Доза

Я сделала нам кофе. Свою чашку выставила на внешний подоконник. Ветер остужал напиток, а дождь разбавлял. Невероятный кофе. Кофе с дождём и ветром. Утренний гашиш и Кирилл. Мой статный красавец. Или штатный? – А, может, всё-таки внештатный? Белизна простыней ничего не очистит. Мы можем лишь добавить в себя замороченности подобными рассуждениями.

И как же нынешнее утро напоминает мне то, которое было когда-то таким особенным рядом с ним. И сейчас тепло, но чего-то не хватает. Или как будто кого-то не хватает. Или просто за время от осени до осени все мы что-то теряем. Постлетнее время даёт отличную возможность посмотреть на себя со стороны, открыть в себе новые качества. Папа рассказывал, что у шизофреников сильнейшее обострение именно в эту пору. Это необычный уровень восприятия. Грибники собирают урожай, мы собираем урожай, а грибы и урожай собирают потом таких, как мы.

Каждый из нас по-своему болен осенью. Она для каждого своя.

Почему же ты не видишь, что без тебя я падаю и разрушаю себя. Без тебя я ничто, Кирилл. Но… Прости. Нет.

– Фил, понимаешь, тут такие все замороченные на своей внешности, на своих понятиях ебанутых, все, сука, модные и по нью рейву, бля, уроды пафосные! Ни грамма человечности.

– А ты не думал, что не в рейвах дело? Это наше поколение, твоё, моё, вон той удолбанной дуры за соседним столом, ты видел, что такие как она вытворяют на концертах? Нет! Наркота тут не при чём. Лия высосет твой мозг, я тебе обещаю. Не потому что она наркоманка или, допустим, роковая баба, просто потому, что она такая, она по-нормальному жить не может.

– Я хочу бросить.

– И что изменится?

– Ясно.

– Я не знаю, Кай, думать и решать тебе. Из меня кровь уже высосали, мне нечего терять, другое дело ты. Ещё всё впереди. Ты успеешь одуматься.

– Да, я просто должен захотеть бросить.

– Вот и думай, что ты хочешь, мне пора бежать.

Стоит ли говорить, что наш дорогой мальчик отрезал все каналы связи с Лией и её внешним миром, внутренний же мир брошенной девчонки иногда терзал его, но Кай не сдавался. Пойти на такой шаг, предать свои чувства, чувства другого человека или иллюзию чувств неважно, он сделал это не только ради себя, он, как никто другой, эти чувства доказал, перестал мучить Лию, разлучился с ней, чтобы не сделать больно, чтобы не загнать на самое дно. Только где начинается эта бесконечность? Дно уже здесь, остаётся его лишь украсить, хотя радоваться становилось с каждым днём сложнее и сложнее. Порошки, таблетки, растения, жидкости, твёрдые и мягкие – ничто не может украсить твою жизнь, разбитую когда-то единственным в этом гнилом мире наркоманом, любимым наркоманом, который может и единственный, кто готов употреблять столько же, сколько ты.

Кай начал ходить в университет, с нами практически не общался. Он решил завязать. У него это почти получилось, круг общения снимает определённые обязательства, накладывает определённые обязательства. Я даже радовался за него, Алиса полностью ушла в меня, в мою квартиру, мою постель, в моём сердце она прописалась навсегда, но я помнил об одном: у Кая оставалась главная доза, взятая тогда у Соломиной. И что он собирался сделать с ней я не знал.

Несмотря на всю мою любовь к Алисе, случались моменты, когда она меня жутко бесила своим неоправданным стремлением к свободе, она гналась за одиночеством, не замечая ничего вокруг, как человек, над которым взял верх амок. В таких случаях она отключала мобильник и не пускала меня в себя! Она как-то договаривалась и общалась только с Дёмой. Это человек, который постоянно всех кидал, думал только о себе (хотя кто думает не только о себе?), он тешил себя разного рода химией и не думал ни о чём. Дёма вляпывался в гражданские браки раз миллион, заканчивая каждую новую историю любви неконтролируемым наркотическим угаром. После чего, на следующий день, он ясно начинал понимать, зачем вообще живёт, расходился со своей половиной и пропадал куда-то, может даже, добровольно сдавался в лапы Алисы. А может, закрывался в четырёх стенах с гитарой и мыслями о Глории.

Но сегодня был другой день. Сегодня Алиса потащилась с Дёмой в богемное место с названием «Кристалл». Временами там случались страшные тусовки, я бы даже сказал, что опасные. Алису нельзя пускать в нынешнем состоянии в такое место, для неё это может закончится плачевно. Но она уже там, вечер начинается в «Кристалле» всегда прилично, поэтому я поспешил туда, предварительно втянув своим раздолбанным носом пару дорог.

Соломина открыла дверь:

– Слишком много на сегодня посетителей.

– А кто ещё здесь был?

– Кай приезжал.

– Зачем?

– За героинчиком.

– Как мило, а ты не хочешь?

– Чего?

– Героинчику.

– Ты в своём уме?

– Конечно, я за ним вообще-то и приехала, ну раз ты тут вся такая грустная, давай удолбаемся вместе.

– Нет, я не хочу.

– Да не поверю.

Они посмотрели друг на дружку, понимая, что сейчас произойдёт, но вопрос-то (точнее – ответ) как обычно лишь в том, что обе этого хотели.

– Ты знаешь, как это делается? – Соломина тяжело и громко проглотила слюну.

– Примерно да.

– Тогда я согласна.

Чего они ждали? Позитива? Героин определённо приносит позитив. Ждали пустых мыслей? И это будет. Всё героиновое состояние – твой лучший друг. Через несколько минут он придёт и разрушит всё на своём пути, всего тебя.

Иглой под кожу. В первые десять секунд в ушах и голове сильно не то гудит, не то звенит. Тело начинает вибрировать. В какой-то момент всё вокруг становится плоским, слышно только гул тишины и вдруг становится страшно. Немая сцена онемения. Хочется скорее выйти из этого состояния. Одна мысль постоянно преследует: «Больше никогда!» И в эту же секунду тело одолевает эйфория.

Это не похоже на оргазм, что бы там не говорили. Это гораздо приятнее. Это такое невероятное возбуждение, когда вот-вот кончишь, вот это состояние гораздо приятнее самого оргазма, теперь умножаем эти ощущения на сотни миллионов, получаем Соломину и Еву, которые сидят друг напротив друга, каждая в своих мыслях, обе стонут. Это такое обнажённое состояние, никак не спрятаться. Соломина никогда не сможет признаться, что это не первый раз, что это давно часть её нелепой, но жизни. Жизни сегодня.

Проходит время, они сидят за столиком, курят травку через небольшой бонг из красного матового стекла, Соломина рассказывает Еве про Кая, та, в свою очередь, признаётся, что сама уже влюблена в него. Соломина смотрит на это абсолютно равнодушно, но спрашивает, почему она не хочет попробовать построить что-то с Дёмой.

– Да Дёма наркоман! – вяло ответила Ева.

– А Кай?

– А такой как Кай мне не нужен, он сожрёт меня как растение-убийца, а Дёму сожру я.

– А кто тогда тебе нужен?

– Теперь мне нужен только героин.

Вечеринка была в самом разгаре. В какой-то момент, скорее всего, когда я проходил, переступая медленно с ватной ноги на другую ватную ногу, прокуренный зал, мне показалось, что я в каком-то засаленном американском фильме. Сюжет неважен, вокруг все грязные и бестолковые. Стадо удолбанных мразей. Что могут знать эти несчастные люди о чувствах, о дружбе, о любви. Это несуществующие понятия. Все думают только о себе, а кто думает о них? Точно не мы, брошенные в этом мире, предоставленные самим себе. Почему мы все свободны и так несчастны? Может потому что мы максимально видим настоящую жизнь. И сходим с ума. Отчуждённые сумасшедшие, как это мило.

Всё видится сквозь дымку. Лия. Она уже позвонила Шалу, которая как раз приехала с Ренатом, и эта сладкая парочка привезла горы наркоты, сегодня будет жарко… или холодно. От наркотиков всегда холодно. Потому что это ад.

Полчаса спустя нет ни одного адекватного человека, хотя, были ли тут люди? Как больно на всё это смотреть, это так гнусно, как они могут веселиться, понимая всю свою ничтожность, какие мы все ничтожества! Я хочу кричать, рыдать, чтобы кто-нибудь меня услышал! Хочу сказать вам всем, что мы плохие! Это самое простое и внятное слово – плохие! О нет. Это невыносимо. Мне кто-то лезет в штаны рукой, хватает мой мёртвый член, дёргает его туда-сюда, мне больно. Всё в этом мире приносит только боль. Это какая-то малолетка, кажется, я её не знаю. Я лежу, подпирая собой стену, которая кажется мне невероятно тяжёлой, голова опирается на ту же стену, так, что подбородок сильно прижат к телу, это положение образует жировую складку, руки мои по швам. Эта дура блондинка, симпатичная, только потрёпанная совсем, продолжает копаться в моих влажных трусах. Кто-то зовёт её: «Лита, Лита». Впечатление, что я смотрю на происходящее со стороны. Она пытается обернуться. Она заглатывает его. Реакции ноль или мне только так кажется. Она сосёт его плавно, но кашляет и давится, как будто рвотный рефлекс. Он стоит, не чувствую особо, но вижу, приоткрывая один глаз. Порошок странный, никакой бодрости, одна апатия. Или просто прошло уже много времени. Пытаюсь сконцентрировать взгляд. В принципе. Чтобы увидеть хоть что-то.