На десерт (СИ)

Александр Моралевич

Александр Моралевич

На десерт

Что же, с наступлением осени вас, драгоценные сограждане и соотечественники.

Славная отчизна наша предоставляет всякому из нас куда как больше самых разнородных шансов отдать концы, нежели утвердиться в жизни — но вот опять, по очевидному недосмотру властей, удалось дожить до очердной осени. И, проведя лето анахоретом в деревне — вернуться в Москву.

В подмосковной деревне, само собой — лучше, чем в Москве. Потому как до сих пор «умом Россию не понять»: ведь окочурилась вся промышленность, по этой причине и взыграть бы чистоте вод и воздухов — но исчезли в окружающем деревенском пространстве все кровососущие (как то: коретра кристалинис, то есть комары, мошка и слепни). Нет отвлекающего стрекота кузнечиков, нет страстного журчания лягушек и жаб в брачный период, очевиден недород соловьев, садовых славок и горихвосток, небо решительно чисто от ласточек и стрижей, разве только вертолеты Софринской бригады ОМОНа утюжат воздушное пространство.

Большое, большое преимущество имеет деревня по сравнению с Москвой при её мириадах кровососущих чиновников и властителей. Поэтому — очень располагает деревня к вдумчивому и неспешному чтению. Чтению того, что в нынешней России именуется её художественной литературой. И в завершение этого процесса приходишь к выводу, что ВСЯ отечественная беллетристика может именоваться художественной литературой с тем же правом, с которым «жигули» могут именоваться автомобилем, МВД — правоохранительной системой, а ракеты «Булава» — ракетами.

Но так ли уж прорушно и плачевно обстоит дело? Да, на консервации сберегается ныне грандиозная система советских радиоглушилок, возглавляемая в прошлом несгибаемой (может быть, даже при посещении туалета) марксисткой товарищем Крестьяниновой. Может быть, в порядке подпирания вертикали власти, Путин еще задействует систему глушилок, но покуда этот бронепоезл стоит на запасном пути. И, отвлекшись от опрыскивания лелеемых дубов и кленов, сжираемых мучнистой росой, на средней волне 1044 метра (радио «Свобода») услышал я зачтение какого-то литературного текста — и обмер. Бах — и вот тебе вспышечный образ, бах — и очевиднейшая стилевая красота, и дальше каскадом — красота, красота!

Да, нету ни шиша своего в России, и брился я нынче бритвой «Жилетт», потому как за истекший век так и не осилила Русь выпуска безопасной бритвы. И остатки недовышибленных бандеровцами зубов в 1955 году почистил пастой «Бленд-а-мед», сработанной никак не в Кондопоге, и сел кропать заметы германской ручкой «Пеликан», заправленной американскими чернилами «Паркер», и передачей упиваюсь по приемнику «Сони», потому как своих приемников в России нетути, и восторженный текст по поводу услышанного из динамиков запузырю в Интернет на ноутбуке «Тошиба», который опять-таки маде ин не в Подольске, и друзьям

позвоню по мобильному телефону «Сименс»: вы, придурки и маловеры в

отечество — вы слышали ли вчера по радио, какой в России народился неимоверный литературный талантище?

Но тут к концу подпятила передача, ввиду чего я и плюхнулся в лужу. Ибо диктор оповестил: "Вы слушали юбилейный обзор, посвященный стодесятилетию со дня рождения Андрея Платонова".

Великого Андрея Платонова! «Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели!». Оценили, сколь человеколюбив был эффективный менеджер Сталин? Ведь должен был уконтрить Платонова, как многих других великих — а милостиво не тронул, позволил умереть в нищете. Как Михаилу Булгакову. Как Юрию Олеше, который на склоне лет прокармливался сочинением аннотации для пачек с маргарином. Искрометному Юрию Карловичу, который сказал:»Все люди — евреи, просто не все в этом сознались».

А перефразируя искрометного Юрия Карловича, хотелось бы мне обмолвиться: все люди нашей державы так или иначе сопричастны КГБ, только не все в этом сознались и оглашают это. Одни сопричастны — как жертвы, другие — как гонители и палачи. Да и сам я об нынешнем годе удостоился очерка в центральной печати под названием:»Мальчик, недобитый Сталиным». И вправду, всю семью накоротке добили, а мальчик, единственный младенец во всем богопроклятом Доме на набережной, волшебнейшим образом уцелел от чекистов, а потом и ещё много раз.

Уцелел, вражонок, да ещё и сгрохал к старости лет двухтомный роман «Проконтра» с эпиграфом:

КОММУНИЗМ — ЭТО ЗАСУХА,

ПОСТРАДАВШАЯ ОТ НАВОДНЕНИЯ.

А где гражданам отовариться этим возмутительным романом? А нигде, потому как не находится в России издателя этой книги. И, скорее всего, придется, как Михаилу Булгакову, дожидаться кончины — чтобы посмертно…Ведь «Мастер и Маргарита», хотя и с гадостными купюрами, увидел свет аж через тридцать лет после кончины автора. Да и то лишь потому, что Константин Симонов, замаливая множественные свои паскудства как административное лицо на ниве соцреализма — вымолил разрешение на публикацию в журнале «Москва». А не случись нравственных терзаний у Симонова — так бы и ветшала знаменательная книга в известных архивах. Точно так, как за семью печатями складируются в тех угрюмых архивах по сей день письма и другие рукописи Андрея Платонова. (Имею сведения — 441 учетная единица). Точно так — секрет, секрет! — неразглашаемы письма и другие тексты из наследия Маяковского.

Вот, может быть, и какой-нибудь нынешний младой нравственный литературный ущербник (а нынешние дни на них невероятно щедры!) — забуреет и в преддверии кончины затеет интригу по изданию «Проконтры».

А в этом романе присутствуют три наиглавных персонажа. И один из них — Ольга Евсеевна Соковнина. Ну, а в просвещеннейшем нашем обществе всяк встречный-поперечный знает, что Соковнина — это девичья фамилия боярыни Морозовой. Ага, той самой, что изображена на всесветски известной картине. И сани-розвальни с конвоем по бокам уносят боярыню к лютой кончине, а несломимая боярыня двуеперстием осеняет Русь. И не Русь покидает её, а она покидает Русь. Большая разница!

А пошедшая от этого корня Ольга Евсеевна Соковнина — она кто? ГЭБИСТКА! И аж на просторах двухтомника автор не выяснил, кто она больше, Ольга Евсеевна: красавица и многодетная мать, исполненная благородства — или великая ученая, играючи осиливающая умственно что угодно.

А почему же она, ярчайший зоопсихолог и этолог, то есть специалист по толкованию поведения животных, заарканена в ряды ГБ? А потому, что с самых первых дней создания ВЧК козлобородый рыцарь революции вовлекал в ряды ВЧК не только каннибалов, натуральных людоедов с сахалинской каторги, но и людей чрезвычайно загадочных. Как, например, Глеб Бокий. И вовсю на просторах империи, в голоде и несказанном лютовстве, проистекала гражданская война, и до тонкостных ли тут штучек с высшей нервной деятельностью — но многомудрый чекист товарищ Бокий скрупулезно вникал в труды дедушки Дурова, в исследования академиков Павлова и Бехтерева, в изыскания психоаналитика Бернарда Бернардовича Кажинского. И телекинез интересовал чекиста Бокия, и экстрасенсорика во множестве её проявлений, и передача мыслей на расстоянии…

И вот вам товарищ Сталин. Ведь неимоверные, многолетние, всегосударственные, титанические были употреблены усилия для уничтожения маршальского и прочего высшего командного состава РККА.

А что же семи пядей во лбу Ольга Евсеевна Соковнина? А вот, говорит она, обратим внимание на крысу. Совершенно мистическое, невообразимого интеллекта существо. И в противостоянии империализму, задействуй СССР как следует крысу — блистательных можно достичь результатов.

Ну, а дятлы? Это же потеха, что секретные лаборатории ГБ не обращают на дятлов никакого внимания, а ограничивается всё только скабрезным анекдотом с привязкой к личности Василия Ивановича Чапаева. Тогда как все разновидности дятла — сплошь убиквисты. То есть распространены по всему земному шару. Одни и те же обитают что в СССР, что в США. И в плане милитаризованности эти стремительные, сильные, бесстрашные и научаемые птицы — как раз то, что нам нужно. Вот — младенцев Ромула и Рема выкармливала кто? Волчица. А кто недреманно охранял младенцев? Дятлы! Поэтому — что там Сталин с постановом всей страны на уши. А мы возьмем дятлов, скорректируем их поведение — и шарах, в один день Америка лишится всего своего генералитета! И тут уж из этой обескровленной Америки хоть веревки вей.