Злом за зло (СИ)

В мир пришел Сарос Гроган, человек, повелевавший драконами, безжалостный воитель, который всем сердцем ненавидел волшебников за то, что они сотворили с Валемаром, и стремился их истребить. Его драконы атаковали оплоты волшебства, испепеляя магов везде и всюду. Неприступный Абсалодриум Раздвоенный пал под ударом Сароса Драконогласого, как пали и многие иные цитадели, а в последовавшие тысячелетия все попытки вновь заселить его так ни к чему и не привели. Ныне этот город был запретным. Находясь в землях Папской Области, памятник прошлого охранялся войсками Святого Престола, дабы никто и никогда более не проник в его заброшенные дворцы, погибшие сады, на его пустые улицы. Но и поныне это мертвое место несло на себе печать незабвенной красоты и непревзойденной славы тех, кто жил когда-то.

Абсалодриум был наполовину разрушен, сер, напрочь лишен цветов, пуст и печален, но оставался прекрасным в глазах Тобиуса, шагавшего по безлюдным улицам, заваленным обломками и поросшим дикими растениями. Волшебник не сомневался, что видит именно Абсалодриум, хотя никогда не бывал в нем наяву. Лишь один раз много лет назад, пораженный дротиком с неизвестным токсином, он узрел в наркотическом видении цитадель великой магии во времена рассвета. По убеждению серого магистра, то был бред, яркая и восхитительно детальная сказка, рожденная его глубоким подсознательным желанием постичь тайны Искусства золотой эпохи.

Как тогда, так и теперь он понимал, что все вокруг него неправда. И не только странная серость, выдавившая из мира все иные цвета, говорила об этом, но и рука Тобиуса, его правая рука, вновь живая и здоровая. Неспешно, опираясь на посох, магистр двигался на восток, к обители Джассара, к башне столь высокой, что даже главная башня Академии в ривенской столице показалась бы жалкой хибаркой в сравнении с ней. Не менее полутора сотен ярусов, некогда увенчанных острым шпилем из горного хрусталя, многочисленные открытые галереи с колоннами в виде амирамов. Статуи драконов, украшавших стены, балконы и террасы, безмолвно взирали на мертвый город, величественные, но безразличные, раскинувшие свои крылья, но не способные улететь. Ныне эти чудовища внушали волшебникам панический страх, ибо никакие чары не могли защитить от их белого огня, но когда-то...

И вновь безымянный волшебник древности сокрушенно качает головой, видя, во что превратились его потомки. Тобиус, как один из них, как тень былого могущества, тоже ощущал эту скорбь, а вместе с ней и жгучий стыд за то, чем он являлся. За то, что не мог быть чем-то лучшим, большим... чем-то стоящим почтения и восхищения. Он чувствовал, как мертвый город укоряет его, теряя последнюю надежду на возрождение.

Попав внутрь башни, Тобиус остановился, чтобы окинуть взглядом монументальный барельеф напротив входа. Его волшебник видел и прежде, но не в полный размер, потому что воссоздать этот труд полностью не брался еще никто, а иметь его у себя желал всякий верховный маг всякой магической школы Вестеррайха. Он назывался 'Слава Джассара'.

В центре композиции находился Маг Магов, державший большую книгу в одной руке и посох - в другой. Он стоял у основания раздвоенного дерева, оба ствола которого росли из единого корня под ногами Абсалона, а их бесчисленные ветви переплетались над его головой. Этот знак считался сакральным, ибо дерево воплощало две изначальные, самые первые магические школы, созданные Джассаром: Материю и Энергию, из коих позже, словно ветви, произросли десятки и сотни прочих школ, тесно связанных между собой. Окружали великого волшебника все прочие обитатели древнего мира. Считалось, что не существовало в истории иного произведения искусства, на котором бы находилось столько представителей разных разумных видов, многие из коих уже вымерли. Среди учеников и последователей, чьи почтительные взгляды, были обращены на Абсалона, нашлось место даже далийским эльфам, существам столь таинственным, что многие из живущих сомневались в их существовании. Там же были и орки, не склонявшиеся ни перед кем ни до, ни после Джассара, там были иджун - мистические люди-змеи, которых поглотило забвение, там были керитиды, шеор-ва, иммагмату и многие-многие другие, воссозданные в полный рост, как при жизни. А кроме учеников были и слуги, многочисленные духи, демоны, чудовища, големы и искусственно созданные существа, подвластные воле Абсалона. По краям рельефа во весь свой исполинский рост стояли почтительно склонившиеся амирамы, непостижимые, самые таинственные и могущественные порождения магии, которые подчинялись лишь Джассару.

Путь Тобиуса лежал наверх, по заброшенным лестницам, залам и переходам. Он знал, куда ему следует стремиться: на вершину башни, туда, где когда-то жил и откуда правил миром Джассар Ансафарус. Очень долгий путь, но не трудный и не тяжелый для того, кто шел сквозь сон. Последняя винтовая лестница осталась позади, и он вновь оказался в том огромном продолговатом зале... разоренном и покинутом. Над лестницей в стенной нише возвышалась еще одна статуя Джассара, как и в прошлый раз, но книжные полки опустели, шкафы, за хрустальными дверками коих хранились сотни непонятных чудесных приспособлений, исчезли. Осталось гигантское зеркало в противоположном конце да огромный стол, больше походивший на подиум.

Шаркающей походкой маг двинулся к столу, задержавшись лишь напротив выхода на балкон, с которого можно было увидеть Драконий Хребет. Больше всего Тобиуса интересовало зеркало, что находилось позади стола, самое большое из когда-либо виденных им настоящих зеркал, вмурованное в стену и лишенное рамы. В прошлый раз рама была, громадная и сложная, исполненная в виде пары нагих исполинов, совершенно прекрасных, но лишенных корней мужского и женского начала, собственно - амирамов. Тобиус хотел приблизиться к потускневшей, покрывшейся пятнами поверхности, но остановился, заметив на краешке стола разложенную доску для игры в раджамауту и несколько фигур на ней. Часть войск еще находилась на доске, другая часть - пала в битве и валялась за полем боя. Рядом лежало большое черное перо, как будто гусиное. Волшебник протянул руку, чтобы коснуться белого раджи, но остановился, когда отовсюду полился шепот:

- Ты ли начинал эту игру? Тебе ли ее заканчивать?

- Нет и нет. Но тебе, кажется, так скучно, что ты начал играть с самим собой.

- Как ты смеешь говорить со мной так?

- А как мне с тобой говорить? Обычно все наши беседы сводятся к тому, что ты требуешь, а я посылаю тебя к щучьей матери... сколько уже лет? Десять? Даже кошмары могут стать рутиной.

- Я не играю сам с собой, - ответил шепот, и Тобиус уловил в нем не то обиду, не то ехидство, - в твоей голове, волшебник, есть с кем поговорить.

- Как... мило. Намекаешь, что, кроме тебя, у меня есть еще один попутчик?

- Не желаю говорить об этом. Желаю говорить о другом. Мне не нравится, когда кто-то покушается на мое.

- Что?

- Мое, - упрямо повторил Шепчущий.

Маг скосил глаза на доску.

- Ревнуешь?

- Я не делюсь тем, что мое. Ни с кем. Не с мелким ничтожным демоном.

- Мелким? Ничтожным? Ты бесишься оттого, что он не мелок и не ничтожен. Ты почувствовал опасность, и хотя не мне, агнцу беззащитному, радоваться, что на меня точат зубы уже два волка, но все же приятно, что тебе плохо.

- Я предлагаю тебе безграничную власть. Такую, какая была лишь у создателя этих стен. Но ты отказываешься. Почему?

- Мне не нужна власть.

- Всем волшебникам нужна власть. Воинам нужна слава, торгашам - прибыль, простолюдинам - спокойный достаток, а магам - власть. Без нее нет у магии смысла. Почему ты отказываешься?

- Надоело. - Волшебник поднял одну из 'погибших' фигур и покрутил ее в пальцах правой руки, живых и мягких. - Надоело повторять тебе одно и то же. Столько лет минуло, а ты все твердишь и твердишь про власть. Я неправильный волшебник, я не хочу ее! А хочу я, чтобы ты сгинул навсегда и больше не появлялся!

- Этому не бывать... Маг Магов думал, что смог оградить от меня мир, но ошибался. Его уж нет давно, а я есть и буду. До скончания этого мира. А знаешь, почему? Потому что ненависть вечна. Прими ее. Прими меня и сокруши твоих врагов. Если ты откроешь мне свое сердце, я отыщу для тебя Шивариуса, и мы вместе убьем его. Это ничтожество пользуется моей силой, цедит ее по капле, становясь могущественнее и управляя своим превращением. Его участь предрешена, он станет моим проводником, но очень, очень нескоро. А тебе я дам все сразу.