Размышления о жизни и счастье

Но где же встретил сталинское приветствие легендарный экстрасенс?

Об этом я не узнал бы никогда, если бы судьба не послала мне встречу с польским журналистом Игнатием Шенфельдом. В 1941 году ему пришлось бежать из оккупированного немцами Львова. Как беженец он попал в Ташкент, где был арестован и обвинен в шпионаже местными органами КГБ.

Итак, где же застало приветствие великого вождя телепата и прорицателя Вольфа Мессинга?

В камере № 13 внутренней тюрьмы Узбекского НКГБ. Почти никто из почитателей таланта знаменитого мага, помнящих его триумфальные выступления, не знают об этом грустном эпизоде его жизни. За многие годы славы этого уникального человека никому и в голову не приходило, что такое могло случиться.

Однако тюрьма сыграла в жизни артиста роковую роль, о которой мне и поведал Игнатий Шенфельд. Незадолго до встречи с журналистом я прочитал в журнале "Наука и жизнь" воспоминания самого Мессинга и ходил под впечатлением прочитанного. Автор рассказывал о триумфальных выступлениях в столицах многих стран мира, о встречах со Сталиным, Ганди и другими выдающимися личностями.

Журналы, в которых печатались эти воспоминания, ходили по рукам и зачитывались до дыр, подобно самиздатовской литературе.

Поражало в рассказе польского журналиста то, что многое совпадало с невероятными слухами, рассказанными мне когда-то легковерной дамой. Биографию Мессинга и сведения о его злоключениях Игнатий услышал от него самого, когда несчастный ясновидец, сидя на цементном полу у параши, ожидал самого худшего — смерти за преступление, караемое Советской властью по всей строгости закона — за попытку перейти государственную границу в военное время.

Удивительным было то, что Игнатий был земляком Мессинга и знал его родителей. Когда они встретились в камере, несчастный, подавленный страхом артист уцепился за земляка, как за последнюю соломинку. Мессинг плохо знал русский язык, был в отчаянии и с горя готов был покончить счеты с жизнью. В слезах он поведал историю своей жизни неожиданному слушателю.

Обгоняя события, скажу, что ташкентское заключение обернулось для Шенфельда восемью годами тюрьмы, а Мессинг вышел из воды почти сухим.

Я, уже написавший восторженную статью о Мессинге, очень обрадовался встрече с журналистом. Жизнь кудесника не переставала интересовать меня. Наша беседа была долгой. Постепенно я узнавал такие вещи, в которые было также трудно поверить, как и в телепатию, демонстрируемую Мессингом на сеансах.

Вот рассказ Игнатия Шенфельда о своем сокамернике, знаменитом телепате, услышанный от него самого.

— Родом мы с Мессингом из местечка под Варшавой, называемого Гора Кальвария.

— Как, как? — удивился я. — Кальвария — это же по — латыни Голгофа!

— Да, нашу деревню называли и так. Когда-то у христиан она считалась святым местом, ее даже называли Новым Иерусалимом. В семнадцатом веке там было пять монастырей и шесть костелов с росписями на темы скорбного пути Христа. Позже там стали селиться евреи, принесли в те места хасидизм. Постепенно зажиточные христиане переселились в Варшаву, а на их место пришли бедные евреи. Католическое влияние угасло, а хасизм укрепился. Гора Голгофа превратилась в Кальварию, а самым почетным и богатым человеком стал местный цадик.

Мессинги, как и мы, Шенфельды, были из бедных. Отец Вольфа, прозванный в местечке Хаимом Босым, работал летом на фруктовых садах цадика, а зимой — на его же фабрике по производству мармелада. Семья едва сводила концы с концами. Детей у Хаима было трое, Вольф был старшим. Самая трудная работа ложилась на его плечи. Он помогал отцу окуривать сад, бороться с вредителями. Вы знаете, доктор, что это за работа? Глаза вечно воспалены, слезы текут, горло дерет, человек задыхается. А спать до глубокой осени мальчишке приходилось в продуваемом насквозь шалаше.

Неудивительно, что с детства Вольф хотел удрать из родной деревни.

Однажды в местечко приехал передвижной цирк "Корделло". Это было семейное предприятие. Его возглавлял пан Антон Кордонек, дрессировщик, фокусник и эквилибрист. Помогали ему жена Розалия, два сына и две дочки-наездницы. Цирк поразил воображение мальчишки.

Денег на билет у тринадцатилетнего Вольфа не было, но он не пропустил ни одного выступления, пролезая в цирк между ног зрителей. Днем он помогал цирковой семье таскать воду, колоть дрова, задавать лошадям сена. Однажды его пригласили к столу, чем мальчик долго гордился. Когда цирк стал собираться в путь, Вольф в отчаянии убежал из дома. С зареванной физиономией он встретил их фургон в десяти километрах от местечка.

Пан Кордонек все понял и показал кнутом: "Залезай". Так начались самостоятельные скитания знаменитого артиста.

В бродячем цирке Вольф научился лежать на утыканной гвоздями доске, глотать шпагу, извергать огонь. Он быстро освоил весь набор немудреных фокусов пана Кордонека. К началу четырнадцатого года цирк исколесил пол-Польши, но неожиданно разразилась война. Сыновей пана Кордонека призвали в армию, и труппа распалась.

Мессингу пришлось искать другую работу. Один ловкий антрепренер придумал для него новый номер. Вольфа укладывали в стеклянный гроб, на голову надевали чалму и демонстрировали его, как йога, голодающего уже сорок дней. Длинный нос, торчащие ребра и впалые щеки вполне убеждали публику. Номер был популярен, Мессингу стали хорошо платить. Он стал лучше питаться и вскоре пополнел. Пришлось прекратить валять дурака.

Между тем годы летели, и артиста, достигшего призывного возраста, взяли в армию. Он стал санитаром тылового госпиталя.

После демобилизации Мессинг продолжал выступление в разных балаганах и луна-парках. Возвращаться к отцу без денег он не хотел.

Однажды Вольф побывал на выступлении чешского ясновидца Лаутензака. Он был знаменит и выступал под псевдонимом Эрика Гануссена с удивительными экспериментами в кабаре Берлина, Вены и Праги. В Польше вскоре также появились свои медиумы: Гузик, Оссовецкий, Клюско.

Мессинг, уже набравший цирковой опыт, подозревал, что все их "эксперименты" не что иное, как фокусы, но раскрыть их секреты не мог. Однажды он попал на сеанс медиума Арно Леони, "умевшего читать" мысли на расстоянии. Леони находил спрятанные в зале предметы, "видел" цифры в запечатанных конвертах, перечислял содержимое дамских сумочек. Работал ясновидец с ассистенткой, и Мессинг, внимательно наблюдавший за выступлением, понял, что ей в выступлении и принадлежит главная роль. Вольф стал разыскивать человека, который объяснил бы ему секреты телепатов и, в конце концов, познакомился с неким паном Залесским, тоже выступавшим в амплуа мага. За свои секреты ясновидец потребовал деньги, и Мессингу пришлось расстаться с тем небольшим капиталом, который он успел отложить. Однако через некоторое время Вольф уже мог ассистировать своему благодетелю.

Залесскому завязывали глаза, он становился спиной к зрителям, а ассистент просил у публики дать ему на время какой-нибудь предмет. Чаще всего давали часы.

— Что у меня в правой руке? — вопрошал ассистент.

Маэстро корчился в напряжении и, наконец, глухо выдавливал:

— Часы!

В зале вспыхивали аплодисменты.

— А что у меня в левой руке?

Вольф поднимал над головой другой предмет. Сочетание слов "левая рука" означала очки.

— А что теперь у меня в левой руке?

"Теперь в левой" означало расческу.

Фокус с цифрами в запечатанных конвертах был еще проще. В шляпу с конвертами нужно было подбросить свой и затем ловко извлечь его.

Пришлось потрудиться с "контактами через руку", но упорный юноша одолел и это. Через полгода он дал свой первый самостоятельный сеанс с ассистенткой в Клубе железнодорожников Варшавы. Сеанс удался, и через год у Мессинга был уже свой антрепренер, устраивающий ему выступления. Он занимался рекламой. Афиши появлялись за неделю до выступления. В карманы новоявленного телепата стало кое-что оседать.