Шаманский космос

Стив Айлетт

Шаманский космос

Для тех, кто знает, что обитатели ада и рая — не более чем политзаключенные, что закон так же не поддается прогнозам, как и погода на будущий год, зато бывшие смертные, наоборот, полностью предсказуемы, Южный Лондон всегда был площадкой для игр.

— Не думай так громко, а то он услышит — если ему это нужно.

Младший, мальчик, запрокинул голову, подставляя лицо под дождь с ароматом истлевших костей; в ночных вихрях он видел воздух, сочный и пряный.

— А ты?

— Он вообще не узнает, что я здесь была, — сказала девчонка из Франции. — Он меня не улавливает.

— Ты, наверное, сильная, — сказал мальчик.

Сильная, если способна закрыться от Аликса. Говорят, Аликс может войти в корпус гитары, не издав при этом ни звука. Мелоди однажды видела, как его тело распалось на миллионы частиц: он побледнел до прозрачности в гейзерах инфракрасного излучения, только на месте рта осталось смазанное пятно света, и порыв ветра при обратном ударе ангельского спектра смел со стола всю посуду. А когда он вернулся обратно из полосы смертных частот, он вытолкнул в дом глубину, и вся мебель разлетелась в щепки. Ему достаточно только подумать о перемещении — и он уже на другом срезе, в ином пространстве. Он смотрел в глаза преисподней, и та первая отвела взгляд. У себя в Цитадели Аликс пребывал в окружении толстенных томов, его иконописный лик терялся в цветастом китче, подобно индийскому фейерверку.

Она сказала, что они уже почти пришли, но мальчик не чувствовал в дорожных заторах структурных схем ничего необычного. Он провел рукой по парацетамоловым стенам пешеходного спуска в подземку, когда они поднялись на угловатый пустырь, где светофор висел, как сережка. Теперь Мелоди сбросила верхний телесный слой и стала невидимой для всех, кроме самых продвинутых шаманов, тех, кто работает на границах видимых изображений, — Сиг различал ее в виде мерцающих проблесков, затененных протеиновым преобразованием данных. Про него говорили, что у него есть дар, но нет ума. Никудышнее управление.

Мрачное настроение грохотало по гулкой улице, вырвавшись из-под контроля. Они остановились у металлической двери, покрытой кофейными зернами ржавчины. Дверь Аликса, и по-прежнему — никакого энергетического знака. Они прошли дверь насквозь, и мальчик вдруг понял, что поднимается по шаткой грохочущей лестнице один. Он оглянулся. Девушка печально уселась на нижней ступеньке — ждать.

Сиг осторожно вошел в сумрачную комнату. Холодная, как камень, она медленно проступила из темноты, обернувшись внятным пространством из огрубевших книг и амулетов с заклятиями. Повсюду стояли цветы, сухие и мертвые в полумраке. Аликс сидел у камина — холодного и тревожного, как и все в этом безжизненном храме, — одетый в выцветшие лохмотья, как в серый кокон. Сколько ему было лет? Двадцать семь? Но его волосы были белы, как снег, а лицо — пустое. Он не скрывался под защитной мантией — просто не излучал никакой энергии. Может быть, это был новый, самый надежный вид маскировки? Жить в самом низу, погрузившись в детали?

Его глаза были словно излучины жидкого золота, сияющие и невидящие.

— Это что, — сказала живая легенда, не поднимая глаз. Его голос был голосом старика. — Кипящий праведным гневом, молоденький неофит. Пополнение в рядах стопщиков-богоборцев.

— Мне нравится это определение, сэр.

Золото заплескалось в глазах, бессодержательное и бессмысленное.

— Хороший ответ. Мне только что снился сон. Начался сезон бомбардировок, и частицы материи в этом доме сплавились воедино, и тела, подхваченные ветром, летели в меня, как листья. А потом появился ты. У вас, вообще, что-нибудь получается, у любителей нейтротрэша? Делаете успехи? Учитесь проходить сквозь слои и вновь собирать себя воедино — уже в виде живого оружия? Будь осторожен. Если ты получил доступ, это еще не значит, что ты свободен. Или ты думаешь, это одно и то же? Кстати, можешь присесть.

Сиг пододвинул к себе деревянный стул и уселся, молча глядя поверх плеча Аликса на жука на стене.

— Ты любишь истории? Говорят, что враг обожает истории, и поэтому, собственно, мы здесь. Хотя в последнее время мы его ничем интересным не обеспечили, правда?

— Я слышал столько историй про тебя, Аликс.

— И решил, стало быть, забежать приобщиться. Испить моей ауры. Как будто мне есть, чем делиться, герою. И что ты ждал тут увидеть: как меня развлекает сотня-другая ангелов? Герой в лучезарном сиянии славы, сцена в духе Сикстинской капеллы, да?

— Сам не знаю, чего я ждал.

— Врешь. Или близко к тому. Ложь тоже приоткрывает правду, потому что они очень тесно взаимосвязаны, разве тебя этому не учили? Я сам был таким же — еще шесть лет назад. Думал, что правда — как камень в снежке. И это действительно было что-то.

— Расскажи мне.

— Это секрет, о котором все знают, но он все равно остается секретом. Наш враг прячется на виду. Но это, я думаю, ты уже знаешь.

— Но ты нашел его ядро.

— Я добыл координаты нечестным путем. И отправился прямо туда. Воткнул кинжал в небо. Думаешь, мне приятно об этом рассказывать? Думаешь, это как-то тебе поможет? Мы — всего лишь наброски, белые пятна, призраки одноразового использования, незначительные единицы великого множества. Мы — ничто.

Нежданные зоны сбоя сложились в геомантические фигуры и обрели выражение, скрутив мгновение через комнату. Он внезапно открыл свою боль. Сиг увидел, как Аликс распался в пространстве — электронная точка на электрической белизне.

— Да, важно знать схему запуска, — сказал Аликс. — Я серьезно. В каждое слово вплетаю я тернии.

1

Зона хаоса

Тьма включается не за грош

Девчонка была хирургом и певчей птицей, непревзойденным и неумолимым мастером колющего и режущего оружия. [1] Со всеми обидами наготове, мы встретились в клубе любителей нейробуйства. Я вошел бестелесным нетекстурированным никто, и сквозь меня просвечивали стены. Воплощенные шрамы на зарубцевавшихся ранах, невозмутимые и беспринципные отморозки в третьем поколении, мы накачивались наркотой, пока мир вокруг нас травился собственными токсинами. Печальные тени в ее волосах, медленный танец сигаретного дыма, прикосновение прохладной бутылки, что мгновенно теплела, когда исходящие диаграммы наблюдали за нашими перемещениями. Улицы, драгоценные огни, колыхавшиеся под плоскостью реальности. Ее шершавый язык, словно окись железа, когда мы поднимались куда-то в кабине лифта. В ее волосах прячется телефон.

После этого я утратил всякое ощущение времени — ненадолго. Чья-то квартира. Я смотрел на какой-то непонятный ящик из хрупких частей, весь оплетенный поддельными проводами — октябрьский переключатель, так он назывался. У меня было что-то похожее, аппарат активации. Что? У меня в голове проносились какие-то странные образы натяжения, разрядки и распадающихся наплывов. Тело царит на Земле, вспомнил я. Насущная ложь.

Лампочка раскачивалась под потолком, словно повешенный призрак. Я провел тонким лезвием через смазанный центр входного штампика у себя на запястье. Рана раскрылась, растянувшись в полоску клейкой крови. Это было похоже на железнодорожный разъезд: параллельные линии путей встречались и расходились, расщепляясь в пропитке красного света. Кто я?

Элементальный трепет этерической тяги заколыхался в натриевой тьме справа, едва различимый сквозь мозговую пену. Внешнее влияние, натянутое, как серебряные тросы на сцене.

Я был в очень плохом состоянии. Глубинная маскировка — я снова в ней потерялся. Я был Аликсом, ультра-ярким героем, или что-то типа того. Я встал, протискиваясь сквозь вязкое пространство, и натянутые узоры дрожали, как паутина. Девочка — дитя лофта — готовила снаряжение в задней комнате, ее кожаный кокон для переноса был центром большой паутины в высокочастотном поле. Эффект кирлиан. Трансформационные настройки увязли в темноте; она застряла, ее засекли, ей придется умереть. Но я еще не закончил. Этерические нити по-прежнему пронизывали меня — тем лучше.