Синяя книга алкоголика

ЗВЯГИН. Почему же не найдется? Я думаю, что найдется.

КОРОВИН. Кто же у нас тут такой мудозвон, деляга и посредственность? Что-то я не вижу. Но… Саша в чем прав? Люди, которые действительно перешли эту грань, они напоминают мне людей, бесконечно медитирующих. Ведь человек, оказавшись по ту сторону…

СЕКАЦКИЙ. Они как летчики-испытатели, разведчики авангардного модуса бытия, понесшие абсолютную полноту наказания.

КОРОВИН. Дело не в наказании. Может, это путь к спасению. Иное дело, что поскольку есть еще социальные моменты… я предлагаю оставить их сегодня за скобками и никоим образом не обсуждать.

КРУ САНОВ. Парадоксы христианского сознания – гибель и есть спасение.

ЗВЯГИН. Можно ли назвать разведкой процесс, который продолжается пять-шесть тысяч лет?

КРУСАНОВ. Конечно можно, ведь исследование этой терры продолжается. Наш стол тому подтверждение. И запрет на посещение метро в пьяном виде тоже тому подтверждение. Мы не знаем, чего ожидать, – это бесконечная разведка.

ЗВЯГИН. Ну, не совсем уж мы не знаем, чего ожидать. Подчас приготавливаем себе на утро бутылку пива.

КРУСАНОВ. Это другое. Мы предполагаем появление отсветов и зарниц, а само состояние опьянения таинственно, ибо оно предполагает освобождение от многих уз, в том числе от всевозможных вех и расписаний, по которым его можно вычислить. У нас с тобой есть общий знакомый, Мурад, который, когда начинает пьянку, а они у него обыкновенно затяжные, называет это так: он садится в «Б-52» и летит на задание. Эта иллюстрация удачно корреспондирует с тем, о чем говорил Александр, – с разведкой, возможно, даже с боем на чужой территории. Это вещи одного порядка.

СЕКАЦКИЙ. Процесс ректификации спирта был изобретен совсем недавно. Он насчитывает всего шесть столетий. Те напитки, которые пили древние греки, – ими же невозможно было напиться. Ну если и напивались, то это было что-то другое.

КОРОВИН. Господа! Неужели вы думаете, что китайцы, бог весть когда изобретя порох, не изобрели перегонный куб? Мне кажется, что там это появилось одновременно. Но вы посмотрите, мы сейчас живем в эту последнюю югу. В кали-югу. Самое любопытное, что три предыдущие прошли на Земле, когда там не было человека. С появлением человека наступает последняя стадия. И вот всякое наше погружение это действительно как разведка: мы заглядываем – что там в конце?

ЛЕВКИН. Постоянно длящаяся разведка. Все постоянно ходят куда-то вбок. Но где, простите, скажем, глобус этого пространства, его топографическая карта? Все, кто уходит в разведку, они либо не возвращаются, либо же не могут сообщить ничего по части кочек, речек, городов.

СЕКАЦКИЙ. Могут. Мы думаем, что ничего не достигаем, кроме странного времяпрепровождения. Но давай сопоставим факты. Я называю это силой отложенного соблазна. Есть такая странная вещь. В этом смысле Европа ушла очень далеко не столько своей техникой, сколько в том, что у нее почти нет отложенных соблазнов. Нации, которые впервые сталкиваются с алкоголем, не знают этого. Этот соблазн был для них отложен. Они умирают от него почти поголовно и мгновенно. Спившиеся алеуты, чукчи. А у европейцев – многовековой тренаж. И они несут в себе эту силу разведки и устойчивость против соблазна, и они опустошают те уголки, где никто не знает соблазна алкоголя. А неофит, новообращенный, у кого нет соблазна, – погибает мгновенно. Расскажу один почти архетипический пример. Когда один мой знакомый, большой любитель выпивки, устраивался на шампанкомбинат в Бишкеке, директор спросил его: «Ты пьешь?» Он долго думал и сказал «Да». И его взяли. А если бы он сказал «Не пью»? Директор был опытный человек и понимал, что когда человек не пьет, ибо осторожен, и попадает в место, где море алкоголя, он моментально погибает, спивается. Для него это отсроченный соблазн, у него нет опыта разведки.

КОРОВИН. Когда Швейк попал к фельдкурату Кацу, первый вопрос был: «Швейк, вы водку пьете?» И он ответил: «Никак нет, только ром!»

ЗВЯГИН. И есть мусульманский путь отказа от алкоголя.

КРУСАНОВ. Не от алкоголя, а от виноградной лозы. Про водку в Коране ни слова, и потом они освоили заменители – культура конопли, мака…

ЗВЯГИН. Говоря об алкоголе, мы то есть говорим только о взогнанном, об очищенном… о водке, что ли?

КРУСАНОВ. Мы говорим… в широком смысле. Вот еще, Сергей, ты упомянул юги, которые были до человека. Я смотрел год назад…

КОРОВИН. Человек тогда уже был.

КРУСАНОВ. В известном смысле – да, и был по ТВ такой сюжет из животного мира, как в саванне, где-то на границе с экваториальным лесом, вызревают плоды, очень сочные, опадают и бродят сами по себе. Их едят слоны, павианы, жирафы – их едят все, и это заснято: животные качаются, они… они… они торчат!!! Выходит, алкоголь был дарован не только человеку, но и слону, чтобы и он, по Левкину, не вздумал лезть в иную щелочку.

СЕКАЦКИЙ. Я читал некое исследование такого Сергея Корытина, его книгу «Тигр под наркозом», и там сказано, что сравнение «пьяный как свинья» – в высшей степени реалистичное наблюдение, потому что свиньи ходили и жрали всякие перебродившие тыквы.

КОРОВИН. Когда я видел свиней, опьяненных картошкой, когда эти смеющиеся свинарки…

КРУСАНОВ. Значит, даже свиньи ходят в разведку и демонстрируют суверенитет.

КОРОВИН. Я-то подумал, что это плоды уже нынешнего положения вещей.

ЗВЯГИН. Я хотел бы задать вопрос о том, является ли опьянение животных поиском?

КОРОВИН. Нет, Женечка, опьянение – это совершенно нормально, это в природе живого организма. Я могу сказать, что ни одно общество не достигло высот, если в его рационе не было алкоголя. Что стоит у колыбели человечества? Хлеб, сыр и алкоголь.

СЕКАЦКИЙ. Более того, общество, в котором не было алкоголя, погибало от переизбытка абсурда.

ЛЕВКИН. К примеру?

СЕКАЦКИЙ. Инки, например. Они знали только свои грибы сушеные и трубочки. Они погибли, потому что у них не было гаранта рациональности.

КРУСАНОВ. Они не сами погибли, их же того… А потом, они все поголовно жевали листья коки.

СЕКАЦКИЙ. К моменту прихода конквистадоров там были одни руины, в смысле культуры и государственности, почему их так легко…

ЗВЯГИН. Тут возник интересный вопрос: мы отделили употребление алкоголя и вошли в область кайфа.

КРУСАНОВ. Андрей, ты выйди из образа ведущего и войди в образ докладчика.

ЛЕВКИН. Это сложно, потому что меня интересует момент опять чисто бытовой. Вот мне непредсказуемость очень нравится. Она тут возникла в качестве некоторого побочного хода. Но ведь в принципе ты, конечно, понимаешь, когда тебя это настигнет, что это может настигнуть в любой момент – в зависимости от какого-то встреченного человека, но каждый раз это все равно неожиданно.

КРУСАНОВ. Вчерашний день – тому пример.

ЛЕВКИН. Вчерашний день тому полный пример, позавчерашний, ну, сегодняшний не очень… Вот я действительно хочу как ведущий спросить у Саши – эти случайности порождаются нашим желанием их или же, напротив, это вариант такого почти испытания?

КРУСАНОВ. Можно я? Потому что об этом уже говорил. О ритуализации. Жизнь же держится на повторное™ явлений. Чтобы что-то существовало, это должно быть введено в какую-то повторяемость. В данном случае алкоголь – элемент ритуала выхода в другое сознание. Это важнейший ритуал постлитургического бытия, он позволяет нам победить Фрейда – судьба перестает быть воплощенным в истории неврозом.

ЛЕВКИН. Давайте порассуждаем на тему скорости и времени езды. Есть простая логика в том, что не стоит менять партнеров по выпиванию внутри одного дня. У тебя поезд уже ушел далеко, а у них только поехал. И не надо начинать с ними их историю. И момент улавливания этого несоответствия не имеет характер релейного щелчка, а длительный: нам тебя не догнать… Отъезд-то происходит реально, в рациональном сознании он отмечается всеми присутствующими, которые точно так же рационально понимают, что да, в другом поезде человек… А как может переход в иное состояние быть таким видным с перрона?