Особый дар

За окном вагона открывалось приятное глазу зрелище. Утренний иней сошел, и поля были спрыснуты росой. Проехали Хейверилл, Сток, Клер, Кавендиш. Он уже почти на месте. И вдруг Тоби овладела несвойственная ему нервозность. За свои манеры он не беспокоился: знал, что держать себя в обществе сумеет; у него уже был изрядный опыт по этой части. Тревожила его мысль о миссис Феррарс (она представлялась ему по-королевски величественной, в свободном развевающемся одеянии) и о людях, которых он у нее встретит. О самой Мейзи он почти не думал.

Но вот и Садбери. Мейзи поджидала его с машиной. На ней был большой шотландский берет, показавшийся ему до странности старомодным; в нем она еще больше походила на Фриду Лоуренс. Как обычно, Мейзи была очень оживлена и приветлива.

— Ехать всего три мили, — сказала она. — Ты проголодался? Я — да.

Внезапно показались ворота, машина покатила по дуге подъездной дороги, и Тоби увидел дом.

Какой там Тюдор! Современной постройки большое здание из белого камня, притягивающего белый свет. Дом изысканно красивый, но в каком он стиле, Тоби понять не смог (он вообще не разбирался в архитектурных стилях). Длинный, двухэтажный, с боков — закругленные каменные стены, которые можно принять за флигели. Дверь красного дерева меж парных пилястров, а над нею изящное веерообразное окно. Все это он увидел лишь мельком, и ему остро захотелось выпить для храбрости.

Им открыла женщина в белом комбинезоне — судя по всему, экономка.

— Вот и мы, Сьюки, — обратилась к ней Мейзи. — Это мистер Робертс. А мама где?

Но ответ на этот вопрос не потребовался.

Навстречу им стремительно шагала рослая женщина в твидовом костюме, смуглая, с крупными чертами лица, черные волосы заколоты на затылке в большой пучок.

— Тоби! — воскликнула она. — Добро пожаловать. Поездка была приятная?

— Очень. Но довольно короткая: от Кембриджа до вас не так уж далеко, не правда ли?

— Мне она всегда кажется бесконечной. Входите скорее, Мейзи покажет вам, где вымыть руки. А потом мы все выпьем хересу и возвеселимся. Ведь вы человек веселый. Я хочу сказать, по натуре. Я такие вещи улавливаю сразу.

Как бы это половчее к ней подойти? Наверное, считает себя ясновидящей, подумал Тоби. Более неподходящей матери для Мейзи невозможно было себе представить. Интересно, как выглядел ее муж. Может, здесь есть его портрет или хотя бы фотография. Об интерьере дома представление у него было пока смутное — он успел только заметить, что комнаты здесь светлые, с высокими потолками. Все сияет белизной, на стенах — картины в ярких тонах.

В ванной он пробыл недолго, и она ему очень понравилась. Устланный ковриками пол; пластиковая занавеска, отделяющая душ, немыслимой мягкости полотенца; мыло с чудесным запахом. Он с удовольствием пробыл бы тут целых полчаса.

Экономка, ожидавшая Тоби внизу, у лестницы, проводила его в гостиную. Там были только Мейзи с матерью.

— Так вот, Тоби, — начала миссис Феррарс, — я знаю от Мейзи все и про вас, и про вашу маму. Так что можно обойтись без вступительных фраз, правда ведь? — Она подошла к столику с напитками. — Что вы предпочитаете, херес?

Хереса Тоби не хотелось, он с удовольствием выпил бы пива. Но сказать об этом было неудобно (а ведь пиво, по всей вероятности, в доме водится!). И он согласился на херес.

Пока миссис Феррарс наливала вино, Тоби успел осмотреться. Просторная комната, два великолепных окна выходят в тенистый сад; может быть, сад так велик, что его не охватишь взглядом. (Впрочем, в его воспаленном воображении все принимает сейчас сильно преувеличенные размеры — это Тоби понимал, и потому решил, что охватить сад взглядом все-таки можно.) На стене — превосходная картина, не исключено, что Констебль.

— Я знаю о вас все, — повторила миссис Феррарс, подавая ему бокал. Но всего она, конечно, не знала. — Почему бы вам не написать книгу о Сен-Жюсте? — спросила она неожиданно. — Напишите как-нибудь непременно. Интересная личность. «Никакой свободы врагам свободы». Насколько я знаю, о нем писали мало — правда, в моем образовании есть существенные пробелы.

— Для этого надо сперва набраться побольше опыта, — ответил он. — Ведь пока я историк начинающий.

— Начать никогда не поздно. А вам лично Сен-Жюст по душе?

— Интерес он у меня вызывает. Но смогу ли я проникнуться к нему симпатией, не уверен.

Она трижды кивнула очень серьезно.

— Хорошо сказано. Стало быть, воздержимся от поспешных суждений, так?

— Я пока вообще недостаточно подготовлен, чтобы иметь суждение на этот счет, — сказал Тоби и подумал; а может, она просто дура? Что ж, такого рода дуры его вполне устраивают.

— Нет, вы непременно должны за это взяться, непременно. В дальнейшем можете и изменить свою точку зрения. Главное — начать. А, вот и Эдуард, — воскликнула она, завидев входящего в комнату высокого седого человека. — Эдуард, скажите, должен Тоби Робертс написать книгу о Сен-Жюсте, как вы считаете? Эдуард — Тоби, — только и сказала она, представляя их друг другу.

Эдуард Крейн поцеловал ее и Мейзи. Потом обменялся рукопожатием с Тоби.

— А вы собираетесь писать о Сен-Жюсте? Ну, что ж. Не вижу, какие тут могут быть возражения.

Держался он с подкупающей простотой, но глаза за толстыми стеклами очков смотрели проницательно, остро.

— Вам хереса, Эдуард?

— Вы же знаете, Аманда, хереса я не пью. Вышел из этого возраста. Шотландского виски, пожалуйста — И он тяжело опустился на диван рядом с Тоби.

— А вы и в самом деле любите херес? — спросил он.

Тоби не знал, что ответить — он уже успел наполовину опорожнить свой бокал, — и лишь неопределенно хмыкнул. Потом сказал с застенчивостью, отчасти искренней:

— Я восхищаюсь вашими пьесами, сэр. По возможности стараюсь не пропускать ни одной.

— Благодарю вас. Впрочем, едва ли ими будут восхищаться долго. Ведь у них есть начало, середина и конец, и для их исполнения нужна самая обычная сценическая площадка. — Он повернулся к Мейзи. — Как дела?

— Занимаюсь, но в меру. Не так, как Тоби, до него мне далеко.

— Смотрите, Тоби, не переусердствуйте, — сказал Крейн. — Во всем следует соблюдать умеренность.

— Но если соблюдать умеренность, моего курса, пожалуй, не одолеешь.

Крейн внимательно оглядел его.

— Я и сам преподавал когда-то в Кембридже. А вы не знали? Так вот, накануне экзамена я обычно отправлял своих молодцов на реку. То, чего они не усвоили раньше, за один день все равно не выучить, а хвататься за книги в последнюю минуту бесполезно — только рискуешь позабыть то, что знал.

— И все они, наверное, следовали вашему совету.

— Некоторые — да, а некоторые хотели во что бы то ни стало наверстать упущенное; сидели за книгами весь день напролет, да еще прихватывали часть ночи и на экзамен являлись смертельно усталые, издерганные. Кстати, мне рассказывали о картинах вашей матушки. Я хотел бы прийти на вернисаж.

— Она будет очень рада, и я тоже. Такая честь — мы оба будем даже как-то подавлены.

— Да полно вам, кого и чем я могу подавить? Разве что чисто физически — своим весом.

Аманда рассмеялась.

— Право, Эдуард, можно подумать, что вы Майкрофт Холмс [14]. А в вас и семидесяти килограммов не будет.

— Да, но у меня кость узкая. Ну, как там Клэр, есть от нее какие-нибудь вести?

— Она во Флоренции. А к нам приедет весной.

Тут появилась горничная и сказала, что ленч подан.

Они перешли в овальную столовую, тоже очень уютную: посреди комнаты — овальный стол, на белой скатерти сверкают фарфор и хрусталь. Тоби заметил, что у каждого прибора стоят фужер, бокал и рюмка.

— Сегодня, Тоби, мы завтракаем в узком кругу, — сказала миссис Феррарс. — Но вы непременно приезжайте, когда соберется более разнообразное общество. Кстати, когда здесь бывает Эдуард, ленч подается на его вкус, так что мне остается надеяться, что вкусы ваши совпадают.