Сказание о синей мухе

Annotation

«Сказание о синей мухе», уже с весны 1962 года ходившее в Москве и в Ленинграде по рукам в списках, стало известно и Н. Хрущеву, который распорядился отправить В. Я. Тарсиса в психиатрическую больницу. 23 августа 1962 года писателя схватили и доставили в больницу им. Кащенко в Москве, где он пробыл 7 месяцев.

В. Я. Тарсис

Сказание о синей мухе

РОКОВАЯ ВСТРЕЧА ГЕРОЕВ

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

ПРОСТОТА, КОТОРАЯ ХУЖЕ ВОРОВСТВА

ОПРАВДАНИЕ ДРУГА

АПОСТОЛОВ

ПОСЛЕДНЯЯ МУХА РАССЕЯННОЙ СТАИ

СВОИ ЛЮДИ — СОЧТЕМСЯ

Я И СЕЙЧАС НИЧЕГО НЕ МОГУ

Часть вторая

СЖИГАЮ И ПОКЛОНЯЮСЬ

И СНОВА — ЖИЗНЬ

ИЗ ЗАПИСОК СИНЕМУХОВА

РЕКВИЕМ

В. Я. Тарсис

Сказание о синей мухе

«Сказание о синей мухе», которое мы печатаем в этом номере нашего журнала — произведение своеобразного жанра. Это философская сатира на послесталинское общество, прежде всего, на правящий коммунистический класс.

Уничтожительная характеристика современных «вождей» и «глашатаев» коммунизма, во всей наготе показанные коммунистические нравы, логически доведенная до беспросветного тупика коммунистическая идеология — всё это придает произведению страшную разоблачительную силу.

Негодование и отчаяние, потрясающий своей откровенностью самоанализ героя превращают это произведение в человеческий документ, редкий даже для нашего времени.

Талантливость автора ставит «Сказание…» в ряд лучших произведений современной отечественной литературы. Даже некоторые недоработки и публицистические отступления не снижают сколько-нибудь существенно его художественный уровень.

Рукопись «Сказания…» была передана редакции в начале этого года, но по техническим причинам только сейчас публикуется. Очевидно, это одна из копий манускрипта, так как известно, что по Москве ходят другие экземпляры.

Мы публикуем «Сказание…» в полном соответствии с желанием героя книги, Ивана Синемухова, которого единственным стремлением было сделать свои мысли доступными всему народу.

Пастернак, Вольпин-Есенин, Нарица… в этот ряд стал еще один человек. Его имя, рано или поздно, станет известно и придаст народу новые силы в борьбе за свободу, в борьбе, которая требует героев.

Редакция

Сказание о синей мухе

Господа, земля — круглый вал, люди — отдельные шпеньки на нем, разбросанные, по-видимому, в беспорядке, но всё вертится, шпеньки цепляются, то здесь, то там, издают звуки — одни часто, другие редко, получается чудесная, сложная музыка, называется всемирной историей. Итак, мы начинаем с музыки, переходим к миру и заканчиваем историей; последняя делится на положительную часть и на шпанских мух. Гейне

РОКОВАЯ ВСТРЕЧА ГЕРОЕВ

Спору нет, — синяя муха обладала резко выраженной индивидуальностью.

Наконец ей надоело пренебрежительное отношение окружающих, и особенно философа, мнящего себя, по-видимому, хозяином вселенной. Он в одиночестве трудился на своем поприще. Он писал:

«Глупость всесильна, разум беспомощен. Что может сделать двуглавый орел против миллионноголовой гидры?

Глупость одержала решительную победу над миром еще в тот гибельный день, когда первый дурак покорился первому злодею. И власти своей над миром не уступит до скончания века…»

Как видите, философ тоже был ярким индивидуумом в своем роде, поэтому скажу несколько слов о его поприще.

Разумеется, муха об этом представления не имела и даже не представляла себе ясно, что это за пища — философия. Из этого иной сделает вывод, что вряд ли может случиться занимательный сюжет из столкновения философа с мухой, поскольку других персонажей пока в кабинете не заметно. Да и философ любил убивать мух, уничтожал их великое множество, так что герой мой рискует остаться наедине с самим собой.

Но, может быть, дело в других или в другом?

Известно, что философия — если буквально перевести это слово на русский язык — означает любомудрие.

Так считают все люди.

Но муха думала иначе.

Что́ именно думала она, станет очевидным из ее дальнейших трагических переживаний, борьбы не на жизнь, а на смерть, описанных добросовестно и тщательно, а также из мыслей и чувств самого философа.

Чтобы окончательно не сбиться с пути и цели нашего рассказа, — что весьма свойственно автору, спотыкающемуся на каждом шагу, — целые груды фактов, мыслей, соображений загромождают его путь к цели и порой даже его заставляют забыть о ней, — я перейду к позиции философа на избранном им поприще, а также постараюсь выяснить его собственное неотъемлемое отношение к этому поприщу.

Наш философ, — кстати, назовем его, хотя многие справедливо считают, что назвать человека — это еще ничего не значит, но мне думается, что все же лучше назвать; по крайней мере, если он окажется темной личностью, то уж не меня будут громить, тащить и не пущать критики и участковые надзиратели, а его самого, его сожителей, соседей, родственников до пятого колена, парторганизацию, в которой он состоял, — итак, его звали Иоанн Синемухов.

Ну, теперь, когда вы обо всем предупреждены, можно решительно перейти к раскрытию тайн и животрепещущих переживаний моих героев или, выражаясь научно, к раскрытию темы…

Но если бы автору известно было, какая у него тема… Если бы он это знал, он бы ее точно сформулировал, запланировал, подобрал бы материал…

Но в том-то и беда, что темы у него решительно никакой не было, а только одно-единственное, событие, которое скорее может показаться смехотворным, чем типичным, как это положено в добропорядочной литературе, — ха-ха! — Человек и муха, — но погодите — смеяться, ибо известно, что кто смеется над собой, потом непременно плачет.

Быть может, вы уже злорадно утешаетесь, что речь идет не о вас — ведь фигурирует только философ и муха. А поскольку вы не философ, значит…

Но извольте еще доказать, что вы не муха. А мне думается, что это доказать не легче, чем то, что вы не верблюд. Все философы почему-то это усердно доказывают. И я никак не пойму, зачем и кому это понадобилось, не говоря уже о том, что верблюд — одно из самых благороднейших созданий, — терпелив, вынослив, может обойтись без всего, не только без хлеба, но даже без воды. А сколько героизма проявляют они во время труднейших экспедиций!

Но я слишком много отвлекаюсь во все стороны. Попытаюсь на время отвлечься к главному, — если не к теме, то хотя бы к тому, о чем я хотел рассказать. Ведь я несомненно о чем-то хотел рассказать. Замечу только, что по тому, как расскажешь, будет оцениваться и то, что расскажешь.

Удивительное дело, — это звучит почти парадоксально, однако верно, как то, что день это не ночь, что белый день — это не черная ночь, а белая ночь — не черный день, что вещь, интересно рассказанная даже о мухе, становится значительной, увлекает вас, хотя вы вовсе не склонны делать из мухи слона. Но это факт, что муха может конкурировать, и не без успеха, с африканским слоном, если о ней расскажет художник, да, да…

Но я всё же отвлекусь от отвлечений, и на этот раз окончательно… Хотя не сомневаюсь в том, что отвлечения и отступления — самое увлекательное и в жизни и в искусстве.

Вот теперь-то я и отвлекся окончательно и перехожу к поприщу моего главного героя, поскольку моя синяя муха, хотя и не отличалась скромностью, всё же не претендовала на роль главной героини. Впрочем, это была ее добрая воля, — к незавидной роли ее вынудила недобрая воля автора, завзятого гуманиста и любителя философов.

За что так мне полюбились философы, я и сам не знаю. Но признаюсь, — прямо до смерти люблю эту породу людей, которая всю жизнь размышляет о жизни, не имея о ней даже такого ограниченного представления, как, скажем, синяя муха, об одной из которых будет речь впереди.