ЭмоБой (Порок Сердца)

Антон Соя

ЭмоБой

Вступление

Вас никогда не преследовал странный сон, в котором вы вдруг оказываетесь совсем без одежды в людном месте, а вам даже прикрыться нечем?

Ветер согнал белых барашков с голубой простыни неба, и засияло нахальное августовское солнце. Оно пробилось через тонкие веки и, казалось, уже светило изнутри. Просыпаться Кити не хотела, до последнего цепляясь за хвостик волшебного сна, лучше которого она никогда не видела. Могучее полуденное солнце победило, и она нехотя разлепила глаза, но тут же захлопнула ресницы — слишком ярким был свет.

Она лежала, окруженная высокой травой, посреди небольшой поляны на маленьком запущенном кладбище при городском морге. На ее теле не было ничего, кроме веснушек, солнца и пары татуировок. Кити ущипнула себя за руку.

Но нет, она не спала, хотя и находилась еще во власти сна, переживая снова и снова его томительное безумие. Ее прекрасного сна, в котором Кити была с Егором и испытала безмерное счастье. Счастлива она была и сейчас, по инерции, и одновременно совершенно растеряна оттого, что никак не могла вспомнить, как сюда попала. Кити резко села, обхватив руками круглые колени, отбросила назад непослушную розовую челку и окончательно проснулась. Вокруг головы кружила непонятно откуда взявшаяся ночная бабочка, большая, черная и противно лохматая. Кити отмахнулась от нее и расплакалась.

— Егор, почему ты меня здесь оставил, Егор?

Несмотря на слезы, чувство душевной полноты и ощущение внутреннего покоя не покидали ее, и поскольку времени, чтобы подумать о том, как отсюда выбраться до темноты, было предостаточно, девушка предалась воспоминаниям.

ГЛАВА 1

Кити

Егор и Кити лежали на узкой подростковой кровати в комнате девушки, ласкали друг друга и, как обычно, спорили. Нежелание Кити отдаться Егору в первое же свидание переросло в ставший традиционным петтинг, и, несмотря на все усилия юного бонвивана, Кити стеной стояла за свои принципы, зная цену своей красоте и откровенно подстебываясь над теряющим голову Егором. Они были такие разные, наверное, поэтому их так тянуло друг к другу.

Восемнадцатилетняя Кити — Катя Китова — не дотянула одного сантиметра до ста шестидесяти. Ее родные светлые волосы, выкрашенные черной краской, в естественном виде существовали только парочкой прядей на затылке. А спереди красовалась безумная челка такого же нежно-малинового оттенка, как и полоски на черных носках с пальцами, которые в данный момент являлись ее единственной одеждой. Кити нельзя было назвать худышкой, скорее она была плюшевым медвежонком — пятьдесят килограммов непосредственности и бешеного темперамента. Ну и еще, наверное, килограмм стали: тоннели с плагами и колечки в заостренных маленьких ушках, лабретты в ноздре и пухлой нижней губе, подковки в твердых сосках, навелла в пупке, барбеллы в языке и там, куда так неотступно рвался через все ее доводы Егор. На ее гладком, округлом теле выглядело все это довольно брутально и вместе с тем ужасно притягательно, во всяком случае для магнитов в штанах и в груди Егора. Мозг же его при виде обнаженной Кити обыкновенно отключался и переходил в режим автопилота.

Еще у Кити была татушка на спине. Большая черно-розовая бабочка очень любила, когда ее крылышки гладили большие и теплые ладони Егора. А сегодня на теле Кити появилось новое украшение, Егор уже час с удивлением лицезрел приклеенный пластырем над левой грудью кусок полиэтилена, который скрывал свежую татуировку. Кити была совершенно самостоятельной и жила одна в бабушкиной квартире. Бабушку отец забрал к себе, с радостью расставшись с любимой, но неуправляемой дочуркой, которая словно взбесилась после того, как он, вдовец с трехлетним стажем, два года назад снова женился. Теперь у него была новая жизнь — с грудным малышом, а у Кити — квартира и полная свобода. Она училась на философском в универе и была убежденным тру-эмо-кидом. Последнее обстоятельство являлось вторым по степени важности в шкале их вечных споров с Егором после отказа терять девственность в первый месяц встреч. Так они и жили, занимались петтингом, а между ласковым делом проводили время в жарких диспутах по поводу дефлорации, виргинности и приверженности эмо-культуре, чуждой Егору почище девственной плевы Кити. И если с последней он не терял надежду вскоре расправиться и свято верил, что его час вот-вот настанет, то с эмо все было гораздо проблематичней. Простой первокурсник из института физкультуры, только что с большим трудом сдавший сессию, по всем фронтам горел в диспутах с поднаторевшей в интернет-битвах с антиэмо юной ведьмочкой. Егор был блондином, красавцем, атлетом и пловцом. И по жизни он плыл не раздумывая — по кратчайшей до финиша. Вести умные споры он не любил, но с Кити других вариантов не предоставлялось. Вот и сейчас, устроившись металлизированным донцем на его плоском, с квадратами мышц животе, она стучала по широкой груди Егора кулачками с черными ногтями, а ее смешливые серые глаза горели искорками надежды на большой спор.

— Чем тебе не угодили «Gimmy Eat World»? Егор был уже совсем не рад, что десять секунд назад дал слабину и взмолился заменить CD самых жалобных в мире эмо-панков. Мог бы и потерпеть, ведь процесс был великолепен. А теперь надо начинать борьбу сначала, а еще — аргументировать, что совсем нелегко, когда твой мозг эмигрировал в низ живота и высится нелепой невидимой громадой за спиной самой желанной девочки в мире.

— Они очень занудные, Кит. Ты же знаешь, все ненавидят эмо за то, что они грузят своими проблемами, ноют, плачут и жалуются. Никакого просвета. Может, поставим ска? Любое ска. Добавим позитива! Мы же встретились на «Distemper», помнишь, как было весело?

Тогда, месяц назад, веселье и правда удалось на славу. Они впервые увидели друг друга. Кити была как Пеппи Длинныйчулок — со смешными хвостиками, в клетчатой юбке, полосатых гетрах и кедах в ромбик. И все это летало в безумном вихре сканка. Спортсмен Егор еле успевал за скачущей, как взбесившаяся марионетка, Кити. После концерта он не удержался и сказал, что никогда не думал, что эмо могут так зажигать. Кити сделала вид, что обиделась, сказала, что может быть какой угодно, главное, чтоб не мешали. И стала ему что-то заливать про тру-эмо, а Егор шел рядом, не слушая ее, а только смотрел на смешное милое лицо и думал, как хорошо, что они встретились. В тот вечер он впервые всерьез влюбился, но до сих пор ни за что не хотел себе в этом признаваться…

— Да-да-да. Уже сто раз это слышала, — прервала ход его мыслей Кити. — Конечно, можно поставить ска, только дело совсем не в музыке. Ты просто злишься, что не можешь меня трахнуть, хотя это глупо. Не пойму вас, мужиков, какая тебе разница, как кончать? Удовольствие то же. Это скорее моя проблема. Я ущемляю себя.

— Может, хватит ущемляться?

— Нет, подожди. Осталась всего неделя. Я приняла решение, мы сделаем это с тобой цосле концерта «Му Chemical Romance», я хочу двойной катарсис. Да и тебе крупно повезло, представляешь, как парни меня разогреют.

— Ура. У нас появились сроки. Всего-то неделя. А вдруг я не доживу? Ритуалы какие-то детские.

— Ничего, доживешь. — Кити нежно погладила не желающего успокаиваться зверя позади себя. — Ритуалы, скажешь тоже. Я же не тащу тебя на кладбище, как Ритка своего первого.

Егор чуть не поперхнулся. Рита-Ритуал была лучшей подругой Кити и прожженной готкой. Кити, не заметив его реакции, продолжала разглагольствовать на любимую тему:

— Ничего плохого в том, чтобы выставлять свои чувства напоказ, нет. Чистые эмоции — это единственное, что не девальвирует в сегодняшнем мире, слезы боли и радости, искренние чувства, то, чем живет наша душа, без них она пересыхает и умирает. Смех и слезы, крики гнева и стоны оргазма — единственная валюта человеческих отношений. Теперь по поводу музла. «Gimmy» вовсе не занудные, они открытые и ранимые и делятся своими чувствами, переживаниями, а не грузят. И кстати, они с две тысячи первого года в «эмо» не играют. Я же не ставлю тебе скримо или эмо-кор, чтобы тебя с кровати не снесло.