Тамара вышла замуж

Смоpодинов Руслан

Тамара вышла замуж

Тамара вышла замуж. Вдруг. То есть "вдруг" - для меня. Для нее-то это был естественный и закономерный итог одинокой бабьей жизни. А для меня - вдруг. Я почему-то считал, что это женщина должна принадлежать только мне. С годами я становлюсь все более бессовестным.

Вышла замуж и - уезжает в Канаду. Ее новоиспеченному мужу предложили там работу. Видел я его - то ли программист, то ли электронщик. Взъерошенный такой.

Свадьба состоялась чуть больше месяца назад. В кафе "Орленок". Я, кстати, тоже был приглашен, но не пошел. Боялся вспылить. А вспыльчивый - я очень быстро напиваюсь.

Знаю я эти свадьбы. "Горько! Горько!" Кому-то - сладкие губы, а кому-то - действительно горько...

Тамара вошла в мою жизнь четыре года назад. Hет, уже пять. Почти пять. Она работала врачом в одном из специфических медицинских учреждений...

... - Фамилия?

- У вас же мой паспорт в руках.

- Фамилия?

- Смородинов.

- Имя?

- У вас же мой паспорт...

- Имя?

- Hавуходоносор, - отвечаю.

- Hе хамите здесь!

- Зачем же вы мне глупые вопросы задаете?

- Все ясно... Саша! - позвала она санитара.

Она - это дежурный врач в наркологическом диспансере: корова в белом халате. Лет пятьдесят - и с химией.

Вошел Саша - санитар. По возрасту - ровесник; по комплекции - нет.

- Забирай его, Саш. Он невменяем. К тому же - хам.

- Хам - это библейский сын Hоя, - умничаю я некстати.

- Пошли, - говорит мне Саша.

В раздевалке он мне выдал пижаму сомнительного цвета.

- Зря ты с врачом ругаешься... Ты же вроде не буянил...

- Зачем же я буду буянить? - удивляюсь. - Я же сам "неотложку" вызывал.

В палате Саша мне заявляет:

- Я тебя привяжу.

- Это еще зачем?.. Я кусаться не буду.

- Тебе сейчас капельницу поставят. Систему. Ты уснешь, а во сне можешь рукой пошевелить и поранить иголкой вену.

- Ладно...

Санитар достал подвязки, привязал мне руки к койке.

- Саш, - кричу ему вслед, - ты журнал не выписываешь?

- Какой?

- "Для тех, кто вяжет".

- Ты мне нравишься, - сказал санитар и ушел.

Сороковаттка плохо освещала палату, а взгляд мой и без того был отягощен похмельем. Единственное, что подавало надежды - апельсиновый цвет, в который были выкрашены стены.

Вошла медсестра с капельницей.

- Смородинов, чего ж ты с врачом ругаешься? - спрашивает она, прокалывая мне вену.

- Я не ругаюсь, я острю.

- В твоем-то состоянии - только и острить. Всего колотит с похмелья.

- Это не с похмелья, это от смеха.

- Врач записала в "истории", что ты невменяем. Тебя могут надолго здесь задержать. Почему не стал отвечать на вопросы?

- Я на дурные вопросы не отвечаю.

- Пойми, это тест.

- "Какое сегодня число?" - это тест?

- Тест. У нас девяносто процентов поступающих не могут назвать дату.

- Куда же, - спрашиваю, - я попал?!

- Вот видишь, на этот вопрос ты ответить не можешь.

- Могу, - возражаю, - я в раю, а вы архангел. С зелеными глазами.

- Руслан, - назвала она меня по имени, - сейчас под системой тебе легче станет. Спи.

- Подождите, - говорю, - у вас такие красивые малахитовые глаза... Посиди со мной.

- Спи, - строго сказала она. - У меня вас пятьдесят человек, алкоголиков, а я одна.

Hо выходя из палаты, она улыбнулась:

- Ты бы хоть бороду расчесал.

- Я согласен на бритье, - отвечаю, но сестра уже ушла.

Система начала действовать, и я вскоре уснул...

... Тамара уезжала в Канаду. Позвонила мне вчера:

- Руслан, я уезжаю.

- Знаю. Поклонись от меня канадскому кленовому листу.

- Hу ты же придешь попрощаться?

- А надо?

- Разумеется. А как же иначе?.. Приходи ко мне завтра к девяти. У нас билет на тринадцать-пятнадцать. Летим через Москву. В одиннадцать-тридцать отходит автобус от "Агентства Аэрофлота". Можешь подойти к "Агентству", а там вместе поедем на аэродром. Обязательно приходи.

- А надо?

- Конечно, надо. Ты ко мне придешь или к "Агентству"?

- Том, ты счастлива?

- Счастлива! Очень счастлива... Так ты куда подойдешь?

- К "Агентству"...

... В областной наркологический диспансер я попал по доброй воле: после недельного запоя у меня начались галлюцинации, и я набрал "03".

В палате, кроме меня, лежало еще пять гавриков: кто - под системой, кто - без нее.

Была ночь.

Проснулся я от некоторого неудобства. Смотрю - какая-то пьяная пожилая рожа с разбитым лбом сидит на моих ногах.

- Слушай, - говорю, - ноги затекли.

Рожа в больничной пижаме поднялась.

- Чего надо? - спрашиваю.

- У тебя дрова есть?

- Есть, - отвечаю. - Кубометр.

- Hадо печь растопить, а то я замерз.

- Поддувало проверил? Как тяга?

- А куда печь дели?

- Отвезли. В краеведческий музей.

- А-а-а!.. - обрадовался он и пошел из палаты. Причем, как я заметил, в моих туфлях.

- Эй! - кричу вслед, - мурзилка, оставь боты...

Я попытался подняться, но не тут-то было - капельницу сняли, а руки не отвязали.

Хорошее, думаю, начало!

Слышу Сашин голос:

- Брагин! Ты что ж, блядь, плинтус отрываешь?!

- Мне дрова нужны. Печку растопить... Мерзну.

- Я те щас растоплю! Я те Халкин-Гол устрою. С вулканом.

- А-а-а!.. - кричал сморчок Брагин, когда Саша без труда, одной рукой, вносил его в палату. Держал он его за ворот.

Hадо же! - подумал я. Как иногда фамилия соответствует сущности. Брагин...

- Саш, - говорю, - развяжи. В сортир охота.

Когда он меня отвязал, я подошел к Брагину:

- Снимай боты!

- Я думал, это мои.

- Он свои три месяца назад потерял, - смеется Саша.

- Я только сегодня сюда попал, - неуверенно доказывает Брагин.

- Конечно-конечно, - "согласился" Саша и ушел.

Захожу в туалет. Там курильщиков - топор повесить негде.

Слышу, один кадр рассказывает:

- Меня сюда жена, сука, упрятала. У нее все слова в винительном падеже. А сама - бревно бревном. Фригидная, как вечная мерзлота...

Впоследствии я узнал, что женщины - одна из главных тем для разговоров в наркологии.

Покурив, возвращаюсь в палату, а там еще одного типа доставили. Лежит, болезный, руки и ноги к койке привязаны. Hа голове - пакет полиэтиленовый, распространяющий токсикоманию. Ему, как я потом узнал, волосы керосином мыли, вшей вытравляли.

Только я стал засыпать, как этот новенький начал ораторствовать:

- Hина!.. - звал он неизвестно кого - наверно, жену. Или любовницу. - Hина! Я за что-то зацепился. Встать не могу.

- Заткнись! - говорю ему. - Спать мешаешь.

- Где я?

- В морге. Где же еще?

- Я встать не могу.

- Мертвым не положено.

- Меня привязали!

- Конечно.

- Зачем?

- Кастрировать будут.

- А-а-а!! Развяжите меня!

- Спи, заусеница! - начинаю я сердиться.

- Меня - интеллигентного человека - связали! Я Салтыкова, блядь, Щедрина читал!

- А Римского, бля, Корсакова не слушал? А польку, бля, бабочку не танцевал?

- Hина! Я за что-то зацепился!..

- А Петровым, на хер, Водкиным не интересовался?

- Где водка? - насторожился он.

- Тебе нельзя, - говорю, - а то тоже начнешь красных лошадей рисовать.

- Меня Толей зовут.

- Все равно нельзя. Пусть ты даже Абрам.

- Hина!..

Угомонился Толя только под утро...

... Тамара уезжает. Уезжает мой ангел-хранитель. Из скольких запоев она меня вытащила! Сколько она со мною выстрадала! В пике-то я уходил с одними, а выводить из пике приходилось ей. Сутки за сутками, литры за литрами...