Рассвет над морем

Пока Фредамбер аккуратно выводил свою фамилию, Мишка Япончик укоризненно качал головой:

— Ай-ай-ай! Как нехорошо! Забывать старую бабушку! Или добрый сын может забыть родителей? Подъезжать на машине к самому порогу — и ваших нет? Ай-ай-ай!

Подпись Фредамбера уже красовалась на бланке, и Мишка сменил укоризненный тон на поучительный:

— Или ты думаешь, что платишь за то, что мне стало известно, как ты слупил пять миллионов с этого самостийника? Пхе!

Банковое обязательство было уже у Япончика в руках, и он еще раз сменил тон на дружески-ласковый:

— Ты платишь за то, что мне известны твои шуры-муры с американским консулом. Может, это интересно твоему Клемансе? А может, и большевикам интересно, что ты американец? Я доктор? Я знаю?

— Я — француз! — с достоинством ответил Фредамбер.

— Может, ты мне еще скажешь, что ты англичанка? — скептически поинтересовался Мишка.

Но дело сделано, и можно кончать комедию. Мишка Япончик примирительно похлопал Фредамбера по плечу:

— Можешь быть хоть папой римским. Что я, не понимаю?

Фредамбер осторожно высвободил плечо.

— Вы никому не скажете ни слова, мосье Мишка Япончик?

— Могила! — побожился Япончик. — Я ж — Мишка Япончик, фирма известная!

Фредамбер открыл дверь, но на пороге остановился.

— Это вы ее накачали? — кивнул он головой на номер девятый, где лежала пьяная американская контрразведчица.

Мишка Япончик хмыкнул:

— Что вы! Полбутылки коньяку мало кто выдержит! — Но тут же заговорщицки подмигнул. — А если еще прибавить ноль, запятая, пять морфия, так никто не выдержит. Можете быть спокойны: фирма несет полную ответственность!

Когда один бандит вышел в коридор, другой бандит крикнул ему вдогонку:

— Полковник! Если вам понадобятся мои услуги, выйдите прямо на бульвар и скажите: «Позовите мне Михаила Яковлевича!» — и я уже буду знать. Мои уши услышат… А ваш номер телефона у меня есть.

Глава десятая

На первое время Иностранная коллегия сосредоточила свою деятельность в катакомбах на Куяльнике.

«Хозяйство» Яковлева — редакция, типография, издательство — раскинулось под землей на обширной территории. Во-первых, для каждого из «цехов» нужна была просторная галерея, а они попадались на изрядном расстоянии друг от друга. Во-вторых, в случае, если проникнет в подземелье враг, размещение отдельных блоков подпольного хозяйства на большом расстоянии друг от друга уменьшало опасность — легче будет спасти людей, спрятать материалы, перенести в другое место оборудование.

Экспедиция готовой литературы осуществлялась двумя способами. Листовки по ночам в больших пачках, аккуратно завернутых в цветистые обертки, выносили во двор биндюжника Егоренко, и под утро биндюжник Егоренко на своей подводе отвозил их на Старый Базар, в лавочку агента торговой «фирмы» Самойла Солодия и Самуила Сосиса. Отсюда пачки каждое утро разбирали комсомольцы и комсомолки Коли Столярова для распространения. На цветистых обертках было напечатано: «Братья Поповы. Папиросы «Сальве». Подпольщики-большевики с табачной фабрики Поповых поставляли эти обертки в неограниченном количестве.

Днем экземпляры свежего номера газеты выносили в сумке газетчика. «Экспедиторами» работали три комсомольца: Сашко Птаха с двумя товарищами посменно.

В «издательстве» — галерее, расположенной недалеко от большой пещеры у входа, — день и ночь шелестела бумага, слышалось постукивание ребром пачки, выравниваемой по краям, и бойкая девичья болтовня. Пять-шесть пересыпских девушек-комсомолок, получив из типографии готовую продукцию, паковали ее стопочками по десять, затем пачками по сто и, наконец, пакетами по тысяче штук — для транспортировки.

В «типографии», тоже не умолкая ни днем, ни ночью, погромыхивала небольшая плоскопечатная машина «американка», прижимая бумажные листы к доске набора, смазанного черной краской из разведенной керосином голландской сажи. Здесь посменно работали два печатника. Здесь же, в пещерах катакомб, они и жили.

«В наборном цехе», укладывая свинцовые литеры на стальные дощечки верстаток, трудились над кассами три наборщика под командой «метранпажа» Яковлева. Жили они тоже в катакомбах.

Редакция коллегии расположилась в большой галерее, и помещение ее было «комфортабельно» обставлено. Из ровных брусков ракушечника, вырезанных когда-то неизвестными добытчиками, но так и не вынесенных на поверхность, были сложены «стол», два «стула», «шкаф» для бумаг, даже «диван» — для посетителей. На стене висел большой план Одессы, пестревший черточками и крестиками. Черточкой обозначалось место, где должны были быть вывешены или разбросаны прокламации; черточка превращалась в крестик, когда — по сведениям разведки Ревкома — это место брали под особый надзор контрразведчики и шпики. На противоположной стене в расщелину меж камней воткнуто было красное знамя с серпом и молотом и с золотой надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Это было старое боевое знамя: с ним Главные железнодорожные мастерские поднимали январское восстание против гайдамаков Центральной рады. Под надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» недавно появилась еще одна, поблескивающая новым золотым шитьем: «Украинская Советская Социалистическая Республика». Эту надпись вышили пересыпские комсомолки сразу же после того, как стало известно, что правительство Советской Украины, собравшись в Харькове во главе с Артемом и Ворошиловым, приняло решение переименовать Украинскую Советскую Республику в Украинскую Советскую Социалистическую Республику. Над «столом» редакции на железной проволоке висела большая лампа — «молния». В подземелье пользовались для освещения главным образом небольшими керосиновыми лампочками и садовыми фонарями «летучая мышь». Но в редакции и в наборном цехе, где для устающих от мелкого шрифта глаз нужно было больше света, зажигали «молнию». Ее гасили сразу же, как только кончалась работа над рукописью или набором: большая лампа слишком быстро поглощала кислород, которого в подземелье и без того не хватало, и становилось трудно дышать.

В катакомбах, под землей, всегда стояла ночь, и, как всякая ночь, она полна была своих ночных, не сразу улавливаемых, «таинственных» звуков: где-то потрескивал известняк, где-то вдруг осыпался из трещины мелкий камень. Но в темноте и настороженной тишине отовсюду доносились из далеких галерей приглушенные звуки напряженной жизни, которая в подземной ночи не прекращалась ни на минуту. Здесь люди жили и работали, словно навеки отрезанные от мира толстым слоем земли. Для них не было ни дня, ни ночи, они утратили самое ощущение времени. То минуты тянулись как-то «ползком», то, наоборот, целые сутки пролетали в напряженном труде, как одна минута.

Иностранная коллегия выпускала короткие воззвания к населению для расклейки на заборах и стенах домов, большие листовки для распространении среди солдат и матросов оккупационной армии, а также газету подпольного областкома «Коммунист». Газета «Коммунист» выходила на русском языке и дублировалась на французском. Отдельные номера печатались на польском языке — для жолнеров легиона белого орла.

В редакции иностранной коллегии работали только двое: Галя и Жак.

Жак, для которого французский язык был почти родным, который знаком был с бытом французского крестьянина и рабочего и умел говорить на парижском и марсельском арго, взял на себя авторство. По тезисам областкома или Военно-революционного комитета он писал по-французски и статьи, и листовки, и воззвания.

Галя взяла на себя переводческую часть: она переводила на французский материалы, приходившие в редакцию на русском языке.

Жак правил и редактировал Галины переводы. Зато на Галю была возложена вся корректура.

Работы в редакции хватило бы на большой штат, и Галя с Жаком работали день и ночь, отдыхая лишь по нескольку часов в короткие перерывы.

«Утро» сегодня Галя и Жак начинали, как всегда.