Мост через Жальпе

— А ты говорил, что они на голове капуцина найдут сухое местечко, Бенас.

— Эти, видно, не нашли.

— Хорошая это или дурная примета? — спросил учитель, — Бегут с корабля…

— Зато в ваш дом… Для них это, наверное, отличная примета… И все-таки давайте отнесем лодку под крышу.

— Промокла, очень тяжелая, вдвоем не поднять.

— Не может быть. Не станем скромничать. — Бенас напрягся и приподнял корму лодки. — Давайте выльем воду и понесем. Вы беритесь за нос, а я пойду сзади. — Подбежав, он помог учителю водрузить нос лодки на плечо, потом, напрягаясь, поднял корму. Дейма смотрела во все глаза. Ноги подгибались от тяжести, но они поднимались на холм. Бенаса заносило в сторону — на его плечо лодка ложилась всей своей тяжестью. Дейма, держа над собой зонтик, шагала рядом.

— Борта облупились, — сказал Бенас, когда они повесили лодку в сарае.

— Каждый год краска лупится. Придется весной подновить.

— Конечно. Такой же краской.

— Такой же. Другая хуже пристает.

Учитель подошел к своему автомобилю и въехал прямо во двор. Сейчас автомобиль уже не казался Бенасу похожим на черного пса — наверное, потому, что все вокруг побурело и почернело.

Бенас пошел попрощаться с женой учителя. Дейме показалось, что походка у него какая-то скованная. Жена учителя в эту минуту как раз выходила из дома. Вскоре они оба подошли к автомобилю.

— Промокнете, — сказал жене учителя Бенас. — Не лето ведь…

— Пустяк. Да поможет вам бог, доктор.

— Вы тоже живите счастливо. Еще счастливее, чем до сих пор.

Дейма попрощалась с ней кивком головы.

— Счастливо и вам, Дейма.

— И вам всем, всему дому. Спасибо за все.

Когда Бенас садился в автомобиль, мимо ног жены учителя вдруг шмыгнула полосатая кошка, она прыгнула к автомобилю, потом метнулась в сторону и, осторожно ставя лапы в поисках места посуше, засеменила к своему дому.

Бенас проводил ее жалобной улыбкой.

— Доктор, осенью у нее все помешалось — приходит уже по нескольку раз в день, — счастливая, даже сияющая, говорила жена учителя.

— Сколько живут кошки? — спросил Бенас.

— Живут не долго. Не очень-то долго, — ответила жена учителя.

— Может, и доведется еще ее увидеть когда-нибудь… А молоко есть?

— Пока еще есть. Потом придется ходить к соседям, у кого коровы еще доятся.

— Между прочим, у нее и свой дом есть, — сказал Бенас.

— Есть-то есть, но молоко там тоже кончается.

— Осенью все мешается, — сказал Бенас. — Видите, и у меня все помешалось. — Он вышел из автомобиля, стащил плащ, а потом снял тулуп. — Чуть было вас не обокрал. Повесьте тулуп на место, пожалуйста. Мне он больше не понадобится. Спасибо.

Жена учителя взяла тулуп и держала в руках осторожно, как драгоценность.

— Приезжайте, доктор, не забывайте. Без вас будет скучно, — сказала она.

— И мне тяжело будет без вас.

Когда автомобиль медленно выезжал по усыпанной щебнем дорожке, она еще раз кивнула, держа в обеих руках тулуп. Бенас подумал, что при прощании люди часто выглядят лучше.

Учитель посмотрел на часы. Времени было хоть отбавляй, и он ехал медленно, молча, однако Бенас догадывался, что медлит он с умыслом. Так люди много лет назад везли покойного отца Бенаса — по проселкам, мимо каждого места, где он когда-то жил и любил бывать.

— А вот и Адам выходит из рая, — немного наигранно сострил учитель, притормозив машину. Это была чистая правда: по обочине дороги тащил корову Адомас. Увидев машину учителя, Бенаса и Дейму, Адомас снял шапку. Капли дождя падали на его седую голову.

— Смотрите, Адомас, берегите свою болячку… А корову уже в хлев ставите?

— Под крышу. Хлещет и хлещет дождь по хребту бедняжке. Сенца много припас…

— Прощайте, Адомас, — сказал Бенас, стараясь успокоиться.

— Не знаю, как вам это покажется, как вы к этому отнесетесь, но после больницы стал я в костел ходить и все за вас молюсь. Сам господь бог тогда вас в лес послал с нами.

— Адомас, все бы и без меня обошлось. Так совпало… Такое странное совпадение. Все бы и без меня… Спасибо, Адомас, и с богом.

— Счастливо вам, счастливо, доктор.

Когда автомобиль отъехал, Бенас обернулся. Сквозь завесу дождя еще виднелись две точки: у самого кювета точка побольше — корова Адомаса, а сам он стоял на асфальте и вроде бы все еще держал в руке шапку.

Дейма, повернув голову, глядела на взлохмаченное ветром озеро.

Вокзал был пуст. В такой день, когда и собака боится вылезти из конуры, никому не хотелось никуда ехать.

— Пора. Не нахожу слов, чтоб отблагодарить вас. Будьте здоровы и счастливы, учитель.

Учитель стоял у своей черной машины — съежившись, потупив глаза.

— Прощайте, учитель, — сказала Дейма. — Никогда не забуду вашей доброты.

Учитель застыл на месте, но когда Бенас, подойдя, взял его руку, отвернулся, потом чуть было не бросился к Бенасу в объятия. Бенас удержал его, крепко схватив за плечи.

Вагон был почти пуст. Поезд еще постоял минутку. Опустив раму, Бенас высунул из окна голову. Холодные капли дождя ворвались в вагон, забрызгав лицо Деймы.

Учитель все еще стоял у мокрого и одинокого автомобиля. Он медленно натягивал на голову капюшон.

Поезд тронулся. Вскоре учитель, стоящий рядом со своим автомобилем, стал удаляться.

Бенас не отходил от окна. Когда они уже отъехали со станции, под большой липой без листьев он увидел Герду. Ее глаза бегали по окнам вагонов, пока не разыскали Бенаса. Ветер развевал полы ее коротенького пальто.

Бенас стоял, словно мертвый, пока под яростный стук колес вагона не исчезла и она.

— Могла придти попрощаться, Бенас, — сказала Дейма.

— Могла. А может, ей так лучше, Дейма.

— И тебе? Боже, что творится на свете.

— И тебе, Дейма, лучше. Нам всем.

Перед полуночью, под стук колес поезда, он заговорил:

— Ты уже поспала, Дейма?

— Да. А ты?

— Дейма… Мне опять приснился сон.

— Да? Опять такой же?.. Бенас…

— Не знаю, может, такой же, а может, и другой. Сейчас я тебе расскажу, Дейма.

— Хорошо Бенас.

…На тот вокзал, т а м, поезд вполз ранним утром. Стайки ожидающих стояли на перроне. Встретив родных и знакомых, люди здоровались и шутили.

Казалось, кто-то заткнул уши доктора Бенаса ватой, он ничего не слышал. Безмолвно разевали рты встречающие и встреченные, их лица выглядели нелепо. Люди были похожи на рыб, выброшенных на выжженный солнцем, порыжевший берег.

Маленький человечек доставал из большой черной сумки и продавал газеты.

По подземному переходу они вышли на привокзальную площадь. Отсюда весь город был как на ладони, и оба вдали, среди мокрых от дождя труб и красных крыш, поискали взглядом тот клочок, где находился их дом, их прибежище от опостылевших слов, от чужих взоров, от коварно шелестящих книжных страниц.

Взмыв с крыши костела, в ту сторону улетели голуби.

Им предстоял еще немалый путь. С автобуса они сошли возле желтого обрыва, у подножия которого протекал бурный ручей, а за ним краснели хутора. Очень давно, когда они еще были студентами, Бенас на этом обрыве изобразил перед Деймой человека, висящего над бездной… Уцепился за толстый, торчащий над обрывом корень сосны и висел, пока она спокойным голосом не велела ему одуматься…

Бенас вел Дейму по грязным тропинкам. Потом остановился, глядя на заросший соснами берег. Когда-то он прибегал сюда на лыжах, высовывал кончики лыж над крутым обрывом и прикидывал: удалось ли бы с разбегу перелететь крохотную избушку внизу, где из трубы вьется белый дымок.

Наконец они дошли до цементной стены, за которой ничего не было видно. Теперь он ускорил шаг, Дейма едва поспевала за ним, уцепившись за руку.

— Здесь где-то должна быть лазейка, помню, что была. Неужто залатали? Здесь, в этом углу, — задыхаясь, почти несознательно говорил он, а Дейма глядела на унылые и пустые поля, уходящие вдаль до почти не видимого отсюда леса. Одна-единственная узкая неровная тропинка петляла отсюда, исчезая в ложбинах и вновь проступая на пригорках.