Золотой дракон

Владимир Матэр

Владимир Матэр

Золотой дракон

Рисунки М. Паукера

В узком кругу военных разговор рано или поздно обязательно пойдет о службе. Так было и на этот раз. Когда преодолели «первую полосу» застолья — тосты в честь именинника, вспомнили о недавних тактических учениях. Но жены и взрослые дети явно заскучали, и это заметил один из гостей, подполковник.

— Послушайте, друзья, — заметил он. — Не всегда же мы только тем и занимались, что воевали или учились воевать. Было время — влюблялись. Хотите, расскажу одну историю? И поскольку среди нас сегодня молодежь, то, наверное, не лишне будет заметить: все, что происходит с нами в молодости, имеет значение куда большее, чем мы иногда предполагаем.

Согласие было единодушным. Наверно, еще и потому, что подполковник слыл человеком с неудавшейся личной судьбой. В свои сорок восемь лет он был холостяком и, кажется, не собирался жениться, хотя и нравился женщинам.

— Вы конечно знаете новый микрорайон в западной части города. Лет пять или шесть назад на месте двенадцатиэтажного красавца стоял небольшой бревенчатый домик с застекленной верандой. Их, похожих один на другой, много было рассыпано там.

Домик таился в глубине, на задворках, среди огородов, которые давно уж никем не возделывались и зарастали в ожидании своего часа лопухами.

Когда в последний раз я пришел туда, дом показался мне грустным, покинутым и совершенно облысевшим: не росла уже под его окнами раскидистая черемуха. Черные ветки ее почему-то всегда представлялись мне руками, с мольбой воздетыми к небу.

А в ту весну — начало нашей истории — черемуха цвела с какой-то безудержной радостью. Огород, двор, скамья — все кругом было устлано белопенным цветом. И сам дом в лунную ночь, казалось, плыл вместе с облаками в загадочную даль.

Может быть, я выражаюсь слишком старомодно, но все было именно так…

За год до события, о котором я хочу рассказать, мы с Николаем, я звал его тогда Николкой, окончили военное училище и служили в войсках — командовали взводами. Две маленькие звездочки на золотых погонах, портупея через плечо, широкий офицерский ремень — все это вызывало у нас великую гордость за принадлежность к офицерскому корпусу.

Николай был моим самым близким и единственным другом. Вместе мы учились в ремесленном, позже вместе работали на одном заводе, в один день были призваны в армию и направлены в военное училище. И там служили в одной роте, в одном взводе, в одном отделении.

После окончания училища, к нашей радости, мы получили назначение в один военный округ. Но Николая оставили служить в областном центре, а я оказался в отдаленном гарнизоне, в небольшой уральской деревушке с мягким лесным названием.

Я не завидовал другу. Напротив, даже жалел его. Потому что не в городе становятся истинными солдатами.

В день расставания мы дали клятву: хоть раз в год, но обязательно встречаться. И пусть весенний май будет нашим месяцем встречи.

Мы ведь были мужчинами, черт побери. На перроне щелкнули каблуками, взяли под козырек и пожали руки: сдержанность — признак мужественности. Потом уж, в вагоне, я смахнул слезы…

И вот он — май. Столько событий произошло за эти месяцы!

Николай, только что сменившись с караула, встречал меня на вокзале. Как и при расставании, мы взяли под козырек и, не удержавшись, расплылись в улыбках.

Самым достойным местом отметить встречу, по нашему общему мнению, был, конечно, ресторан. Только там, казалось, можно проявить свою несомненную взрослость и независимость.

Мы заняли столик на двоих рядом с оркестром. Заказали коньяк, который терпеть не могли, но слыхали, что его пьют солидные люди. И целую вазу шоколадных конфет, которые все еще обожали.

Звучала музыка. Плавно вращался зал вместе с набившейся в него публикой. И весь мир, такой благожелательный, тоже вращался вокруг нас — мы являлись центром.

Было уже поздно, когда головы мужчин, словно по велению, стали поворачиваться в сторону двери. Разумеется, повернулись и мы. Прежде увидели громоздкие часы над входными дверями. Они показывали ровно двадцать два ноль-ноль. А под часами… Под часами, щурясь и улыбаясь, стояли три женщины в непривычных, невиданно длинных вечерних платьях. Две — так себе, обыкновенные, и не очень молодо выглядевшие. А вот та, что стояла посредине… У меня перехватило дыхание, а друг мой достал носовой платок, аккуратно сложенный вчетверо, и промокнул крутой лоб, не обронив ни слова. Но я-то давно знал язык его жестов и понял, что Николай тоже в смятении.

…Они заняли столик неподалеку от нашего. Там вскоре появилась бутылка лимонада и три пирожных.

— Николка? — сказал я вопрошающе.

— Не отпустят, — ответил он. — Она им нужна.

В это время заиграла музыка. К их столику подлетела целая стая ресторанных завсегдатаев. Разных возрастов и достоинств. Не утерпел и я. Длиннее всех на голову, в кителе с золотыми пуговицами, я, конечно, обратил на себя внимание. Она встала и сделала шаг мне навстречу.

В молодости такие победы вызывали у нас гордое сознание собственной исключительности. Я посмотрел сверху вниз на своих соперников и вывел девушку в круг танцующих.

— А как вас зовут? — спросила она, танцуя.

— А вас?

— Женя.

— Женя! — Меня прорвало и понесло… — Честное слово, вы такая девушка. Как в старинных романах. Вы «Айвенго» читали? Вы непременно стали бы королевой турнира…

— На ноги наступаете, — нахмурившись, перебила она.

— Извините. Правда, Женя. Ну что тут хорошего в ресторане?! Кривые рожи и женщины… — опрометчиво убеждал я.

— Ну уж! — возразила она.

— То есть, конечно, нельзя обо всех, — я понял, что допустил оплошность. — А мы с другом показали бы, чего вы заслуживаете. Пойдемте, Женя, к нам за столик.

— Ну, прямо, — недобро сказала Женя. — Какой скорый!

Тут музыка кончилась, пары стали расходиться, а я все еще не выпускал ее из рук. Она безуспешно пробовала высвободиться и заалела, возмущенная. На нас начали оборачиваться.

— Так, да?!

— Женечка…

— Королева, да?!

— Честное слово!.. — Я был, как в бреду.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Идем! Отпусти руку.

Я познакомил ее с Николаем, усадил за столик и бросился к буфету. Уже без опаски. Потому что ее подруги теперь были с кавалерами. Я купил немного муската, апельсинов, яблок и еще шоколадных конфет. На все деньги, которые остались…

Мы угощали ее и танцевали наперебой.

Мало-помалу неловкость и напряжение рассеялись. Всем нам стало легко, просто и весело. Мы будто бы знали друг друга уже давно, смеялись по всякому пустяку, дошло до того, что я стал называть нашу новую знакомую Женькой.

Стрелки на часах незаметно подобрались к двенадцати. Мы с Николаем посидели бы еще, до закрытия. Так и планировали. Чтобы потом побродить два часа по ночному городу и — на вокзал: к утру мне следовало приехать в часть. Но теперь с нами была Женька.

— Поздно, — сказал Николай. — Пора домой, Женечка. — Он произнес эти слова с такой отеческой строгостью и, как мне показалось, нежностью, что я невольно испытал укол ревнивой зависти. Он всегда умел — теперешний полковник и доктор технических наук — точно и ко времени сказать то, что, может быть, и раньше, но беспорядочно бродило в моей голове. В мужской дружбе один всегда верховодит, сам о том не догадываясь.

На вешалке мне подали ее пальтишко. Далеко не новое…

— Женя, — сказал я, когда мы вышли из ресторана, — обещай больше никогда не ходить сюда с этими… твоими подругами. И вообще…

— Ну уж, никогда, — ответила она, капризно поведя головой.

— Никогда, Женька! Только с нами! Изредка…

Самыми достойными людьми для меня в то время были военные. Ведь только недавно закончилась война. А кто ее выиграл?! И я считал — все относятся к военным точно так же. И Женька, конечно.