Синяя книга алкоголика

Павел Крусанов (составитель)

Синяя книга алкоголика

Людей много и тяжело пьющих в России называют «синяками». Поэтому – «Синяя книга». Веселье и тоска смешаны под пробкой воедино – это знали Анакреонт и Хайям, Гаршин и Куприн. Хемингуэй и Фолкнер. Всякий, кто хоть раз в жизни испытал на себе этот обольстительный недуг, найдет, где улыбнуться, а где поскорбеть над страницами «Синей книги». Не отставайте – ее уже прочитала многомиллионная интернациональная армия алкоголиков земного шара.

ФЕНОМЕНАЛЬНОЕ И НОУМЕНАЛЬНОЕ: АЛКОГОЛЬ

(Вместо предисловия)

Стенограмма беседы, прошедшей 28 апреля 1994 года на квартире у Евгения Звягина. Участвовали: Евгений Звягин, Павел Крусанов, Александр Секацкий, Сергей Коровин, Андрей Левкин. Присутствовали еще три человека, в дискуссии участия не принимавшие.

КРУСАНОВ. Мы открываем тему под условным названием «Алкоголизм».

ЛЕВКИН. Паша, что ты имеешь в виду под словом «алкоголизм»? Речь идет об алкоголизме, пьянстве, напитках как таковых, проведении времени, о вещах, которые возникают в результате?

КРУСАНОВ. Тема широка. Надо бы сузить. Сегодня я хотел бы рассмотреть опьянение как демонстрацию независимости низшего порядка. Начинать мне, пожалуй, не следует, поскольку наитие меня пока не посетило.

ЛЕВКИН. Допустим, что пока не посетило. Но в постановке темы уже есть большое количество сомнительных пунктов. В том числе и сама степень низшего порядка чего-то. Я понимаю, что вопрос с книжной зависимостью ты уже решил…

КРУСАНОВ. Это тема отдельная – наркотик из целлюлозы и типографской краски… «Освобождение от книжной зависимости» – предмет особый, с сегодняшним не связан никак.

ЛЕВКИН. Позволь, но поскольку ты пока находишься во невдохновленном состоянии, то этот момент очень важен: человек задает тему, но не находится в состоянии вдохновения по ее поводу. И вообще, какая независимость здесь предполагается?

КРУСАНОВ. А черт ее знает. Просто такая штука, за которую можно уцепиться и вытягивать мысль из головы до невозможной в предметном мире бесконечности.

СЕКАЦКИЙ. Раз уж мы претендуем на какое-то обобщение, я хочу сказать нечто с точки зрения феноменологии алкоголя и модуса пребывания в алкоголе. Ну, во-первых, мы исходим из того, что это, очевидно, измененное состояние сознания. Почему-то мы его добиваемся, воспроизводим. Вопрос желаемости этого измененного состояния сознания – немножко другой. Я же хочу остановиться вот на какой вещи. Традиционно считается, что алкоголизм, то есть переход в это измененное сознание, есть, некоторым образом, действительный уход от ответственности – от зависимости, но и от ответственности тоже. То есть мы противопоставляем выпивку и момент чистой рациональности, думая, что они разные, что они друг другу враждебны. Можем даже иногда воспринять алкоголь и нашу к нему причастность как бунт, протест против чрезмерно рационализованного мира.

КРУСАНОВ. Да. Против бытового и социального моментов ангажированности.

СЕКАЦКИЙ. А я думаю, что это только на первый взгляд. И вот в чем дело. Я пришел к выводу, что алкоголь есть на деле абсолютная защита рационализации в этом смысле. И вот почему. Представьте себе, что мы бы не имели духа спиритуса вини как одного из великих одухотворяющих духов, не знали бы этого способа перейти в измененное состояние сознания, что тогда? Поскольку драйв, то есть тяга к переходу в измененное состояние сознания, всегда присутствует, то если у нас нет простого и доступного химического пути, начинается более длинный изуверский путь. Вот секты – трезвые, непьющие – их очень много: но никто же не доходит до такого изуверства и насилия над рациональностью, как они. В чем дело? Они отрезают себе короткий и легкий путь, в котором все видно сразу. Где видно то, чего бы ты хотел достичь: просветления, помрачения. Но поскольку они не признают этого легкого пути, они вынуждены делать очень длинный кружной путь, который и оказывается изуверским и гораздо дальше уходит от реальности, рациональности, чем наш такой традиционный способ мгновенного изменения химизма крови и пребывания в модусе а-ля алкоголь. Стало быть, мы неожиданным способом фиксируем алкоголизацию и алкоголизм в качестве некоторого страховочного агента рациональности, как нечто, что-то, что страхует от бесконечных экспериментов над сознанием, чтобы достичь того же самого, но другим путем. У Розанова есть одно наблюдение…

ЗВЯГИН. Я хотел бы уточнить, что ты подразумеваешь под словом «алкоголизация», поскольку она в наше время имеет разные толкования. Личного организма или же общественного?

СЕКАЦКИЙ. Сейчас я понимаю только одно – стремление изменить состояние сознания. В духе технологии ИСС. Только так. Это такое минимальное феноменологическое понимание, потом мы можем его раскинуть как угодно. Ну вот, Розанов, который описывает секту хлыстов, приводит любопытное сопоставление. После наиболее крутых радений, когда они входят в экстаз, возникает неожиданное сопоставление… Сопоставление с «пивушком». «Ох, хорошо было пивушко» – духовное пивушко, а мы-то видим, что это далеко идущая аналогия, не просто условное сравнение, но реальная замена «эрзаца». Другое дело – что тут есть эрзац? С определенной точки зрения – алкоголь. Но мы можем и иначе поставить вопрос. Поскольку выпивка есть наиболее легкий, человекоразмерный путь, в котором мы видим ИСС сразу, входим в экстаз сразу, а назавтра из него выходим и потом снова входим в него, тем самым мы сберегаем себя для какой-то рациональности. А они своим длинным кружным путем «духовного пивушка», они дальше удаляются от нее. То есть я хочу подчеркнуть здесь такой нетрадиционный аспект соотношения рациональности и алкоголя. Ведь первоначально это был какой-то авангардный модус бытия. То есть человечество, которое начинается… начинающееся с психоделики, с грибов, – по мнению современной антропологии – постепенно уклонилось как раз в эти длинные кружные пути. Изобретение алкоголя стало страховочным агентом рациональности. Зачем я буду верить всем этим длинным шаманским пляскам, ритуалам и учителям-гуру, когда они мне обещают то-то и то-то? Я могу это сделать гораздо проще. Вот мои друзья, вот обстановка, вот рюмка, я изменяю химизм крови и вхожу в это состояние. Тут, конечно, нужно свое мастерство, об этом, наверное, мы еще поговорим, во всяком случае, тем самым уменьшается доставаемость нашего сознания длинными изуверскими способами изменения сознания. Неожиданным образом алкоголь, оказывается, становится гарантом рациональности как таковой.

ЛЕВКИН. Прошу прощения за бытовизм, но алкоголь стоит на любом углу, и, говоря об ИСС, рациональности и иррациональности, приходится подумать и о том, что он есть продукт той самой рациональности, для которой естественно стараться закрыть все щелочки выхода в свою противоположность, предоставив единственную возможность перейти в ИСС – именно этим путем. Я говорю о возможности подмены: это, скажем, не ИСС, а его имитация, которую устраивает рациональность. И есть свой механизм в обществе: вытрезвители, менты, пиво с утра. Для ИСС что-то уж слишком общественно культивируемая рациональность измененных состояний. Почему мы должны верить в то, что этот путь – потому что он самый простой – правильный?

КРУ САНОВ. Нет, мне кажется, что Александр отметил этот момент верно. Я бы хотел добавить, что алкоголь позволяет нам действительно простым путем добиться повторяемости внеположное™. Повторяемость, ритуализация, ритуал жизни, в котором ты постоянно попадаешь во внеположность. Ты выходишь из бытовых и социальных закрепощенностеи и именно что демонстрируешь свою суверенность.

ЛЕВКИН. Тогда другой вопрос, но тоже бытовой. Отлично, человек выпивает, переходит в область жизни своих тараканов, заморочек, независимости, о которой говорит Крусанов, и тут возникает очень странный социальный момент. Вот когда кого-то спрашивают о ком-то: