Трудный переход

Теперь он, стоя с парнями и девками посреди улицы, разинув рот, слушал, что говорил Ларион. Да и не один только Мишка забыл в эту минуту обо всём на свете. То, что говорил председатель колхоза, жадно выслушивалось всеми. Оказывается, Ларион и Гаранин ведут в Крутиху трактор! Ещё накануне праздника о тракторе шла молва в деревне, по как-то неопределённо. Большинство сомневалось: разве дойдёт до Крутихи этакая диковина? Да есть ли она взаправду, не сказки ли всё это? Никодим Алексеев внушительно говорил мужикам:

— Враки. Нам, дуракам, чего ни скажи, а мы рады стараться — уши развешивать.

Но вот же сам Ларион Веретенников говорит… И весь он перепачкан чем-то, и от него исходит какой-то незнакомый, машинный запах. Значит, и на самом деле есть трактор! И не только есть, но и сюда идёт, в Крутиху…

— Мы его вчерась в Кочкине заправили, а сегодня повели, — рассказывал Ларион. — Да ведь эти чёртовы дороги наши! — Ларион хмурится, и брови его темнеют. — Довели почесть до самой деревни. И бензина хватило, и всё. Но что ты будешь делать — застрял он у нас тут вот, недалеко.

— Где, где? — раздаются нетерпеливые голоса.

— Да где! — сердито машет рукой Ларион. — За вторым овражком болотце есть такое, знаете?

— Знаем, знаем!

— Там и застряли, — продолжает Ларион. — Гаранин с трактором остался, а я побежал. Надо две-три слеги привезти. А вы нам, ребята, помогите.

Что тут поднялось! С минуту стоял сплошной гвалт, потом все бросились врассыпную…

Трактор, который вели в Крутиху Ларион и Гаранин, был так называемый "агитационный". Появление его в районном селе Кочкине вызывалось требованием времени: надо было показать крестьянам машинную технику, которая в недалёком будущем придёт на поля.

Ещё за день до праздника Григорий Сапожков получил известие о тракторе и сейчас же пригласил к себе Гаранина. Рабочий жил теперь у Тимофея, но с Сапожковым у него были прежние ровные отношения. Гаранин ещё выше поднялся во мнении Сапожкова после того партийного собрания, на котором представитель райкома требовал вынести Григорию выговор, а Гаранин вступился и внёс совсем другое, противоположное предложение — наказания никакого не давать и оставить Григория секретарём партийной ячейки. Сапожков в первые дни думал, что Гаранин из каких-то посторонних соображений поступил так, но потом убедился в его совершенной искренности. Да, этот человек делал всё, как должно, по его мнению, делать, не отступая ни на шаг, не кривя душой даже в самом малом.

Но когда Гаранин пришёл к нему, Сапожков встретил его сдержанно — такова уж была его натура.

— Здравствуй! — сказал Григорий. — Есть важное дело.

Елена поставила чай. Через несколько минут явился Ларион. Председатель Крутихинского колхоза, всегда обнаруживавший большое тяготение к разной "механике" и даже мечтавший когда-то для этого уйти на завод, привязался к рабочему, расспрашивал его о машинах, о жизни в городе. Услыхав теперь от Григория, что в Кочкине есть трактор, который следует во что бы то ни стало заполучить в Крутиху, Ларион обрадовался и выразил желание немедленно туда отправиться.

— Вдвоём и поедете, — сказал Григорий, обращаясь к Гаранину и Лариону. — Ночевать будете у Нефёдова, вот ему записка.

В Кочкине трактор стоял во дворе райколхозсоюза. Гаранин быстро договорился обо всём. Кочкинский паренёк, окончивший курсы трактористов в Каменске и страшно гордый от сознания того, что он поведёт по деревням первый, ещё не виданный мужиками трактор, сильно удивился, когда Гаранин, по-хозяйски осмотрев машину, сел на неё, включил скорость и поехал как ни в чём не бывало. Узнав же, что Гаранин рабочий-двадцатипятитысячник, он сразу стал с ним запанибрата и охотно посвятил его в некоторые технические тонкости.

— Ну вот что, — сказал наконец трактористу Гаранин. — Ты гуляй на празднике дома, а я заберу машину в Крутиху. Согласен?

— Под твою ответственность, Гаранин, смотри, — предупредил рабочего присутствовавший при этом председатель райколхозсоюза. — Держать один день. Чтобы третьего мая трактор был на месте, в Кочкине.

— Порядочек! — весело сказал Гаранин. — Пошли, Ларион.

Они переночевали у Нефёдова. Кочкинская коммуна стала артелью, и председателем её попрежнему оставался старый партизан. Нефедов, прочитав записку Григория, спросил:

— Зачем вам пироксилиновые шашки? Вот Сапожков пишет, чтобы я дал вам две или три.

Рабочий с недоумением пожал плечами. Ларион же сказал:

— Если просит, значит нужно.

В гражданскую войну в Сибири партизаны подрывали железнодорожные пути, по которым перевозились колчаковские войска. Это называлось у них "починять дорогу". Одним из таких подрывников был в своё время и Нефедов. Он слыл мастером делать всякие хитроумные приспособления; Григорий об этом знал. Сейчас Нефедов куда-то сходил и принёс две фитильные бомбы собственного изготовления.

— Вот, — сказал он. — Рыбу в озере глушить собирался. Если надо, возьмите.

Наутро в день Первого мая в Кочкине был митинг. Вокруг деревянной трибуны у райисполкома собрался со знамёнами народ. Ораторы призывали крестьян смело становиться на новый путь, идти в колхозы, строить их и укреплять. Митинг ещё не разошёлся, когда перед толпой, урча, вылез трактор. Гаранин сидел за рулём, Ларион шёл сзади. За пазухой у Лариона были переданные Нефёдовым две самодельные бомбы.

Народ повалил за трактором. Машина прошла кочкинские улицы благополучно. Мучения начались за селом, когда толпа мужиков, баб и ребятишек, провожавшая трактор далеко за околицу, отстала и открылась ещё не накатанная по-летнему, едва просохшая весенняя дорога. Ларион уходил далеко вперёд и возвращался назад — разведывал путь. Гаранин искусно объезжал наиболее коварные ямы, болотца и колдобины. И всё же посадил трактор в грязь. К счастью, это случилось перед самой Крутихой.

Кузьма Пряхин и Перфил Шестаков, оба чуть под хмельком, обсуждали разные дела, когда в избу вбежала Глашка. За нею вошёл Мишка Терёхин. Парень был смущён: в избе Шестаковых за последний год, когда стал ухаживать за Глашей, он был в первый раз. Перфил взглянул на своего будущего зятя и отвернулся, Мишка опустил голову. Но в это время Глаша затараторила.

— Трактор, трактор, — повторяла она.

— Где? — враз вскинулись мужики.

Через минуту они уже были на улице.

Крутихинцы в сумерках бежали за деревню. Кто-то тащил фонарь. На тарахтевшей по улице телеге лежало несколько слёг. Лошадью правил Ларион. Фитильные бомбы он оставил дома и, даже не умывшись с дороги, поспешил на лошади назад, к застрявшему трактору. Вокруг телеги, впереди и сзади, шли люди. Тут были пожилые мужики и молодые парни и девки. Кузьма Пряхин, как был в праздничном одеянии и сапогах, так и побежал вместе с Перфилом, торопясь успеть первым.

— Фонарь надо бы, — говорил Кузьма на бегу. — Пока дойдём, темно будет.

— Ефим Полозков с фонарём вперёд пошёл!

Миша и Глаша бежали, взявшись за руки. Во дворе Мотыльковых мелькнул огонёк. Это Петя Мотыльков тоже вышел с фонарём. Звенели весёлые девичьи голоса, звучал смех. Совсем уж стало темно, когда в свете фонаря, который нёс Петя, мелькнуло почему-то испуганное лицо Никулы Третьякова..

После того как Никула, прокравшись в дом Платона Волкова, закрыл вьюшку в непротопившейся печке и потравил кур, он стал панически бояться разоблачения. Раньше было много людей в Крутихе, которые его могли выдать, теперь их почти не стало. Теперь только два человека остались, которым кое-что известно… Потому Никула и бежит сейчас в этой толпе…

Только что промелькнула мятая шапчонка Никулы, как вслед за ним большими шагами прошёл Иннокентий Плужников. Он зорко вглядывался в темноту.

Трактор не дошёл каких-нибудь полутора вёрст до Крутихи. Гаранин издали услышал шум толпы и увидел мигающие огоньки фонарей. В груди у него стало теплее. Дал им работы этот трактор! Но машина тут не виновата. Дороги — вот главное, что, оказывается, надо идущей на поля новой технике. Эх, видели бы ребята с нефтепромысла, что он тут делает!