостью в миллиард долларов.

Вот они там, все трое, в нескольких метрах друг от друга, в зале аэропорта, который стал теперь для них маленькой театральной сценой.

Марк

Эви

Элисон

Они не знакомы, они никогда не разговаривали друг с другом, но у них уже есть нечто общее.

Все трое стоят на повороте судьбы,

на пределе,

на грани перелома.

Все трое с тяжелым прошлым.

Жизнь всех троих перевернута разлукой или смертью.

Все трое чувствуют себя и жертвами, и виновными.

Но через несколько минут они сядут в один самолет.

И их жизнь изменится.

— Сначала иду я, а ты за мной, хорошо, Лейла?

Для прохода через контрольное устройство Марк снял куртку, ремень и положил их на движущуюся ленту.

Никакого сигнала.

— А теперь ты! — обратился он к дочери, собирая свои вещи.

Девочка спокойно присоединилась к отцу, но когда она проходила рамку, включилась тревога системы безопасности.

— Опустошите карманы и снимите обувь!

«Черт бы тебя побрал, мог бы быть и полюбезней, приятель», — подумал Марк, расстреливая взглядом охранника.

Атмосфера в аэропорту была наэлектризована. Напряжение усиливалось присутствием многочисленных военных, призванных участвовать в обысках и контроле безопасности.

Марк стал на колени перед дочерью, помогая ей снять обувь, осмотрел ее карманы, но они были пусты.

— Все в порядке, милая.

В носочках Лейла прошла под аркой, и опять раздался сигнал тревоги. Странно, ведь на ней были только джинсы, футболка и куртка.

Марк помрачнел:

— Она неисправна, ваша машина.

Не потрудившись ответить ему, служащий безопасности подошел к девочке.

— Повернитесь и поднимите руки!

Лейла повиновалась, и тогда другой охранник провел по ее телу детектором.

Аппарат вдруг обезумел, приблизившись к затылку ребенка.

— И что это значит? — занервничал Марк.

Охранник не смог ему ответить. Он возобновил маневр — с тем же успехом. Удивленный сотрудник аэропорта позвал на помощь коллегу, чтобы заменить детектор. Но и новый аппарат не помог прояснить ситуацию: все наводило на мысль, что под кожей у Лейлы было имплантировано что-то металлическое!

Изумленный охранник нацепил пальцем наушник и поднял глаза к камере наблюдения, обратившись к невидимому собеседнику:

— Мадам, у нас проблема…

Марка с дочерью отвели в обшарпанную контору, оборудованную под комнату допросов. Перед ними стояла сурового вида латиноамериканка в брючном костюме, изображавшая из себя Кондолизу Райс. Она изучала их паспорта.

— Объясните мне одну вещь, мистер Хэтэуэй: ваша дочь перенесла недавно хирургическое вмешательство?

— Я… я не знаю, — признался Марк.

— Может быть, ей что-то вставили в затылочную область: чип или какой-нибудь имплант?

— Я не знаю.

Начальник отдела безопасности бросила на него презрительный взгляд:

— Как это вы не знаете? Это ваша дочь или нет?

— Это долгая история, — сказал он устало.

«Кондолиза» повернулась к Лейле:

— У тебя болит голова, сзади?

Девочка выдержала ее взгляд не дрогнув и по-прежнему не проронила ни слова.

— Ты что, разучилась говорить?

Измученный Марк поднялся со стула.

— Мы уходим! — решил он, беря за руку дочь. — Тем хуже для самолета, мы арендуем машину.

— Вы не выйдете отсюда, — заверила их собеседница, указывая на военного, стоящего на страже у входа в контору.

— А это мы еще посмотрим! — взорвался Марк. — Верните мне паспорт! Я ни в чем не виноват.

Дискуссия принимала серьезный оборот, но в это время зазвонил телефон.

— Да? — произнесла «Кондолиза», наклонившись к громкоговорителю.

— Это ФБР, мадам, — сообщила ей секретарша, — агент Фрэнк Маршалл.

— Пусть перезвонит.

— Он говорит: это срочно.

— Ну ладно, — решила начальница, выключая усилитель.

Марк сел на стул, удивленный вмешательством Фрэнка. Он спрашивал себя, чем все это может закончиться?! Беседа «Кондолизы» с агентом ФБР была краткой, состоящей из двух «да» и одного «хорошо, сэр», произнесенных мулаткой.

Недовольная, она подняла глаза на Марка и примирительно сказала, протягивая ему паспорт:

— Все в порядке, мистер Хэтэуэй. Извините за причиненные неудобства. Желаю вам приятного полета. И вашей дочери также.

Выведенный из себя этой унизительной проверкой, Марк решил, что им в качестве компенсации полагается хороший завтрак. Вдоль стойки «Бон-кафе» расположилась целая вереница закусочных, организованных здесь неким французом. Марк взял два плотно заставленных едой подноса и устроился с Лейлой за маленьким столиком, рядом с неведомым зеленым растением. Он с удовольствием отметил, что у дочери хороший аппетит — она за обе щеки уплетала круассан, как парижанка, запивая его апельсиновым соком. Сам он проглотил только чашку кофе, рассеянно пробегая взглядом по «USA Today», экземпляры которой лежали в открытом доступе.

Терминал светился мягким белым светом.

В то время как Марк и Лейла покидали свои места, позади, не замеченная ими, прошла девушка, села за их столик и забрала остатки апельсинового сока и нераспечатанный йогурт.

Эви тоже успела взглянуть на заголовок газеты. Статья с большой фотографией занимала половину первой страницы.